Мсье Гурджиев - Луи Повель

Трудно отмахнуться от фантастической и в то же время вполне правдоподобной гипотезы о том, что Сталину могли быть знакомы — по донесениям разведки или по слухам, доходившим с Запада, — сведения об успехах его однокашника по Тифлисской семинарии по части «коллективизации», «штурмовщины» и «перестройки сознания». Ведь, собственно говоря, оба «кавказских мага» в разных условиях и с разными целями занимались одним и тем же: расчеловечиванием своих подданных. И тот из них, который проводил это «мероприятие» в масштабах целой страны, мог учитывать более скромный, но от того не менее эффективный опыт своего предшественника. Гурджиев стал прямым или косвенным виновником смерти всего нескольких своих «адептов», в числе которых следует особо упомянуть замечательную новозеландскую писательницу Кэтрин Мэисфилд, скончавшуюся от туберкулеза в хлеву Авонского Аббатства. Сталин, как известно, загубил миллионы человеческих жизней. Но гибель одного человека ничуть не менее трагична, чем гибель целого миллиона. И ответственность за нее в обоих случаях можно считать одинаково тяжкой. В одной из глав своей «Розы мира» Да­ниил Андреев описывает открывшиеся ему в видениях картины посмертных мытарств Сталина, этого демонического существа, «питавшегося всю жизнь испарениями страданий и крови»[19]. Никто до сих пор не поведал нам, каково было — и продолжает быть — посмертие Георгия Гурджиева, питавшегося праной, жизненной энергией своих жертв; скорее всего, оно менее ужасно, чем запредельная участь Сталина, по ясно одно: развоплотившись, он, насмехавшийся над религиозными истинами, заменявший их собственными сомнительными до­мыслами, прижизненно олицетворявший себя с Повелителем мух, бесовским князем Вельзевулом, не мог не повстречаться с героем своей книги воочию, а уж что там между ними про­изошло — об этом мы судить не вправе.

Нам важно другое. Группы, подобные гурджиевской, «учения», более или менее схожие с учением «Темного учителя танцев», множатся теперь по всему миру. Совсем недавно мы стали свидетелями бурной деятельности двух таких групп — «Богородичного центра» и «Белого братства». Подробности, которые сообщались об обеих этих сектах в периодике, достаточно красноречивы. «Белые братья врывались в православные храмы, срывали богослужения». Их лозунги — «Православные церкви — прибежище дьявола, помойки», «Попы — служители Сатаны», «Время Библии прошло, читать ее не нужно»[20]. «У людей отбивают сознание, мозг, кодируют их… Игорь Ирину сделал зомби, превратил в свою игрушку живую… Из моего ребенка сделали робота, выполняющего грязную работу…»[21]Знакомая картина, не правда ли? Не тем же ли самым — только более изощренно и умело — занимался в Авонском Аббатстве Георгий Иванович Гурджиев?

В конце своей книги Луи Повель приводит притчу об обезьяне и калебасе, пустой тыкве, в которую насыпаны орешку. Глупая обезьяна сует лапу в калебас, прихватывает горсть орехов и не разжимает пальцы даже тогда, когда хитрый охотник, придумавший эту уловку, безо всяких усилий берет свою добычу живьем. «Теперь мне стало ясно, — продолжает автор, — что учение Гурджиева, точнее даже, эзотерика как тако­вая, необходима человеку, который в наше сложное время стре­мится обрести истинное бытие. Однако надо научиться избе­гать ловушек. Ими могут стать нынешние, с позволения сказать, «эзотерические» сообщества. А среди них гурджиевская группа — едва ли не самая жизнеспособная и привлекательная. Стоит пощупать, изучить насыпанные в тыкву орешки, но тут же отдернуть руку. Именно к этому я и хочу вас призвать, завершая мою книгу: побыстрее отдерните руку.

Бог с ним, с «магом Гурджиевым», как его называл Хаксли, забудьте о странном мире гурджиевских «групп», где царит духовная тирания, издеваются над чувствами, о грандиозных посулах посвященным. Короче говоря, обо всем этом подземном мире, на котором лежит черное заклятие. Если ты истинно мудр — а мой читатель именно таков, — поскорей переключи свое внимание на окружающий мир, и к тебе вернутся и свобода, и здравый смысл. Следуй тем же путем, ко­торым идет все человечество, ведь ты являешься его частью»[22].

Мне нечего прибавить к этому мудрому совету Луи Повеля.

В заключение хотел бы только сказать несколько слов об авторе книги, с которой вы сейчас познакомитесь.

Луи Повель родился в 1920 году в семье ремесленника и с малых лет стал проявлять интерес к тем сторонам жизни, которые он впоследствии окрестил «фантастической реальностью», назвав ее описание «фантастическим реализмом».

Свою трудовую карьеру Повель начал с должности учите­ля, затем овладел профессией журналиста, сотрудничал в газетах «Комба», «Фигаро литтерер» и «Каррефур», был бли­зок с Альбером Камю. Став одной из влиятельнейших фигур французской прессы, он в 1961 году предпринял издание соб­ственного журнала «Планета», направление которого как нельзя более соответствовало его парадоксальным теориям о «фантастической реальности». В те же 60-е годы Повель ру­ководил серией «Литература и традиция», выходившей в издательстве «Ла коломб». В этой серии, в частности, было изда­но почти полное собрание сочинений австрийца Густава Майринка. Венцом творческого пути Луи Повеля стало вручение — ему ордена Почетного легиона Франции.

Луи Повель — человек в высшей степени незаурядный. Будь он не младшим современником, а ровесником Гурджиева, познакомься он с «великим чудотворцем» лет на сорок раньше, тот, как мне кажется, не преминул бы набросать его порт­рет в своей автобиографической книге «Встречи с замечательными людьми».

Но как младший современник Гурджиева, известный романист, журналист, издатель и общественный деятель, знаток всякого рода подспудных духовных течений XX века Луи Повель взял на себя труд собрать наиболее интересные свидетельства о Гурджиеве и представить их на суд публики, сопроводив комментариями и личными воспоминаниями о встречах с этим поистине незаурядным человеком.

Часть I

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Странный пассажир. Арабский шейх в черном котелке. Торговец коврами и человек, поучающий мудрости в московских трактирах. Город у подножия Арарата. Старый сказитель и его сын. Русский агент в Тибете. Калиостро XX века. Хорошенькое дельце!

НОЯБРЬ 1916 года, полдень. Николаевский вокзал в Санкт-Петербурге, с которого известный журналист отправляется в путешествие через всю Империю. Чувствуется приближение революции, поэтому ему хотелось бы «прощупать общественное мнение». Вагон, забитый спекулянтами с восточным обличьем — теперь их полным-полно на всех дорогах страны. Они кричат, жестикулируют, снуют между сиденьями, обмениваются цифрами, именами, адресами. При последнем звуке колокольчика какой-то человек усаживается напротив репортера. Каждое его движение, каждый его взгляд исполнены особой значительности и необыкновенного достоинства. Ни дать ни взять — суверенный владыка, возвращающийся в свою державу. В конце концов эта царственная особа так заинтересовала журналиста, что тот посвятил ей первую из серии своих статей.

«Мой компаньон по путешествию, — писал он, — держался замкнуто и не разжимал рта. По виду его можно было принять за перса или татарина, об этом же говорила и дорогая каракулевая папаха на голове. Он попивал чай, пристроившись за откидным столиком у окна. И лишь иногда удостаивал презрительным взглядом своих шумных соседей. Те посматривали на него с удивлением, а то и с боязливым почтением. Больше всего меня поразило в нем то, что внешне он не отличался от остальных пассажиров восточного типа, похожих на стаю стервятников, слетевшихся на падаль. Смуглый, с агатовыми глазами, а уж его усам позавидовал бы сам Чингисхан… Почему же он так сторонился своих соплеменников? Когда я задал ему этот вопрос, он ответил:

— Уж больно сильно они галдят.

По его непроницаемому оливковому лицу, выражающему чисто восточную учтивость, проскользнуло нечто вроде улыбки. Помолчав немного, он добавил:

— Да, в России сейчас творятся такие дела, что неглупому человеку ничего не стоит мигом сколотить хорошенький капиталец.

Выдержав еще одну паузу, он пояснил:

— Война и есть война. Самое удобное время, чтобы стать миллионером.

В его тоне, холодном и спокойном, сквозила такая варварская, граничившая с цинизмом самоуверенность, что я резко бросил ему:

— Ну а вы-то сами?

— Что я?

— Не желаете загрести миллиончик?

Мой собеседник как-то неопределенно и слегка насмешливо развел руками. Решив, что он не расслышал или плохо понял меня, я повторил:

— Разве вас не прельщает прибыль?