Раздолбай - Юлия Лим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как долго ты будешь ко мне ходить? – Неля облизывает губы после бульона.
Демьян больше не готовит у нее дома, это делает ее мать. Они негласно сговорились: она следит за правильной диетой для дочери, а он заставляет Нелю съесть приготовленное.
– Пока не поправишься, – Демьян изображает небезразличие, хотя мысли витают где-то возле Самары.
Та с головой ушла в волейбол, и иногда он смотрел, как она играет. Она замечала это, но притворялась, будто ничего не произошло. Расстаться не трудно, трудно разлюбить. Даже после того, как тебя растоптали и уничтожили.
– Когда ты сможешь стоять на ногах, мы пойдем в парк, – говорит Демьян, разглядывая одеяло Нели. На нежно-сиреневом фоне летают овечки, сжимающие копытцами полумесяцы. Вид у овечек блаженный. Наверняка под таким одеялом исчезают все тревоги.
– Вообще-то я стою на ногах.
– Ты знаешь, о чем я, – Храмов встает и расхаживает по комнате, разминая мышцы.
Когда-то давно, целую вечность назад, шкафы и столы здесь казались огромными, а теперь он легко мог подойти и открыть дверцы, не боясь, что ему на голову что-то выпадет. Тем, кто не знал семью Ухтабовых, было невдомек, что у них всегда на поверхности чистота, но стоит копнуть глубже, как вещей оказывается слишком много. Он приоткрыл дверцу и убедился, что Неля до сих пор не умеет распределять место. Ему в руки выскальзывают стопка тетрадей и блокнот. Наклейки на нем старые, но клей настолько добротный, что они продержатся еще лет сто.
– Тебя мама не учила по чужим шкафам не лазить? – хмурится Неля.
– Нет, – Демьян открывает блокнот и видит аляпистые детские рисунки; то тут то там наклейки с персонажами из мультфильмов и аниме.
Они с Нелей часто смотрели мультики у нее дома. До того как он подружился с Егором, она была единственным человеком в его ограниченной детской вселенной, олицетворяющим собой веселье и радость.
– Слушай, Нель, – Демьян помахивает раскрытым блокнотом, привлекая ее внимание. – Я хочу тебя кое о чем попросить…
Он давно думал об этом, но не знал, как подвести к теме.
– Эта прическа просто ужасна, – говорит Неля. Демьян приподнимает бровь. – Ты что, сам стригся?
– Ну… да. Сам.
– А до этого ходил с длинными патлами, потому что… – она внимательно следит за его взглядом. – Потому что боялся стричься? Только не говори, что ты до сих пор не отошел от той дурацкой выходки Лисова.
– В смысле… ты знала, кто меня остриг, и ничего не сказала? – Демьян забрасывает блокнот обратно в шкаф и едва не хлопает дверцей.
– Да это очевидно. Никто другой в классе не стал бы до тебя докапываться. Так что, ты боишься стричься?
– Вообще-то… – почесав отрастающие на затылке волосы, Храмов вздыхает: – Да. Не то чтобы я боялся именно стричься. Меня просто корежит, когда вижу ножницы. Когда слышу этот мерзкий звук клацающих лезвий. Ух, – его передергивает.
– Знаешь, в честь праздника я сделаю тебе подарок, – Неля слабо похлопывает ладонью по кровати. – Возьми ножницы и садись. Прямо передо мной. Они на столе лежат, под бумагой где-то.
Демьян понятия не имеет, о каком празднике она говорит. Сглотнув, берет ножницы, отдает Неле и садится. Она вытаскивает из комода простыню с таким же принтом, как на одеяле, и аккуратно обвязывает вокруг шеи Демьяна.
– Не туго? – ее дыхание щекочет ему ухо.
– Нет.
Он старается не смотреть на нее, ведь она ходит в коротких спортивных шортах и майке без лифчика. Кровать рядом и позади него прогибается. Коленки Ухтабовой упираются ему в спину.
– Есть какие-то пожелания?
– Не отрежь мне ухо, – просит Храмов.
Неля принимается за дело. Ножницы клацают так быстро, что он жмурится и сжимает простыню, которой она его накрыла.
Когда-то они с Самарой встречались, целовались, нежились в кровати, а потом она усаживала его за стол и стригла. Ее поцелуи в щеку и дыхание с ароматом ментола заводили его. Он с трудом дожидался окончания стрижки, и они снова отправлялись в кровать. Тогда ему казалось, что Ремизова любит его, а сейчас он не знал, было ли между ними что-то на самом деле.
– Готово.
Неля бросает ножницы на кровать и елозит позади него, доставая что-то из ящика кровати.
– На, посмотри. Не понравится – пойдешь к профи.
Пока Храмов открывает зеркало, ее тощие треугольные локти упираются ему в плечи.
– Эй, больно же, – он оборачивается.
Глаза Ухтабовой чуть прикрыты, на губах самодовольная улыбка. Хоть она и не похожа на ту девочку, какую он привык видеть с детства, в ее мимике и жестах виднеется прежняя Неля. Демьян смотрится в зеркало. Слова застревают в горле.
– Сейчас, погоди, – Неля небрежно смахивает с его шеи опавшие локоны, потом ерошит ему волосы. – Вот, так лучше.
И утыкается подбородком ему в темя. Демьян видит в отражении ее веснушчатую кожу, тонкие губы и волосы, понемногу обретающие былой блеск. А под ними – прежнего себя. Мальчишку из далекого прошлого, который еще не боялся ножниц, дружил с Нелей и понятия не имел о существовании Самары.
– Здорово.
– Сарказмируешь?
– Нет. Правда здорово, Нель. Спасибо.
– Не благодари, – она забирается под одеяло. – Ты же помнишь, что обещал мне желания за каждый выпитый глоток супа? Я веду их подсчет, поэтому однажды ты будешь выполнять все, что мне вздумается. И для этого ты должен выглядеть нормально.
Демьян возвращает зеркало хозяйке. Хорошее настроение Нели – еще один признак поправки.
Весна
23. Рома
Едва снег начинает таять, Рома меняет тяжелую зимнюю куртку на оранжевую олимпийку. Ему больше нравится носить свитер поверх футболки и снимать его в любое время, чем потеть в теплой верхней одежде. С возгласом «долой шапку!» он отправляет в шкаф и ее.
– Ну наконец-то! – восклицает Яна, когда он выходит из автобуса на ее остановке. – У меня уже нос замерз.
Рома сгребает ее в объятия, склоняется и целует в покрасневший нос. Соболева хихикает. Федор запретил дочери встречаться с местным раздолбаем, но в школу она все равно ходит. А кто хочет общаться, тот всегда найдет способ обойти запреты. Ну и соцсети никто не отменял. Стоило «папочке» отобрать у Яны любимую игрушку – смартфон, – как она заревела в три ручья, и ему пришлось его вернуть.
– Ты ведь помнишь о планах на вечер? – строго спрашивает Яна, сжимая руку Ромы.
– Конечно.
– Ты же не сбежишь?
– Меня столько раз водили в полицейский участок, что я выработал
