Цитадель Гипонерос - Пьер Бордаж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако на сей раз крипта произвела на нее совершенно другой эффект. Едва Гэ смочила губы в горьком отваре, и сейчас же как будто распалась. Ее клетки обернулись миллиардами светящихся точек, звездами, разделенными друг от друга непреодолимыми пропастями, смешавшимися с миллиардами звезд Маа, жрецов вирны, помощников в круге, отца с матерью, собравшихся здесь мужчин и женщин, шестигранной колонны, переборок грузового отсека, слоев корпуса корабля… Она видела, обоняла, слышала, ловила вкус и осязала их чувствами, блуждала по их эмоциям, плыла в их мыслях, невероятно остро почувствовала болезненную вибрацию металла и пугающую тишину пустоты.
Она была уже не Гэ, но множеством, всеприсущим принципом, энергетической волной, лежащей в основе всех форм. Тоньше и легче эфира, она расходилась все дальше, охватывая караван кораблей, звезды, туманности; она была как вспышка радости и любви, разлетающаяся в межзвездной пустоте, а пространство беспредельно усиливало чувство свободы и опьянение — знакомые по вылазкам, навязанным наружными.
Вдали она завидела неописуемо сияющие нити. Они начинались в разных точках космоса, подобно одиноким лучам невидимых звезд, и сходились на своего рода сосуде света, стоящем в окружении колонн и охваченном кольцом устрашающе плотной пустоты. Одни нити живо пылали, другие потускнели, словно потухли на время. Гэ различала образы, ощущения, эмоции. Две женщины, девочка и мужчина, узники неестественного сна… мужчина, укрывающийся за стенами своего каменного дворца… мужчина и мальчик, по пятам которых идут существа, своими телепатическими способностями превзошедшие упреждающих «Эль-Гуазера»… мужчина, замкнувшийся в своих сомнениях и презирающий сам себя… женщина и ребенок в окружении коварных и злобных созданий… наконец — мужчина, оставшийся без тела и постепенно теряющий связность своих рассеивающихся мыслей…
Ее одиннадцать товарищей.
Преследуемые созданиями ледяной пустоты, осаждающей сосуд света. Как Маа и ее сторонники — гонимые управляющими, жрецами вирны и смотрителями.
Внезапно все рухнуло. Пространство накрыло волной боли. Нити, сосуд, звезды — все исчезло, как будто задутое невидимым выдохом.
Из бессознательного состояния Гэ вывели крики и глухие звуки ударов. Ее плечи и шея ушиблись о твердый холодный металл и болели. Она, не вставая, сквозь узкие щелки в полуприкрытых глазах различала какое-то беспорядочное движение вокруг. Смотрители, которых легко было узнать по черной форме, жестоко избивали скорчившихся на полу мужчин и женщин. Еще она увидела муаровые мантии и окованные сталью сапожки управляющих. Не ко времени мелькнула мысль, что бескастовым разрешалось носить только матерчатую обувь. В пяди от ее головы угрожающе зашипел парализот, круглая тридцатисантиметровая штуковина из металла. Ей хотелось подняться, но усталость и ужасная головная боль приковали ее к полу.
В боку парализота щелкнула заслонка, из крохотного отверстия выскочила игла шприца.
В поле зрения Гэ появилось бледное лицо управляющего. Он ухмылялся.
— Так вот кто избранная от этих ведьм! Да она прехорошенькая девочка! Какая жалость, крошка, — у нас уже набран полный комплект избранных.
Она встретила отчаянный взгляд Маа, свернувшейся калачиком у подножия шестигранной колонны. Двое смотрителей колотили ее по ребрам, от платья осталось лишь несколько лоскутов ткани, уже не прикрывавших ее истощенного тела.
Игла приблизилась к шее Гэ. У нее еще хватило времени подумать, что головы мужчин, женщин и детей, попавшихся в ее крипто-видении, действительно покрывали густые заросли волос.
Глава 7
Верь в зверя, и ты станешь зверем.
Верь в человека, и ты станешь человеком,
Верь в небеса, и ты станешь богом.
Девять Евангелий Эфрена, «Добрые советы»В порту Коралиона царило необычное волнение. Синий свет Ксати Му струился с кораллового щита величественными столбами. Пенистые волны океана Гижен бились об опорные пилоны. Верховой ветер метался и ревел в трубах огромных оргáнов, гонялся за светошарами, парившими над проспектами, переулками и элегантными зданиями с колоннадами. В конце пристани, где швартовались рыболовецкие аквасферы, скопился прогуливающийся народ.
Несколькими минутами ранее здесь материализовались большие клетки с запертыми в них животными, которых с трудом удавалось распознать: то ли это исполинские насекомые с четырьмя крыльями, четырьмя ногами и клювами, то ли гигантские бесперые птицы. В размахе их крыльев, в повадке, в свирепости, легко читающейся в их круглых глазах, было что-то чудовищное, пугающее, и если бы их не транспортировали в клетках, праздношатающиеся, вероятно, не задержались бы надолго в этом районе. Успокоенные толщиной и явной прочностью решеток зеваки плотно столпились за тройным кордоном полицейских и наемников-притивов, перекрывшим им доступ к пристани.
Внутри охраняемого периметра небольшими группками по трое — четверо переговаривались меж собой люди, одетые в толстые кожаные комбинезоны и вооруженные бичами, которые они держали смотанными на поясах. Их сальные спутанные волосы, растрепанные бороды, чернота под ногтями и выпачканные в грязи башмаки выдавали не только неоспоримо дикий образ жизни, но и упорное противление элементарным принципам чистоплотности. Такие еретические обычаи должны были довести их до усугубленного стирания, или даже до мук медленного огненного креста.
Нарочитая дерзость этих безбожников с далекой планеты делала понятным, отчего помрачнело обильно припудренное белым лицо кардинала д’Эсгува, губернатора планеты Эфрен. Прелат расхаживал взад и вперед по краю набережной, и неистовый ветер, раздувающий его стихарь, делал губернатора похожим на красно-пурпурную летучую мышь. Два его мыслехранителя, несколько одетых в шафран миссионеров и его личный секретарь, викарий Грок Ауман, почтительно стояли в сторонке.
Кардинал д’Эсгув отправил тем, кто ведал ротацией духовенства, двадцать запросов на перевод, которые остались без ответа, как будто церковная администрация окончательно бросила его в этой глухомани. Неожиданный результат избрания муффия его дел отнюдь не уладил: он не смог напомнить о себе кардиналам, которые обещали ему новое назначение (и престижное, кардинал д’Эсгув, престижное…), если им посчастливится взойти на верховный престол Церкви (но ведь вы с вашим голосом, конечно, нас поддержите?…). Несколько дней, проведенных в конклаве на Сиракузе, укрепили его в желании вернуться в Венисию, где завязывались интриги, где он мог внести свой вклад в отстранение Маркитоля. Но чем больше проходило времени, тем больше отдалялась от д’Эсгува эта надежда, и ныне его угнетали приступы неуправляемого гнева, доводившие кардинала до грани безумия и оставлявшие его задыхающимся и
