Сириус – собачья звезда - Сергей Валяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, е'мать так! — хрипит в трубку.
— Дрыхнешь, Ляпин, — доносится рокочущий голос Плахова. — «Днем спит, ночью летает и прохожих пугает». Это про тебя, дорогой. Голова бум-бум, как разрывная пуля?
— Откуда знаешь?
— Я все знаю. И могу вылечить.
— Как?
— Народным способом. А пока найди Альберто. Передай, что встречаемся у тебя.
— И сообразим на троих?
— Сообразим, алкоголик, сообразим, — пообещал Алексей.
«Жигули» плыли в общем механизированном потоке, как щепа в бушующем море. Человек за рулем, спокойный и невозмутимый, внимательно следил за обстановкой. Только на одном из светофоров на мгновение замешкался, увидав как бы наяву:
…двое в пятнистой защитной форме бьются в рукопашной схватке. В кровь. В кость. До озверения.
По телевизору демонстрировали документальные кадры военно-боевых действий: люди в защитной форме улыбались в объектив видеокамер, потом давали автоматную очередь, делали короткие перебежки и снова стреляли, затем вскипали взрывы на городских улицах. Лица раненых, крики, хаос, смятение, боль.
Алексей сидел в сумраке комнаты и работал: чистил тяжелый внушительный пистолет.
В прихожей раздался звонок. Из кухни, держа в руках стакан с коньяком, появился Ляпин. Открыл дверь. Шум, возгласы; потом в комнату вошел Альберто, традиционно веселый и беспечный франт, за ним маячил Ляпин.
— Опять сборы на войну? — спросил Альберто. — Леха, ты все время впереди батьки в пекло!
— Неужели? — удивился Плахов.
— А ему больше всех надо, — подал голос Ляпин. — Кажется, он решил штурмом брать Кремль.
— Ляпин, прекрати себе наливать, — поморщился Альберто. — Еще не вечер, а ты уже в полете? Летаешь!..
— Мозги гениальные пропиваешь, — в рифму заметил Алексей.
— Мозги! — вскричал обиженно Ляпин. — А кому они нужны? Тебе? Ему? Кому?
— Нет, Ляп, ты мне не нравишься, — сказал Альберто. — Говорю тебе как врач.
— И мне тоже. — Алексей прицелился в друга из пистолета. — Ляпкин, предупреждаю: ты мне нужен.
— Эй-эй, вояка, убери свой пиксафон, — огрызнулся хозяин квартиры. — Мои мозги, что хочу, то и делаю… С ними!
— Повторяю: мне нужны твои трезвые мозги, Толя, — сказал Плахов. — Завтра вечером.
— Бббуду трезв, как унитаз. Завтра вечером.
— Толя, ты меня знаешь. Я не хочу тебя терять, — вполне серьезно сказал Алексей.
— По этому поводу анекдот, — заерзал на стуле Альберто. — Врач после вечернего обхода собирается уходить из палаты. Говорит: «До свидания, товарищи. А вы… Ляпин… прощайте».
Толя посмотрел на друзей больными глазами, махнул рукой, огрызнулся:
— Да пошшшли вы все!.. — и ушел на кухню.
— Чего это он? — поинтересовался Альберто. — Чувство юмора потерял?
— Кто-то теряет, кто-то находит, — проговорил Плахов. — Как твоя агентура? Накопали?…
— Двух покойничков, гражданин начальник, — ответил врач. — Высокопоставленных… Генерал и депутат… С такими же странными признаками…
— А фамилии? — прервал друга Алексей.
— ФИО? Имеются, я записал, — Альберто порылся в карманах пиджака. — Вот! Во всей красе! — Передал листочек. — Ты просил, ты и получил. Ничего не жалко для друга.
— Спасибо, — прочитал фамилии, покачал головой, потом поднес к бумажке зажигалку, щелкнул — бумага вспыхнула. — Береженого Бог бережет.
— Серьезно на штурм Кремля?
— Да, пора, брат.
— Это как в том анекдоте…
— Да погоди ты, — не выдержал Алексей. — Лучший анекдот — жизнь. Принес зелье?
— Принести-то принес, только зачем? — Альберто кивнул на пистолет. — С таким арсеналом? С такой огневой мощью?
— Это для других. А с дамами я сражаюсь их же оружием.
— Что? У тебя рандеву с дамой? — оживился врач. — Я бы тоже познакомился.
— Альберто, эта дама — всем дамам дама. Отправляет клиентов пачками на тот свет, — сказал Плахов. — Впрочем, если вы, месье, настаиваете…
— Нет, благодарю, — поднял руки Альберто. — Мне и на этом свете пока хорошо. А для таких дам — знойных, как юг, — ничего не жалко. — Нашел в кармане лекарственную упаковку. — Достаточно одной таблетки — и дама… кувырк!.. Аминь!
— Аминь! — Плахов взял упаковку. — Может, проверим действие?
— Только не на мне! — вскричал Альберто.
— Тогда на Лялине, — предложил, усмехаясь, Алексей. — У него организм крепко пропитой… Если…
Неожиданно в кухне раздался странный шум. Друзья переглянулись и поспешили на непонятные звуки. Дверь в туалет была открыта, крышка унитаза сбита. Сам же Ляпин стоял над унитазом и выплескивал из бутылки коньячную бурду. Коньячный дух благоухал над унитазным лепестком. Алексей сказал другу-врачу:
— А он мне нравится.
— И мне тоже, — сказал Альберто.
Был поздний вечер. Алексей выбрался из машины, прошел в подъезд чужого засыпающего дома. Поднялся по лестнице на третий этаж. Ключами-отмычками открыл дверь. Квартира чернела провалом. Включил фонарик. Прошел на кухню. Из шкафа достал два фужера. Хрусталь заискрился в свете фонаря. Бурлящая вода из открытого водопроводного крана закипела в фужерах.
Два фужера с водой стояли на столе. Их увидела моложавая, симпатичная женщина, когда включила свет в гостиной. Она сделала естественный шаг вперед — и ее руки оказались в мертвом захвате. Щелкнул замок наручников. Женщина неловко, лицом вниз, плюхнулась на диван. Вывернула голову — над ней навис человек. Она его сразу узнала, прошипела с ненавистью:
— Плахов, ты! Дурррак! Пусти!
Алексей спокойно сел в кресло напротив дивана.
— Привет, Ручка Золотая.
— Убьююю! — извивалась на диване.
— Не-а, не получится, — цокнул языком Алексей.
— Что тебе надо? — скрипела зубами.
— Ответ на вопрос, — положил на стол репродукцию картины, на которой был изображен генерал армии, стоящий на поверженных стягах рейхстага. — Твоих рук дело, змея?
Женщина перекосилась от злобы.
— Насадить меня хочешь, сука? На харево не выйдет! — И харкнула на репродукцию.
Последовала жесткая пощечина.
— Не делай резких движений. Советую как коллега коллеге.
— Если ты меня… Тебя тоже…
— Твоя работа, Ручка Золотая, твоя… Стиль дамский…
Женщина неожиданно расплакалась.
— Алеша, ты же меня знаешь, я выполняла приказ.
— Чей?
— Чей-чей? А то ты не знаешь. У нас с тобой один Хозяин. Подставили меня, падлы!.. Я ничего не знала…
— Знала, Золотая, знала, что этот генерал — мой отец.
— Клянусь…
— Какие клятвы, мастерица?
— Отпусти, сволочь!
Плахов включил радиоприемник — эстрадная музыка. А женщина билась в истерике — кричала, визжала, затем обессилела. Алексей, выключив радио, спросил:
— И все-таки почему его? И еще двоих? Из обоймы Генштаба.
— Не знаю, ничего не знаю.
— Ответишь — будет шанс.
— Шанс?
Показал ключик от наручников. Женщина глянула на ключик, потом вздохнула.
— Все равно убьешь… Я тебя знаю, Плаха.
— Убью, но шанс есть. Слово офицера.
— Кто верит словам? Сейчас? — Пожала плечами. — Не знаю, что-то с операцией «Сириус»… Больше ничего не знаю… И знать мне не положено.
— «Сириус»?… Есть такое созвездие. — Поднялся на ноги. — Слушай меня внимательно, Ручка Золотая, никаких резких движений. Ты меня тоже знаешь. — Указал на два фужера. — Выбирай. В одном — дорога в ад. Прошу… дорогу женщинам я привык уступать.
— Там яд, — догадалась. — Ты с ума сошел, Плахов?
— Повторяю, никаких резких движений. — Снял наручники. — Шансы у нас равны… Фифти-фифти…
— Блефуешь? — Массировала запястья.
— Зачем? — Пожал плечами.
— Вот именно: зачем тебе этот эстрадный номер?
— Во-первых, испытываю судьбу, поскольку фаталист. А во-вторых, дам я убиваю их же оружием. Прошу!..
— Ну, хорошо, поиграем в судьбу. — Мстительно прикусила губу. — Еще неизвестно, кто уйдет в жмурики. — Взяла один из фужеров, понюхала воду, поднесла к глазам. — Нет. — Поменяла фужер. — Твой выбор, дешевый…
— У меня богатый выбор, — усмехнулся Плахов, взял со стола фужер. — Ну, ваше здоровье, мадам!
— Будь ты проклят! — и залпом выпила из фужера.
— Молодец, — похвалил Алексей и тоже отпил из своего фужера. — Тебе дадут медаль. Посмертно.
— Пошутил, дурак! — ощерилась женщина. — Я так и…
И недоговорила: судорога исказила ее милое накрашенное лицо, глаза выпучились от дикой внутренней боли — и через секунду все было кончено. Ручка Золотая рухнула на ковер, как манекен.
Алексей спокойно посидел в кресле, допил воду из фужера. Потом вытащил из куртки полиэтиленовый пакет. Бросил фужеры в пакет. Они разбились — зазвенели, как новогодние игрушки.
Наклонился над трупом, с брезгливостью проговорил: