Сириус – собачья звезда - Сергей Валяев

Потом девушка перебегает через дорогу, ныряет в сумрачную подворотню. Минует ее — во дворе автолюбители ремонтируют машину. Аля не обращает на них внимания, весело и беспечно входит в подъезд. Вызывает лифт. Смотрит, как тяжелая кабина плавно спускается на первый этаж. Вдруг, словно из-под земли, появляются двое, Молодые люди любезны:

— Разрешите вам помочь.

— Что? Помочь? Не надо мне помогать, — удивляется девушка.

На узкой, армейской кровати просыпался Алексей. Сквозь щели штор пробивалось солнце. В комнате — тишина, аппаратура отключена. У компьютера спит Ляпин.

Плахов направился в ванную, умылся. Потом прошел на кухню, открыл холодильник — в нем, как снаряды, лежали бутылки шампанского. Алексей, удивившись, закрыл дверцу. Вернулся в комнату, начал собираться; задел стул — Ляпин проснулся. — Ой? Где я? Неужто еще на свободе?

— Гений! Тебя ждет шампанское «Бурбон», как я и обещал, — сказал Плахов. — Я думал, ты уже гуляешь!

— Я работал, гражданин начальник, как последняя сука. — Положил на стол компьютерную дискету. — Это оригинал… Но есть дубликат… бесценного груза… На всякий случай.

— А ты голова, Ляп! — восхитился Плахов. — Скоро буду учиться у тебя, Толя. — Взял дискетку. — Хм! Легкая, как перышко, да тяжелая, как судьба.

— Ты того… осторожнее… Это бомба… Может взорваться в руках, — предупредил Ляпин.

— Я знаю, Толя. — Спрятал в карман куртки магни-тофончик и дискетку.

— И что дальше?

— Что? Не знаю. Пей, гений, шампанское. Заслужил.

— А ты?

— На работе не пью, — и потянулся за бронежилетом.

На кухонном столе — литровая банка с молоком, домашние пирожки, пакет с огурцами и помидорами, яблоки, мягкая игрушка.

За столом сидит Потапов, бесцельно катая яблоко. За его движениями следит Аля. Она напугана, заплакана. Сидит на табурете, за ее спиной — два громилы.

— Ну-с, погеройствовала, и будя, — говорит Потапов. — Истеричка? Время их прошло. Последний раз спрашиваю: где Плахов?

Аля молчит.

— Где? — ударяет ладонью по столу.

— Я… я… не знаю…

— Знаешь, дура! — Следующим ударом плющит яблоко. — Знаешь, тварь!

— Как… вы смеете! — возмущается девушка.

— Сссмею, — шипит с угрозой Потапов. — Мы сейчас тебя, голубку, заправим хором, — делает неприличный жест руками, — и посмотрим, как ты запоешь… ты…

— Дурррак! — неожиданно кричит Аля и, кинувшись к столу, выплескивает из литровой банки в лицо Потапову… козье молоко…

Над набережной возвышался бетонно-мраморный, мощный бастион Верховной власти. Вверху реял трехцветный стяг. Внизу парковались сотни машин. Среди них пряталась машина Плахова. Сам же он полулежал за рулем и через светозащитные очки наблюдал за суетным миром. Сновали люди с депутатскими значками. Они были очень озабочены. Очевидно, судьбой Отечества.

Алексей задумался и увидел-вспомнил:…опытные, наученные бойцы в пятнистой, защитной форме рубят саперными лопатками, прикладами автоматов, коваными ботинками покорно скотскую, охающую биологическую массу. Мучительный стон, кровь на лезвиях лопаток, гарь от танков. Бойня.

К автомобильной стоянке подходил грузный человек в кожаном пиджаке. Плахов внимательно следил за ним. Человек открыл дверцу своей машины. Хотел бросить на сиденье «дипломат», но… задержал руку — на сиденье лежал портативный магнитофончик. Сделал паузу, потом осторожно сел за руль, осмотрел магнитофон и утопил клавишу.

— Дядя Витя! Это я, племяш родной! — услышал он измененный, разбитной голос. — Из твоей бывшей Конторы. Посылочка имеется. Легкая, как перышко, да тяжелая, как судьба, для некоторых, известных тебе… Если на встречу согласный, то будь добр, дядя Витя, протри стеклышко заднее. А встретимся мы… — Проехала грузовая машина и своим шумом задавила, где и когда они должны встретиться, дядя и племяш.

Грузовик проехал, и Плахов увидел, как «дядя Витя» выбирается из машины и сухой тряпочкой протирает заднее стекло. Потом снова садится в автомобиль. И уезжает.

Плахов доволен, подносит к лицу часы и ставит сигнал зуммера на только ему известный час «X».

По скоростному шоссе мчались «жигули». Утомленное солнце медленно спускалось к пролеску. Кружили под музыку приемника ласточки над предвечерними полями…

На околице паслась коза. Пастух полулежал на овечьем тулупе и читал газету. Алексей, подъехав к нему на машине, улыбнулся.

— Что пишут, дед Григорий?.

— Чегось? — недовольно поднял голову пастух.

— Это я. — Плахов снял солнцезащитные очки. — Как дела? Как Аля?

Дед Григорий живчиком подхватился на ноги.

— Лексей! Бяда! Тут без тебя наехали какие-то…

— Что?

— Я ж говорю: Аля-краля утречком в город… А потом возвернулась… Чегось?… И не одна. С городскими. Ну, такими. Кавалерами…

— Они в доме?

— А хто его знаеть? А хто такие?

— Друзья, дед Григорий, — ответил, покусывая губы, Плахов. — Заклятые друзья-товарищи.

— Я и вижу, шо за друзья. Шото ты, сынок, напрягся, как бычок, — заметил дед. — Может, того… подмогу…

— Нет, дедуля, спасибо. Тут уж я сам… «Далеко мой стук слышится вокруг…»

— Чегось? — не понял дед Григорий.

— Это присказка, — ответил Алексей. — А сказка впереди.

Вдоль желто-белого ромашкового поля по проселочной дороге пылили «жигули». Пыль за машиной поднималась густым столбом, точно густой дым — сигнал бедствия.

Напряженное дыхание человека. Беспокойный луч фонаря. В его световом пятне мелькают лоснящиеся маслом оружейные стволы: АКМ, американский карабин, оптическая винтовка, ручная ракетная установка. Потом, как предупреждение, громко и весомо клацает затвор карабина… Собрав все оружие и завернув его в мешок, Алексей осторожно вынес его на улицу, уложил в багажник машины. Взглянул на часы — час «X» приближался.

Окна избы были наглухо закрыты. Слабый предвечерний ветер гулял по деревьям и кустам. Под кустом сидел человек в штатском и жмурился, как кот, от природного великолепия: лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, золотили пыль.

Неожиданный профессиональный захват — и человек в штатском исчезает в кустах. И снова тишина и покой.

На крыльце появляется еще один субъект в штатском, смотрит в кусты.

— Эй, Крючков, выходи. Смена в моем лице…

И делает шаг вперед. Тупой удар брошенного ножа, и человек падает в золотистую пыль. Перепрыгнув через труп и ступеньки, в избу врывается Плахов.

— Лежать, бляди! Убью!..

Трое в штатском отступают к стене. А за столом сидит Аля, напряженно улыбаясь. Рядом с ней — Потапов. Дуло его пистолета у девичьего виска.

— Ну, что, голубок, прилетел? — спрашивает Потапыч. — Еще шаг, и твоя голубка… Оружие на пол!..

Алексей бросает свой пистолет. Потапов приказывает:

— Взять его аккуратно… Пешка свое отыграла, — и опускает руку с пистолетом на деревянный, крепкий крестьянский стол.

К стоящему с поднятыми руками Плахову приближаются трое. Но он делает резкий шаг им навстречу… одновременно выпустив из обшлага куртки нож-финку. Нож впивается в запястье Потапова, пригвождая руку к дереву стола. Несчастный корчится и вопит от боли.

— Аля! На улицу! — рычит Плахов, вступая в смертельную схватку. Один против троих. Четвертый, Потапов, с мукой на лице вырывает нож из своей руки… И, окровавленно бешеный, бросается в водоворот схватки.

По проселочной дороге бросало «жигули». Водитель был окровавлен и зол. На переднем сиденье жалась от пережитого страха девушка. Алексей ругался:

— Я же тебя просил… Родная! Дорогая! Черррт! Ну, бабы! Если мир погибнет, то только от вас, дур!

— Алеша, я больше не буду. Я не думала…

— Никогда не думай! Думать буду я! Я!

Над дальним пролеском, синим от наступающих сумерек, зависло два вертолета. Плахов снова чертыхнулся: — Тьфу, черррт!.. Как медведя в берлоге.

— Что?

— Птичек, родная, подняли. В капкане мы.

— Алеша, я не хотела…

— Хватит об этом. — Взглянул на часы. Зуммер как сигнал бедствия.

— Ты весь в крови, — сказала Аля.

— Это не моя, — ответил. — Чужая.

По скоростной трассе двигалась колонна боевых машин пехоты: крытых брезентом грузовиков, легковых автомобилей. Эфир был забит радиопереговорами:

— Я «восьмой»! Квадрат А-семнадцать перекрыт!

— Я «пятый»! Квадрат Д-двенадцать закрыт!

— Я «второй»! Жду приказа!

Над лесом угасал закат. У него были кровавые отблески.

Машина подъезжала к замку-усадьбе. В сумерках графские развалины казались неприступными. Автомобиль поднялся на каменный мостик, изгибающийся надо рвом, остановился. Плахов выключил мотор. Шум леса и надвигающийся издали какой-то напряженный, угрожающий гул. Алексей поцеловал любимую в щеку.