Тигр всегда нападает сзади - Диана Бош

«Да брось, – одернула она себя, – твоя смерть решала для них все проблемы. Конечно, поплакали сначала: все-таки родной человек. А потом скорее всего успокоились и забыли. А оправдание себе всегда можно отыскать».

Она прошла по комнатам, безучастно притрагиваясь к вещам. Зашла в свой кабинет и откинула штору. Неприятно всколыхнулись воспоминания: точно так же она стояла у окна, когда увидела их – мужа и дочь.

– Нет, это невыносимо, – сказала вслух она. – Дом нужно поскорее продать. И пусть все останется в прошлом, будем начинать жизнь с чистого листа.

На книжной полке сиротливо стоял томик Шекспира. Кира провела пальцем по корешку, достала его, пролистала. Но поставить на место никак не получалось: мешала стопка газет. И кто их читал? Неужели Марфа?

Она вытащила газеты и положила на стол. Сознание выхватило заголовок статьи в последний момент, когда Кира уже собиралась уходить. Она вернулась к столу, взяла газеты в руки.

«Алексею Гарденину предъявлено обвинение в убийстве жены», – гласил первый заголовок. Степлером к изданию была прикреплена визитная карточка какого-то адвоката. Точнее, «какой-то», потому что имя на ней было женское. Остальные заголовки тоже не радовали, а статьи наперебой смаковали новость.

Кира машинально отмечала перевранные факты. Все изложенное в статьях было так чудовищно, что она задохнулась от гнева.

Трясущимися руками взяла визитную карточку. В следующую минуту Кира уже звонила Ларисе Калашниковой, адвокату.

Глава 18

Настоящее время. Начало сентября. Через три дня после суда

В разогретом солнцем купе было душно и жарко. Седой старичок, по виду старорежимный сельский учитель, дотошно выспрашивал паренька, сидящего напротив:

– А вот вы, молодой человек, куда поступать собираетесь после одиннадцатого класса?

– На экономический.

– Это хорошо. А с математикой как у вас?

– Нормально.

– Нормально – это как? На пять баллов учитесь, на четыре?

– Я пробный экзамен на восемьдесят девять баллов сдал.

Старичок на мгновение завис, переваривая полученную информацию, потом сокрушенно покачал головой:

– Все у вас не по-человечески, не по-людски. Ну вот что это придумали, а?! Кому такие сложности нужны? Восемьдесят девять баллов… С ума сойти.

Парень равнодушно пожал плечами и уставился в окно на пробегающие мимо деревья.

– Ну хоть учат-то вас хорошо? Я вот на пятерки в школе учился и то, что мне там дали, до сих пор помню. А при ваших-то почти девяноста баллах у вас должны быть знания, как у академика. Ответьте-ка мне, молодой человек, на один простой вопрос: почему отрезок, соединяющий две точки окружности, назвали хордой, а луч, делящий угол пополам, – биссектрисой?

У парня сразу слетело сонное выражение с лица, и он ошалело вытаращил глаза.

– Ну что вы молчите? – подбодрил его старичок. – Вы же на экономический факультет собираетесь, а там математика обязательна. И такой вопрос запросто могут на экзамене задать. Поверьте мне как старому преподавателю математики, который в приемных комиссиях полжизни провел.

Мальчишка часто-часто заморгал, и глаза его покраснели.

– Я… я не знаю, – наконец выдавил он.

– Да как же так? – эмоционально всплеснул руками старичок. – Это же азы, их непременно нужно знать! Ну, хорошо, а что такое радиус, помните? А арифметика – что это значит? – И поскольку парень усиленно потел, пытаясь выдавить из своей памяти хоть крохи сведений, профессор обратил свой проницательный взгляд на Леса. – Ну а вы, молодой человек, тоже по новой системе баллы зарабатывали? И так же ничего не помните?

– Почему же, помню. Хорда в переводе с греческого – это струна, а радиус – спица в колесе.

– Ну-ка, ну-ка, – удовлетворенно потер ладошки профессор. – А арифметика – это что значит?

– Техника чисел или числовое искусство. Что такое биссектриса, пардон муа, забыл.

– Вот! Вот оно, прежнее образование! – старичок поднял палец вверх и довольно засмеялся. – Учили ведь на совесть, не то что сейчас. Вы это из школьного курса помните?

– Признаться, нет. Недавно был у бабушки в гостях, нашел на чердаке в одной из старых книг вырезку из «Пионерской правды». От двадцать второго ноября тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года газета была.

– Ну у вас и память, – с уважением заметил профессор, – даже дату публикации запомнили.

– Тут как раз тоже ничего странного: двадцать второго ноября я родился, а в квартире номер шестьдесят семь провел большую часть своей сознательной жизни. Такое вот совпадение. Вот потому и запомнились мне числа.

– Похвально. Весьма похвально, молодой человек. То, что вы используете мнемонические правила для запоминания, да еще и автоматически, это дорогого стоит. Значит, школа у вас хорошая была, навыки научили доводить до автоматизма. Так, что они вошли в плоть и кровь.

– А как же биссектриса, это что значит? – спохватился паренек, чувствуя, что разговор уходит в сторону от математики.

– Ага, заинтересовались, молодой человек! – довольно засмеялся профессор. – А вы подумайте сами, что может это слово означать?

Парень наморщил лоб, соображая.

– Бис-сек-три-са, – по слогам произнес он, и вдруг лицо его просветлело. – А, понял! Два сектора! Би – два, сектр – отсек, отдел. Правильно?

– Правильно, – профессор был явно доволен.

Разговор продолжался, но Лес уже не принимал в нем участия. Поезд промчался мимо полянки, за которой простиралось изумительной красоты озеро. Лес был там однажды с Кирой. Она тогда что-то все время говорила, говорила. А он смотрел на ее губы и никак не мог избавиться от желания ее поцеловать. Потом спохватывался и старательно вслушивался в слова, но снова отвлекался и сходил с ума от любви. Кира была так хороша!

Оттого, что он сейчас подумал о Кире в прошедшем времени, стало мерзко на душе. Алексей встал и вышел в тамбур. Там стук колес был гораздо громче, и Лесу почудились в их ритме есенинские стихи.

Синее небо, цветная дуга, тихо степные бегут берега… – выстукивали колеса.

Знакомые с детства строки. Правда, смысл их начал доходить до сознания только недавно. А сейчас так и вовсе они приобрели для него особенно зловещий смысл.

Тянется дым, у малиновых сел свадьба ворон облегла частокол…

Свадьба ворон…

Почему – ворон? Отчего Есенин это написал? Кто они такие, эти вороны? Люди, черные душой? Падальщики-стервятники?

Свадьба…

Лес стукнул кулаком по стеклу, рискуя разбить его, и застонал. Из последнего купе тут же выглянула девчушка лет пяти, вся в голубеньких бантиках и оборках, и показала ему язык.

Колеса продолжали выстукивать стихи.

Снова я вижу знакомый обрыв с красною глиной и сучьями ив…

«Куда я еду? Зачем? Что меня там ждет?..»

Посторонившись, он пропустил полную женщину, и пока она протискивалась мимо, его обволокло запахом ее духов.

«Иль». Любимые духи Киры. Как-то раз случилось так, что у нее они закончились, и Кира попросила купить точно такие же. Казалось бы, чего проще. Но, как назло, в магазине, на который указала жена, духов не оказалось – буквально перед самым носом купили последний флакон. И тогда Лес, желая ей угодить, оббегал пол-Москвы. Выяснилось, что не так просто найти магазин, где продавались бы эти самые «Иль». Он их тогда так и не нашел, а продавщица последнего магазина, видя его отчаяние, убедила его купить другие. Она Алексея очень сильно уговаривала, и ему действительно показалось – духи если и не точно такие же, то с очень похожим на «Иль» ароматом.

Кира настолько искусно скрыла свое разочарование, что он принял ее радость за чистую монету. Она даже надушилась в тот же вечер новыми духами, собираясь в театр, и Лес был ужасно доволен этим. Но уже к концу спектакля он сам понял, что дал маху: купленные им духи имели совсем другой аромат. Проще, вернее, примитивнее, чем у «Иль». И жили они абсолютно отдельно от Киры, не сливаясь с ней, а сосуществуя рядом, как абсолютно инородное вещество.

На следующий день, ни слова не говоря, Лес все-таки разыскал «Иль» и тихо, пока Кира спала, поменял флакон.

Нет ничего прекраснее, чем видеть счастливые глаза любимой женщины. Лес долго с наслаждением вспоминал тот день. Кто бы мог подумать, что очень скоро любые воспоминания о совместно проведенном времени будут причинять боль.

В стук колес искусно вплелся гитарный аккомпанемент, и Лес, сколько ни вслушивался, так и не смог решить, чудится ли ему звук гитары или нет. Может быть, где-то в составе действительно едут веселые удалые парни – геологи или студенты, поющие под гитару свои песни. О любви, о вере, о родных просторах…

Мысли его снова вернулись к есенинским стихам.

Только я верю: не выжить тому, кто разлюбил твой острог и тюрьму…

Алексей прекрасно помнил, что Есенин написал эти слова о России. Но отчего так больно сжимается сердце? Может быть, оттого, что он сейчас бежит? Из любимого города, от любимой женщины, пусть и вероломной, усомнившейся в нем, а значит, предавшей. Бежит, так и не поговорив ней и не выслушав ее, не справившись с ситуацией. И значит, ему тоже не выжить…