Императрица всех сезонов (ЛП) - Джин Эмико

Мари заваривала чай для Хиссы после ее родов. Так давно. Слова Хиссы резко зазвенели в ее голове:

«Мы все чудовища. Ни один мужчина не полюбит нас. Это проклятие жены-зверя никогда не быть любимой по-настоящему», — слезы выступили на глазах Мари. Она поняла, что ее бравада с Акирой была фальшью. Частичка Мари еще сомневалась в Таро. Что будет, если Таро с отвращением убежит от нее?

Сердце колотилось. Буря приближалась. Скоро Мари придется позвать Таро и рассказать правду. С каждой уходящей минутой ёкаи были все ближе к дворцу, вооруженные и готовые мстить.

Свет луны серебром лился в открытое окно, трещал огонь, Сэй глубоко и ровно дышала все это так успокаивало.

«Хрупкое умиротворение», — Мари хотела задержаться в этом еще немного.

И когда Сэй усадила ее на подушку и принесла ей горячий чай, Мари не возражала. Она дала себе пару минут. Мари вдыхала жасминовый аромат. Она просила чай пару дней назад. Напоминание о доме. Теперь он напоминал о том, что она потеряет.

— Не присоединишься ко мне? Мари посмотрела на девушку. В свете огня она напоминала хрупкого призрака.

Сэй заерзала.

— Мне нельзя. Ёкаям нельзя общаться с людьми, еще и правителями.

Мари улыбнулась.

— Это будет нашей тайной.

Сэй огляделась, словно кто-то мог следить.

— Тайны могут раскрыться.

— Да. Но этой ночью сделаем вид, что ты не ёкай, а я не принцесса. Мы просто подруги, что пьют чай.

Девушка робко прикусила губу. А потом налила себе чашку. Она улыбнулась и села напротив Мари.

— Приятно пахнет.

Мари смотрела на чашку.

— Ты в ошейнике всю жизнь?

— С рождения, — ответила Сэй, сделав глоток.

— Ты не знала свободы?

Сэй ощупала макушку, где ее крючки были скрыты в пучке.

— Я малого хочу. Бывать в разных районах, и чтобы оттуда не прогоняли самураи, — она посмотрела на Мари. И свой дом, чтобы я могла звать друзей.

Тоска на лице Сэй, она так хотела чего-то большего.

— У нас с тобой больше общего, чем мы думаем. Моя родная деревня изолирована, у меня было мало друзей. От меня с ранних лет ждали невероятных достижений. Такое давление заставило меня хотеть того же, что и ты простых удовольствий.

Сэй жевала щеку.

— Моя бабушка и мама умерли. А отца я не знала.

— Я тоже не знаю отца, — вмешалась Мари.

— У меня нет братьев или сестер. Я одна в этом мире. Я часто думаю об этом. Если со мной что-то произойдет, никто не будет горевать.

«Я буду», — подумала Мари.

— Думаю, все, что важно в жизни те, кого любишь, и кто любит тебя. Я никого не люблю. И никто не любит меня. Но моя жизнь все равно хоть немного ценна, да?

Мари опустила чашку с решительным стуком.

— Да, — сказала она твердо. Ты достойна большего. Я считаю тебя дорогой подругой.

Сэй напряглась.

— Принцессе не позволят оставить служанку-ёкая.

— Я прослежу, чтобы будущей императрице позволялось делать то, что ей хочется, — пошутила Мари, вспомнив слова Таро: «Я принц. Я могу делать, что хочу». А потом Мари задумалась. Но, может, этого не хочешь ты. Ты представляешь себе другое будущее?

Сэй приподняла плечо.

— Ваша деревня звучит мило маленькая, мирная.

Мари выглянула в окно. Вдали она видела неровную вершину горы. Тоска по дому ударила по ее животу, чуть не лишив дыхания.

— Видишь вершину, будто надломленную великаном? она указала на темный силуэт. Сэй кивнула. И Мари впервые за долгое время рассказала правду. Там моя деревня. Цума. Мою маму зовут Тами. Путь в горы Цуко-фуно сложный, но за монеты можно купить проводников.

Сэй коснулась медных монет на запястье.

— Я не пройду далеко с ошейником.

— Прости, — только и могла сказать Мари. И это было ничтожно.

— И вы простите, — сказала Сэй.

Это испугало Мари. Она посмотрела на Сэй.

— Тебе не за что извиняться.

Сэй смущенно улыбнулась.

— Наверное.

Мари подумала о Сопротивлении ёкаев. Каждый из них был готов умереть ради дела. Ради свободы. Она посмотрела на Сэй, девушка встала и забрала чашки.

— Какую цену ты заплатила бы за свою свободу? Что отдала бы, чтобы снять ошейник? спросила Мари.

Сэй опустила чашки на стол рядом со стопкой бумаги для письма и золотой чернильницей. Пергамент принесли после Весенней комнаты, на нем было имя Мари. Подарок от принца, от Таро.

«Так ты сможешь написать семье о своей победе и нашем браке», — говорилось в его записке. Там была раньше миска с фруктами, но Мари убрала ее в сундук. Первая кража и единственная.

— Не знаю, госпожа, — она задумалась. Но Мари заметила, что Сэй уже обдумывала это раньше. Я бы заплатила любую цену, — Сэй закончила уборку. Спасибо, госпожа. Вы отвлекли меня от мыслей на время, — она поклонилась, пожелала Мари спокойной ночи и ушла за свою дверцу.

Мари пошла за Сэй, хотела попросить ее бежать. Она стукнула в дверь и открыла ее. Маленький красный матрас. Лампа из бамбука. Но девушки не было. Комната была пустой. Мари открыла рот, чтобы позвать Сэй, но ее слова прервали крики. Мари вскинула голову.

«Началось».

ГЛАВА 38

Таро

Таро думал о Мари — ее сильных плечах, нежной щеке — когда раздался первый вопль. Он разбил веселье, добрался до платформы. Музыка оборвалась. Еще вопль, и Таро вскочил на ноги. Звук доносился из дворца. Туда ушла Мари. Больше криков, и Таро побежал сквозь толпу, сбивая придворных и простых людей.

В Главном зале воцарился хаос. Самураи наполнили Осеннюю комнату, и он пошел туда. Собралась толпа. Он пробивал путь. Никто не поклонился, и Таро понял, что они застыли от шока. Там был мастер Ушиба, его лицо было бледнее обычного. Руки сезониста подрагивали, и время двигалось с вечера к дню, хоть в остальном Хоноку еще была ночь.

В первых лучах солнца Таро увидел застывшую фигуру. Его мечи упали со стуком. Если бы зима была чувством, Таро ее бы и ощущал. Холод. Онемение. Это был его отец.

Все двигалось очень медленно.

Таро слышал только свое дыхание, клокочущее в груди. Его отец. Император. Великан, назначенный богами и богинями, пал. Таро было сложно поверить, но так было. Его отец был мертв. Убит. Шея и живот императора были разрезаны. Только монстр мог сделать это. Ярость кипела в Таро. Он рявкнул приказ ближайшему самураю:

— Закройте дворец. Никто не войдет и не выйдет, пока всех не допросят. Найдите того, кто сделал это! — приказал он.

Самурай поклонился.

— Да, Ваше величество.

Сатоши дрожал неподалеку. Монах выглядел так же плохо, как Таро себя ощущал.

— Сатоши? — спросил Таро. Монах подошел ближе, лицо было почти белым. — Найди Мари.

— Императрицу, Ваше величество?

Таро не понимал пока этот титул. Он стиснул зубы от вопроса, от дерзости Сатоши.

— Да. Пока убийцу не найдут, удвоить вокруг нее стражу.

Сатоши поклонился.

— Да, Ваше величество. Что-то еще?

— Освободите комнату.

Таро ждал, пока Осенняя комната опустеет, а потом выпустил горе. Его колени подкосились. Влажные листья прилипли к одежде. В воздухе появился туман, обнял его плечи. Его ладони двигались по телу отца.

Они так и не преодолели расстояние между ними. Гнев и горе сплетались в нем опасной алхимией. Он найдет убийцу отца. Он отомстит. Он поклялся перед богами и богинями.

Он провел дрожащей ладонью над глазами отца и закрыл их. Его тело было лишь сосудом. Душа императора была с богами и богинями, сидела высоко на золотом троне.

Таро вышел из Осенней комнаты в Главный зал. Там тут же стало тихо. Самураи, монахи и слуги кланялись один за другим и опускались на колени перед Таро.

Комната вдруг показалась душной. Таро не мог дышать. Когда он добрался до двойных дверей дворца, он распахнул их и замер на вершине лестницы. Тысячи людей собрались во дворе. Новость о гибели императора разлетелась мгновенно. Теперь уже все горевали, а не веселились. Крестьянин возле первых рядом крикнул: