Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

НАСТРОЕНИЕ

Мне место лишь в дорийском храме:Я бесполезный человек,Статист в кровавой жизни драме,Родившийся в пещерный век.Я был художественным глазом,Влюбленным в Божью красоту,Я на болоте жил с экстазом,Творя словесную мечту.Звезда я между звезд лучистых,Пылинка Млечного Пути,Козявка между трав душистых,Которой глазом не найти.Я мир люблю, но человекаБоюся более чумы:Неизлечимый он калекаИз грязи, гордости и тьмы.Как овцы, он толпится в стадоС тупым идейным чабаном,И дел ему кровавых надо,Чтобы торжествовал Содом.Жить можно только одинокойМаяча на поле верстой,Ромашкой можно желтоокойПогибнуть под судьбы пятой.

НИЧТО

Все формы видимого мираСуществовали уж извек,Как вечно рокотала лира,Как вечно страждет человек.И на пылающих светилахКогда­нибудь настанет смерть,И жизнь появится в горниле,Когда Создателева жердьНачнет стучать по мертвой лаве,И ящерицы и драконыПоднимут из пещеры главы,И оживятся Геликоны.Миры связующие спермыНа каждый падают погост,Как пыль на греческие гермыОт распыленных в бездне звезд.Ничто – иллюзия усталыхОт бесполезной суетыИ утешение для малых,Как эти синие цветы.

НА ПАТМОСЕ

Нет звезды, что одиноче,Чем с тобой мы одиноки.Нет нигде темнее ночи,Чем в душе, где все истоки,Все истоки всех безумий,Разливающихся в мире.Там под маской страшных мумийКровожадные упыриИщут душ несовращенныхДля процессий похоронныхНа бесовский свой шабаш...Как на Патмосе Иоанн,Я пишу про океан,Я пишу про дикий блуд,Про последний Страшный Суд.Ангел за спиной стоитИ диктует мне слова:Я – лишь пишущий графит,Я – шуршащая трава.Всё духовно на земле,Всё витает на крыле,Даже в камне свой есть дух.Светоч Божий не потух:Как лампада я горю...Видишь ли и ты зарю?На востоке алый змейМоря озарил камей.

ОТЧАЯНИЕ

Нет ни начала, ни конца,Есть звездная лишь в небе пыль,Да я, пугливая овца,Грызущая степной ковыль.И кто­то за ноги крюкомВ отару тесную влечет,И пес рычит страшенным ртом,Как будто нам ведет учет.И звезды все – пылинки лишь,Светящаяся в небе пыль,На них не смотрит даже мышь,В степи грызущая ковыль.Лишь я гляжу, и страшно мнеМеж звездных гаснущих бацилл,Живущему в бессменном сне,Рожденному среди могил.На звезды и на дно могилС недоуменьем я глядел,Но не было во спящем силДля страшных и кровавых дел.Зачем они, как рой бацилл,Кружатся в вечности кругом?Зачем я понапрасну жил,Скандируя стихи пером?Нет ни начала, ни конца,Нет в мире ровно ничего,Нет и Небесного Отца,И Мать­Земля не божество!

ЭНТОМОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД

Мы были ангелы однаждыСовсем безгрешные в раю:Иначе не было бы жаждыТакой пылающей в мозгу.Мы будем ангелами снова,Иначе не могли бы жить,Иначе не плели б из слова,Как гусеницы, шелка нить.Они из жалкой хризалидыВзовьются бабочкой в лазурь.И никакие НемезидыНе усмирят душевных бурь.Нас также скоро в хризалидуУложит озлобленный рок,И мы забудем про обиду,Как голубой в степи цветок.Мы вылетим шестикрылатыИ радужны, как мотылек,И в Божьи улетим палаты,Как белый за море челнок.

ПОБЛЕКШИЙ ГОБЕЛЕН

В дымке Фьезоле сребристой.Кипарисов черных кистиНеподвижные стоят,В небо бледное глядят.Нет у Бога больше синьки,Чтоб писать свои картинки,Нет атласных облаковУкрашать небес альков.Бледно всё, как акварелиБлекло­серебристой трели.От бессчетных повторенийВыцветают даже тени,Даже мировое зло –Словно пыльное стекло.Только ласточки в муареВыцветшем, как на пожаре,Мечутся в безбрежной выси,Как влюбленные нарциссы.Только ласточки без тела:Им летать не надоело.Я слежу за ними тайно,И в душе моей случайноВсё и суетно­бездомно.Я – лишь искра из тоскиСаваофовой руки,Что давно творить усталаВ синем небе без причала,В небе выцветшем навек,Как уставший человек.

НА СИНАЕ

Я в жуткой человеческой пустынеНевыразимо одинок.Никто о Божием не знает Сыне,Хоть жизни истекает срок.От повторения всё той же мукиСклонилась долу голова,Повисли некогда живые руки,Как придорожная трава.Как за волной волна проходит в море,Вокруг проходят поколенья,И новое всё вырастает гореИ новое для всех томленье.И так же я гляжу, не понимая,На вешние природы чарыИ на вершину синего СинаяГотов подняться, чтоб от карыИзбавить свой народ осатанелыйИ новые снести скрижали,Сокрытые за этой тучей белой, –И нет конца моей печали.

ПОКОЙ

Грохочет дальняя гроза.Стрекочет в соснах стрекоза.Меж облаков вверху мятеж.Трава колючая свиститИ шепчется, как эремитВ беседе страстной с божеством.Смятение во всем живом:В дупло попрятались жуки,Прильнули к травам мотыльки.Лишь ласточки меж туч кругиОписывают, как врагиВ полете брачном мошкары,И нет забавнее игры.Я из окна на них гляжуИ тоже вензеля пишуНезримые меж черных туч,А по спине моей сургучТечет горящий, словно яНа самом склоне бытия.И странный, сладостный покойРождается в душе больной,Как будто бы я одержимНезримым естеством чужим,Причисленным к блаженным ликам,Как будто я уже в великомПотустороннем сне,И Вечность Мать во мне.

НА ЧУЖБИНЕ

Как биллиардный стол зеленый –Понтийская родная степь.Над нею облаков корона,Жемчужная в лазури цепь.И кажется мне, что ребенкомПо ней с рогаткой я брожуИ, как испуганный теленок,На страхи всякие гляжу:То меж крапивы у лиманаУвидишь конское стерво,Кишащее как АриманаЧешуйчатое божество,То ужика через тропинку,Раздавленного сапогом,То раздробленную былинку,И Смерть, куда ни глянь, кругом.Но я совсем счастлив в природе:Чем ювелирней, тем милейМне формы Божьи, хоть в народеЕдинственный я ротозей.Весь век свой я ходил влюбленныйВо всякий творческий пустяк,Как Микель­Анжело бездонный:Мне дорог был простой червяк.И степь родную я, как Дюрер,Во всей подножности познал,И против отрицанья буриЯ красоты точил кинжал.И вижу, вижу на чужбинеЦелинный свой я черноземИ строю из него в пустынеФантазии нетленный дом.

КЕНТАВР

Я, как кентавр, слился с окошком,Оно – мой белокрылый конь,Где я с пустым стою лукошком,Души просеявши огонь.

И я гляжу, как старый идол,В лазоревую бирюзу,И виды всякие я видел,И ос в мозгу и стрекозу.

Всё изжужжалось там навеки,Исфимиамилось, как дым,Все посливались в сердце реки, –Я снова синий серафим.

Порешено уж всё познанье,Нет ничего извне меня,Я – созерцанье без сознанья,Я – столб словесного огня.

БЕЗДУМИЕ