Вор с черным языком - Кристофер Бьюлман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малк На Браннайк спускался в трюм только ночью, чтобы поспать в гамаке шесть часов. Я знал об этом, потому что отсыпался днем, а ночью только притворялся спящим, а сам следил за ним. Он был похож на дождь в Пигденее – понимал, что мне некуда деться. Я подумывал о том, не рассказать ли обо всем Гальве, но тогда пришлось бы признаться, что я сбежал от призыва. А этого я не мог. Не мог, и все.
Зато я несколько раз за эти дни поговорил с Норригаль.
– Каким богам ты поклоняешься? – спросил я однажды, когда мы подошли к какому-то острову настолько близко, что привлекли внимание чаек.
– Всем, – ответила она, глядя на мерцающее море и ковыряя в зубах щепкой от борта «Суепки».
– Но какому в особенности?
– Того, кто новым чарам подойдет…
– …И к гибели меня не приведет, – продолжил я известные стихи гальтского барда Келлана На Фальта.
А закончили мы уже вдвоем:
Того сегодня бога я приму,
Хотя вчера молился не ему.
В этой поэме «Песнь Всебогу» особенно забавно то, что она представляет нас, черноязыких, вероломным народом. Мало кто из холтийцев задумывается о том, что перевод на их язык неточен. По-гальтски эта поэма почти с таким же размером восхваляет каждого нашего бога, в особенности лиса. А холтийская версия – полная срань, как мы им и говорим, когда они учат нас щуриться на солнце и называть его нашим богом. Гальтское название поэмы – не «Песнь Всебогу», а «Отпевание Всебога».
Келлана На Фальта повесили в Ламнуре во время Внезапной войны, его стихи забыты везде, кроме Гальтии. Мы задержались со следующим восстанием, но оно и не начнется, покуда есть гоблины, которых мы ненавидим все вместе.
– Cael Ilenna, – сказала Норригаль по-гальтски, и черный язык заплясал за ее зубами. – Вот кто моя госпожа.
«Яркая Луна».
– Подходяще для ведьмы, – ответил я.
– Тебе лис тоже подходит. С чего ты взял, что какие-то вещи должны быть другими, чем кажутся, или меньше, чем есть на самом деле? Разве все в этом мире создано лишь для твоего развлечения или презрения?
– Так и есть.
Я повернулся к ней и оперся на локти, надеясь, что выгляжу истинным сердцеедом.
– Тогда пусть вот это послужит и одному, и другому.
Она бросила в меня щепку-зубочистку и ушла.
Жаль, что Норригаль не видела результата своего броска. Зубочистка должна была пролететь мимо или отскочить от рубахи, но она угодила мне прямо в лоб. И застряла там.
– Вот спасибо, – сказал я не столько ей, сколько Фотаннону, но у него в запасе было еще много пакостей.
На пятый день плавания, четвертого жатвеня, я услышал крики команды:
– Keleet, keleet!
Уверен, вы уже поняли, что это значит.
Кит был небольшой, но рыжий. Рыжие киты в родстве с тупоголовыми кашалотами и косатками. Размером где-то посередине между ними, с ржаво-оранжевой шкурой и вдвое злее тупоголовых. Спермацета они дают не так много, но и ради этого стоит начать охоту. А еще у них в кишках в два раза чаще находят амбру. Вот так мы и стали китобоями, Гальва и я.
Коркала зашла в нашу конуру и сказала:
– Гости «Суепка бурьей». Начинайся охота на кит. Вы оставайся здесь, вы плати двойной плата. Вы иди на охота за кит, вы получай немного деньги, хороший еда, и мы оставляй живой кот. Кое-кто в команда, родом из альбийский степь, думай ешь кот. Я скажи нет, я дружи с гости, но альбийцы люби мясо кот, lya? Корабельный правила разрешай китобой… как вы называй маленький зверь, никакой польза, только корми и подтирай дерьмо?
– Любимец, – подсказал я.
– Lya, любимец. Вы иди на охота за кит, не скажи нет, и корабельный правила разрешай любимец. Вы скажи нет…
Она пожала плечами, показывая, что не станет вмешиваться, когда кто-то перережет горло моему коту. Внутри которого прячется ассасин, чья смерть приведет к тому, что меня жестоко убьет другой ассасин, да еще и отравит мою семью в Плата-Глуррис. Говорят, такое уже случалось. Я покосился на Обормота, он сидел и смотрел на меня. Никогда не видел ухмыляющихся котов, но уверен, что он ухмыльнулся. Должно быть, трудно изнутри управлять выражением кошачьей морды, но я надеюсь никогда не узнать, как это делается.
– Капитан говорил, что… – начала было спантийка, но я перебил ее:
– Да, я пойду!
– Это хорошо, – сказала молровская гарпия.
– Пусть идет, если уж так заботится об этом chodadu коте, – заговорила Гальва. – Но я не пойду.
– Она пойдет, – сказал я.
Гальва посмотрела на меня, как бык смотрит на того, кто пытается забраться в его загон.
– Нет, не пойду, – повторила она. – Мы заплатили за перевозку, но не соглашались помогать вам в охоте на китов. Капитан прямо сказал, что мы здесь ни при чем. У нас важное дело на востоке, и мы не сможем его выполнить, если утонем, гоняясь за вашим chodadu китом.
– Ох, извиняй, – ответила Коркала. – Мы не знай, что на борт есть испантийский принцесса. Извини, принцесса, что у нас нет бархат для простыня и благовония, чтобы наш команда не пахни, когда работай.
Гальва фыркнула. Вы, конечно, помните, что спантийцы не выносят сарказма. И лжи тоже. Если бы между Испантией и Молровой не лежали семь стран, они бы бились насмерть уже столетия назад.
– Капитан рассказывай, что говори корабельный устав про водка, вино и другой выпивка? – продолжила Коркала.
Взгляд Гальвы окаменел.
– Корабельный устав говори, что капитан следи за выпивка на корабль. Чтобы не допусти бунт. Не всегда, но капитан можно скажи, что никто не пей хороший вино. Когда все пей дерьмовый вода, все равный друзья. Если принцесса не помогай с кит, храбрый команда возвращайся и капитан ради праздник дай всем дорогой вино принцессы, lya?
Гальва медленно потянулась к ремню. Она не коснулась меча, остановив руку, но трудно было не понять, что это означало. Коркалу ее жест ничуть не впечатлил.
– Если ты защищай вино, отравитель насыпай туда порошок, чтобы тебя стошни. Можно хуже. Принцесса похож на боец, можно боец калар-байат. Это хорошо! Меч испантийский работа давай уважение. Но… – Она поднесла палец прямо к носу Гальвы. – Даже если принцесса убивай весь команда, чтобы защищай вино… кто будь управляй корабль?
24
Кит
Мы плыли в первой из двух шлюпок.
Гальва сидела за
