Сириус – собачья звезда - Сергей Валяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отлично! — кивнул Плахов. — Если что-то похожее… то у меня к тебе, лекарь, будет заказец.
— Отдел заказов слушает, — хлопнул ладонью по столу.
— Ядку-медку, а?
— Этого добра сколько хочешь, — сказал Альберто. — Пожалуйста, для хорошего человека ничего не жалко.
И летний жаркий день. И солнце в зените. И яркие краски города. И лица-лица-лица на улицах. И лицо Алексея, мелькающее среди других лиц, точно все прохожие летят на быстрых каруселях жизни.
Из магазинно-торгового хаоса и гвалта выбирались двое, Плахов и Аля. Руки девушки были заняты мягким, рыжим, как Африка, симпатичным львенком-игрушкой. Девушка была счастлива, как трехлетний ребенок. Был доволен и ее спутник. Они, веселые и беззаботные, прошли к своему автомобилю и сели в него.
Трое молодых людей в штатском тоже усаживались в свою машину. Водитель докладывал по радиотелефону:
— Я «седьмой». Они вернулись.
— Я «третий». Двадцать восемь минут отсутствовал «Плаха»… Я вас, ротозеев!.. Предупреждал же: это профи!.. Вы меня понимаете?
— Да. Понимаем. Докладываю, я «третий», они купили игрушку. Мягкую. Собака, что ли? Или кот?… Или…
— Зачем им игрушка? Что за черт! Я «третий»! Глаз не спускать! За каждым движением, за каждым шагом!
— Кажется, он над нами издевается. Я «седьмой».
— В чем дело?
— Издевается, ей-Богу!
Машина, где скрылись двое влюбленных, стартовала, но не спешила набирать скорость, медленно проплыла мимо «волги»… Лежащий у заднего лобового стекла львенок улыбался миру доброй, радостной улыбкой. Однако некоторым взрослым дядям эта улыбка казалась издевательской.
По загородному скоростному шоссе мчалась связка из двух автомобилей. Все, находившиеся в этих машинах, были напряжены, кроме одного счастливого человека.
И этим человеком была Аля. Она восторгалась:
— Бог мой! А куда мы едем? Мы туда? Или не туда?… Я двести лет не была… на просторах Родины!
Уррра! Смотри-смотри, это корова?
— Это бык. А у тебя красная кофточка.
— Алеша, а там сеновал есть? — смеялась девушка.
— Там все есть, как в Греции, — отвечал Плахов. — Все есть, но у нас, родная, маленькая проблема. — Он пристально смотрел в зеркальце заднего обзора.
Девушка оглянулась, выглядывая из-за мягкой игрушки, как из-за бруствера.
— Вот эта машина? Хм! Машина как машина! Четыре колеса!..
Алексей вытащил из кобуры пистолет.
— Будет три колеса… «Далеко мой стук слышится вокруг» — это загадка про меня,…
— Алеша, ты будешь стрелять? — испугалась девушка.
— Всего один раз, родная… Для профилактики.
Две машины продолжали мчаться по скоростному шоссе, все быстрее и быстрее. Неожиданно на пересечении шоссе и грунтовой дороги «жигули», резко затормозив, развернулись, подняв клубы пыли… Два автомобиля пошли на сближение… Слабые пистолетные выхлопы — и «Волга» заюзила по асфальту; вылетела в придорожный глубокий кювет. Из поверженного авто с проклятиями выбирались люди в гражданском, наблюдая, как на ухабах грунтовой дороги трясутся «жигули», увлекая за собой густой шлейф пыли…
— Боже мой! Что за дороги? — кричала Аля.
— Зато нужное нам направление, — отвечал Алексей.
— Это какое такое направление?
— В глушь! — кричал водитель. — В самую страшную и ужасную глушь! Где кикиморы и лешие!
Между деревьями мелькала синяя речная полоса, потом исчезла, потерялась за стеной деревьев и густого ельника. Плахов промычал:
— М-да! Лес чудес до небес!
— Ой, замок!
Впереди, словно из чудесной, сказочной лесной глубины, поднимался огромный дом с колоннами. Похожий на странный замок с башнями, бойницами, рвом, наполненным водой. Издалека замок казался величественным и не слишком разрушенным. Алексей объяснил:
— Мы все-таки на верном пути. Это бывшая графская усадьба. Мы здесь с Альбертом и Ляпиным каждый камень облазили… По молодости и дури… Тут, Аленька, страшная тайна имеется.
— Ну? — не поверила девушка.
— Но я тебе ее не раскрою. И не покажу.
— Почему?
— Болтун — находка для шпиёна.
— А я не болтун, — обиделась Аля. — Я женщина.
Двое стояли на разрушенном балконе замка и смотрели окрест. Летний лес был недвижим и вечен. Где-то там, за лесной стеной, искрилась речная излучина. Над поляной плыло мягкое, золотистое свечение — желтели-белели ромашки. Машина с открытыми дверцами казалась сверху странным, неуклюжим насекомым.
— Господи! — вскинула руки девушка. — Шаг! И улететь в небеса. Как хорошшшо! Как в храме!
— Но! Но! — Алексей взял Алю за руку. — Рожденный ползать летать, как известно, не может. — Состроил таинственную рожицу. — Сейчас я тебе тайну страшную открою.
— Ой, я боюсь! — сказала девушка.
— Я тоже, — пошутил ее спутник.
Плахов смочил тряпки самодельного факела бензином, потом поднес зажигалку к ветоши; факел вспыхнул бесцветным на солнце пламенем, чадящий дым потянулся к небу.
— Фонарик чище, но с факелом экзотичнее, — сказал Алексей и повел спутницу по лабиринту коридоров.
Они спустились вниз по лестнице. Прошли несколько разрушенных пролетов, пока не оказались. в тупике. Аля удивилась, взглянула на Плахова. Тот ободряюще улыбнулся, провел рукой по стене, обнаружил только ему известную, незаметную нишу… Раздался душераздирающий скрип механизма, и одна из плит стены медленно начала разворачиваться.
— Шмыгаем, — предупредил Алексей, — а то пальчик прищемим.
— А что там? — трусила девушка.
— Подземный ход. По нему, говорят, граф… в женский монастырь… Давай-давай, скорее… Промедление смерти подобно!
— Алеша! — Но Плахов, не слушая возражений, втянул девушку в расщелину, и они пропали в глубине подземелья. Через несколько секунд плита, совершив полуоборот, заняла привычное место.
Неверный свет чадящего факела освещал путь. Подземный ход был вырыт в мягкой глинистой почве. Двигаться по нему можно было свободно, в полный рост, но иногда путь оказывался полузаваленным. Аля страдала:
— Мы что, кроты? В шар земной зарываемся? Куда это мы?
— Туда, где свобода! — был ответ.
В реке плескалось солнце. Над тихим, заросшим кустарником и деревьями берегом плыла полуденная нега. Природа была прекрасна в своей первозданной красе. Вдруг, ломая кусты, сверху сорвалась глиняная глыба. Грубой силой врезалась в чистый покой реки. Вода возмущенно забурлила.
С криком и смехом по заросшему склону сбегали Алексей и Аля.
— Ура! Я уже не верила, что солнышко увижу!
— А вон там, на том берегу… монастырь… женский, — кричал Плахов. — Тоже разрушили! Все разрушили!..
— Ой, какие мы грязные, чумазые, — заметила Аля.
— А в чем дело? Купаемся…
— Ой, а я без купальника!
— Здесь ни одной живой души.
— А мы?
— Мы живее всех живых!.. И одни! На этом белом свете!
— Урррра! Тогда купаемся!
Они, как дети, плескались в реке. Были наги, прекрасны и свободны. И казалось, что эти двое и есть первые люди на планете Земля.
Сонная, милая, пыльная деревенька сползала к реке. Лениво брехали собаки. У берега плескался крикливый выводок малолеток. Одна из покинутых изб у реки оказалась жилой: во дворе — машина; из трубы — дымок; на крыльце — девушка, стряхивающая половичок, и обнаженный по пояс молодой человек, поднимающий многопудовый наковальный брус.
— На тебе, бугай, пахать и пахать, — смеялась девушка. — Где твой интеллект? Я не вижу.
— По-твоему, я дурак? — швырнул брус на землю Плахов.
— Дуралей-бугалей! — хохотала Аля, убегая от любимого. — Сколько будет дважды два?
— Стой! — резкое движение в ее сторону. — Будет пять! И ты, милая, это подтвердишь?
— Не-а! — Аля кружила вокруг машины.
— Так, да? — Открыв багажник, вытащил оттуда набор ножей-финок. Сталь опасно блеснула на солнце.
— Хочешь зарезать, как поросенка! — смеялась девушка. — Хрю-хрю-хрю!
— Ну-ка, Пятачок, подопри спинкой и попкой сарай! Трусишь?
— Ха! — и мужественно, гордо прошествовала к бревенчатой стене. — Ну? — Повернулась храбрым юным лицом к Алексею. — Режь своего любимого Пятачка!
— Стой, как памятник!
— Позор живодеру! Позор…
И не успела докричать. Сталь блеснула на солнце. И три острых жала вонзились в бревна, захватывая голову девушки в смертельный капкан: два ножа у горла, слева и справа, один — над самой макушкой. Аля на мгновение превратилась в памятник. Потом услышала шаги, дыхание и голос:
— Ну, сколько будет дважды два?
— Пппять, кажется? — Открыла глаза. — Я еще живая?
— Да, кажется, — вырывая из бревен ножи, подтвердил Алексей.
— Боже мой! А если бы у тебя, живодер, рука дрогнула?
— Я не ошибаюсь. В подобных случаях.