Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
НА ЭКРАНЕ
Тихо волны на песочекНабегают там в мозгу,Золотой на них листочекПлавает на берегу.Я прислушиваюсь к плескуМеж извилин мозговых,Пены изучаю фреску, –И струится синий стих.Над обрывом сад есть старый,Также у меня в мозгу:Летние исчезли чары,Все деревья там в снегу.Лишь над стенкою у моряРоза красная цветет,Несмотря на смерть и горе,Песни вешние поет.Лепестки ее, как дождик,Падают в морскую грудь,Скалы, как трусливый ежик,Игол поднимают жуть.Волны воют, ветер свищет,Меж извилин мозговыхВсё мертво, как на кладбище, –Но струится синий стих.Лепестки меж всех извилинКрасные в моем мозгу,И зловеще плачет филинНа пустынном берегу.
КРЫЛЬЯ И ЛИЛИИ
В душе моей есть клумба белых кринов,Благоухающих как Божий рай,И Ангелов я вижу исполиновИ свой родимый черноморский край,Где я из камышей и иммортелейК лазоревому Боженьке взывал,И мать склонялась над моей постелью,И бушевал у ног понтийский вал.В моем мозгу есть место Божьим детям,Слетающим за лилии стеблем,Гуляющим по терниевым плетямВ извилинах с разросшимся плющом.Какое трепетанье белых дланей!Какой загадочный болотный блеск!Какое извиванье синих тканей!Какое завыванье, шорох, плеск!Все Ангелы с полотен БоттичеллиСобрались у меня в больном мозгу,И я взлетаю будто на качели,Как волны на скалистом берегу.Но где ж Мадонна? Подле яслей бедных,Где я, седой, юродивый, лежу,Где из засохших слов тоски наследнойСловесные орнаменты нижу.Она кладет ласкающую рукуМне испытующе на бледный лоб,И я, забыв про творческую муку,Гляжу с надеждой в недалекий гроб.
ДРИАДЫ
В платанах с белыми стволамиИ серебристою листвой,Поддерживающих ветвямиНебесный купол голубой,Я вижу строгий храм дорийскийС процессией кариатид…Какой в них ритм мусикийскийИ важный иератичный вид!Сторукие живут дриадыВ них с обольстительной душой,Зыбясь от солнечной усладыПод изумрудной пеленой.С платанами я друг издавний:Лишь заприметят на крыльце,Как реверансом встретят плавнымС улыбкой милой на лице.И я воздушным поцелуемИм отвечаю, как тенор,И так мы долго салютуемДруг друга, поднимая взор.Потом, спустившись на аллею,Я обхожу их стройный рядИ шелковую глажу шеюТрепещущих от ласк дриад.Деревья все имеют душиБессмертные среди ветвей:Очисть от паутины ушиИ нежный стан рукой обвей!Любовь ундин полна услады,Заманчив голос их живой,Но, обнимая стан дриады,Уходишь в небо головой!
ВЕЧНОЕ ПЛАМЯ
Вдруг огненные замелькали птицы,Охватывая пламенем копицыИ устремляясь, как ракеты, вверх. Оранжевыми всюду языкамиОгонь разлился между бурьянами,Как заревой природный фейерверк. Вокруг мальчишки пляшут, как индейцы,Играя в немцев и красноармейцев,А пламя алое растет, растет. И сердце стало вдруг опять тревожно,Как будто невозможное возможноИ пламя и меня сейчас сожжет. Я птица Феникс, райская ЖарПтица,Я в пламени обязан обновитьсяИ совершенней бытие начать. Бросайте в пламя сорные все травы,Тиранов окровавленные главы,Срывайте с тайн последнюю печать! Костер ваш для седой ЖарПтицы будет,И в возрожденья необычном чудеУвидите вы чудо из чудес. Душа моя – простреленное знамя,Раздуйте, детки, трепетное пламя,Чтобы оно вздымалось до небес. Из пламени поднимется ЖарПтицаИ снова будет над волной кружиться,Как вечности немеркнущий виссон. На старости я вдруг помолодею,Чтоб посадить тебя, благоговея,В San Miniato на священный трон. Что в том, что временно померкли крыльяМои от яви жуткого бессилья?Ведь броситься я должен на костер, Чтоб ты могла, как некогда, с восторгомПрислушиваться к вечности аккордам,Не опуская с состраданьем взор.
Из «Песен оборотня» (1949 г.)
НАКАНУНЕ
Всё Движенье, Свет и Сила,Всё бессмертный, мудрый Дух.На треножнике СивиллаВсюду, если ты не глух.
И раскрытая могила,И рои стервятных мух.Чрез прогнившие стропилаСлышен заревой петух.
Небо – пламя, небо – кадмий.Страшный Суд уже настал.В небо попадем иль в ад мы...
Души – брызжущий металл,И поем на новый лад мы,Кто души не промотал.
НОВЫЙ МИР
Еще один лихой аккорд,Еще один шальной сонет,Потом уж никого на бортНе примет гаснущий поэт.
Довольно изпод масок мордОн выявил на Божий свет.Вся жизнь – засохший натюрморт,Вся жизнь – грядущего завет.
Не нужно ничего извнеПомимо красок и цветов,Помимо раковин на дне:
В груди поэта мир готов,Осознанный в глубоком сне,Мир из нерукотворных слов.
ГДЕ?
Где ветер, что вчера гуделМеж парусами каравелл?
Где волны, что вздымались ввысьИ к скалам сумрачным неслись?
Где чайки, что меж бурных негВихрились над волной, как снег?
Майоликовый где дельфин,Кувыркавшийся меж пучин?
Гарпун ему попал в ребро.Осталось только серебро,
Осталось кружево волны,Остались тягостные сны.
ЧЕРНЫЕ КРУЖЕВА
Тумана белые вуали –Видения из гектоплазмы.Манящие исчезли дали,Исчезли солнечные спазмы.Платанов лишь видна аллеяДа край сокрывшейся дороги.Асфальт блестит, чутьчуть синея.Кладбищенские скрылись дроги,Следы оставив, словно рамкиДля траурного объявленья.В домах окошки будто ямкиГлазные, черепов виденья.И всё ж мои друзья – платаныГлядят веселые в туман,Как на распутьи великаны,И близок вешний уж обман.Лишь я не жажду переменыИзза завесы никакой:Я знаю, что повсюду стены,И я махнул на всё рукой.Мне эта сказочная дымкаВсего дороже в вещем сне,Она, как шапканевидимка,Рождает призраки во мне.Не нужно ничего иного!Туман молочный и платановКусочек кружева живого,И туч недвижные тартаны.Да я, упершийся в преградуХолодного, как лед, стекла,Решающий всё вновь шарадуТрагического бытия.
НАСТРОЕНИЕ
Мне место лишь в дорийском храме:Я бесполезный человек,Статист в кровавой жизни драме,Родившийся в пещерный век.Я был художественным глазом,Влюбленным в Божью красоту,Я на болоте жил с экстазом,Творя словесную мечту.Звезда я между звезд лучистых,Пылинка Млечного Пути,Козявка между трав душистых,Которой глазом не найти.Я мир люблю, но человекаБоюся более чумы:Неизлечимый он калекаИз грязи, гордости и тьмы.Как овцы, он толпится в стадоС тупым идейным чабаном,И дел ему кровавых надо,Чтобы торжествовал Содом.Жить можно только одинокойМаяча на поле верстой,Ромашкой можно желтоокойПогибнуть под судьбы пятой.
НИЧТО
