Ухожу на задание… - Успенский Владимир Дмитриевич

Ныне Сорокина напоминает Олегу ефрейтор Григорий Кондин. Тоже сибиряк, тоже почти квадратный крепыш с могучими плечами, всегда сосредоточенный, немногословный. Кстати, Сорокин, как и Кондин, тоже был женат, после демобилизации уехал к своей благоверной и долго еще присылал письма, обстоятельно передавая приветы всем знакомым — от начальника заставы до малолетнего сынишки старшины.

Вот Сорокин и сообразил: в тайгу нарушитель не попрется. В таком мраке, при такой мокряди да при быстрой ходьбе даже в знакомом лесу на ровной местности глаз выколешь либо ноги сломаешь. А каково на крутых склонах, в дебрях, в хаосе поваленных ветробоем стволов?! Нет, если нарушитель не спятил, он туда не полезет. И на месте сидеть не будет. Знал, что берег моря патрулируется, он скорее всего пойдет вдоль речки. Она сейчас мелкая, прямо по руслу можно шагать. Следы, запахи вода смоет. Рано или поздно речка выведет нарушителя через необжитые верховья, через сопки-гольцы к железной дороге. А там

ищи-свищи. Конечно, пограничники перекроют где надо и реку, и подступы к железной дороге. Улучшится погода — поднимутся вертолеты. Но на все это надобно время. А нарушитель может свернуть в один из многочисленных притоков, затеряться в огромном таежном массиве.

Вероятно, Сорокин рассуждал тогда не столь стройно и логично, однако решение принял самое правильное. Они с Сысоевым двинулись по реке: один — вдоль правого, другой — вдоль левого берега. Иногда русло расширялось метров до ста, иногда суживалось среди скал, но даже в самых узких местах Олег не мог различить во мраке фигуру напарника. Шум деревьев, плеск потока заглушали шаги. Сорокин изредка кричал, подражая ночной птице, крик этот раздавался то впереди, то сбоку. Олег отвечал не очень умело, поэтому негромко, но чуткий сибиряк все же улавливал.

Жуть охватывала при мысли, что где-то близко, во тьме, враг. Он, может быть, слышит их сигналы, догадывается о преследовании. Вот сейчас из темноты рванется в упор острое пламя выстрела. И все, каюк. Спусковой крючок нажать не успеешь.

Часа через два Олег почти перестал думать о внезапной стычке, перестал ощущать страх. Он все больше и больше выматывался физически, стараясь не отстать от двужильного ефрейтора Сорокина. Были у них на заставе и марш-броски, и различные тренировки, но, чтобы бежать без отдыха во мраке по мокрым камням, натыкаясь на кусты и бревна, бухаясь в ямы с водой, — такого еще не случалось. Олег локоть разбил при падении, лицо было исцарапано в кровь, не хватало воздуха, но остановиться он не мог, не имел права. Вся воля была сосредоточена на одном — только вперед, только вслед за ефрейтором.

Черт с ним, с этим нарушителем, пусть появляется хоть в эту секунду! Оружие наготове. Мгновение — и все решится, наступит желанный отдых…

Занялось серое, туманное утро, и Олегу стало вроде бы легче. Усталое избитое тело одеревенело, он почти не ощущал ног. Просто переставлял какую-то тяжесть. Зато дыхание наладилось. Оно было частым, хриплым, но ровным. Двадцать, тридцать, может быть, сто раз ему казалось, что наступил предел, он не сможет поднять чугунные тумбы- ноги, но каждый раз поднимал, переставлял еще и еще. Больше того, когда увидел за поворотом на песчаной косе ефрейтора Сорокина, подававшего условные знаки, побежал. Грузно, тяжело, но побежал.

Нарушитель не оказал им никакого сопротивления. О том, что его преследуют, он, как выяснилось потом, не догадывался, однако понимал: рано или поздно пограничники обнаружат прорыв, развернут поиски. Следовало уйти как можно дальше от берега. Инстинкт самосохранении гнал, подстегивал его, не позволяя расслабляться. К рассвету он был почти уверен, что находится в безопасности. Пошатываясь от усталости, брел по воде, присматривая нависшее над руслом дерево. Такое, чтобы по наклонному стволу перебраться на следующей ствол и уж потом — на землю. Забиться в укромный уголок среди скал, поесть, выспаться.

И вдруг, оглянувшись, нарушитель увидел позади, в туманной дымке, смутные очертания человека. Даже упал от неожиданности, потом рванулся изо всех сил дальше, забыв про усталость. Надежда еще не оставила его. Может, охотник? Может, местный житель, рыбак? Ведь не кричат, не стреляют! Надо уйти, убежать, не поднимая шума, не вступая в борьбу. Он напряг всю энергию, сохранившуюся где-то в глубинных клеточках тола. Этого хватило еще километра на два. Потом у нарушителя закружилась голова, он перестал понимать, слышать. Споткнувшись о бревно, рухнул, раскинув руки, и больше не смог подняться.

Вид у него был страшный. Глаза навыкате, рот широко раскрыт — он судорожно, как рыба на песке, хватал воздух. Одежда изодрана в клочья, тело черное от слившихся синяков. Потеряв сознание от перенапряжения, он все еще продолжал «бежать»: ноги его равномерно дергались.

— Загнали! — сказал Сорокин.

Пограничники обезоружили нарушителя, осмотрели резиновый мешочек с деньгами и документами, тщательно проверили, не осталось ли чего в лохмотьях. Состояние Сысоева и Сорокина было не многим лучше, чем у врага. Но они продержались еще два часа, пока не подоспела тревожная группа.

Зато уж и спали потом! Им дали отдохнуть несколько суток.

Через неделю на заставу прибыл седоволосый капитан из штаба отряда. Он подробно расспрашивал о задержании, искал какую-то зацепку, какую-то изюминку. И ворчал, сетуя на свои трудности. Старый служака, много раз оформлявший представления на награды, он вспоминал, какие громкие, славные задержания были раньше. С долгими поисками, со стрельбой, с рукопашными схватками, с убитыми и ранеными. Сразу ясно, кому какой орден или медаль. А теперь техника плюс мастерство. Девять последних задержаний — без единого выстрела. Обнаружили, догнали, взяли. Вот и определи: кто при этом проявил мужество и героизм, кто достоин награды? А Сорокин и Сысоев вообще дров наломали. Вымотали нарушителя почти до смерти. Целая бригада врачей боролась за его жизнь. Тут и думай, кого награждать: пограничников или врачей? Кто герой в этой истории?!

Седоволосый капитан ворчал вроде бы шутливо, но в словах его крылась немалая доля истины, со временем Олег понял это. Не так уж много прослужил Сысоев на границе, но даже за эти годы охрана ее заметно усилилась, появилось много новой техники. И все же никакие технические новинки не могли заменить людей, особенно в сложных непредвиденных ситуациях. Вот таких бойцов, как младший сержант Игнатиков и рядовой Сосных, которые уверенно шагают по своей пограничной тропе, готовые в любую секунду оценить обстановку и принять единственно правильное решение, гарантирующее успех. Они обязательно найдут такое решение, ведь они изучили здесь все досконально, за их плечами опыт многих поколений советских пограничников, в том числе и маленькая крупица опыта прапорщика Сысоева.

Эти парни хорошо знают, как взяли нарушителя в Сыром распадке. Перед выходом в наряд Сосных сказал Олегу, что им, молодым солдатам, подробно объяснял все замполит. Но лучше, если товарищ прапорщик поделится воспоминаниями сам — от самого-то вдвойне интересней. И совсем хорошо было бы, если бы товарищ прапорщик провел солдат от того места, где начали преследовать нарушителя, до песчаной косы. По реке. И чтобы уложиться в то время, которое было у Сорокина и Сысоева. «Ночью и в дождь?» — весело спросил Олег. «Не обязательно, — заколебался солдат. — Ночью ничего не увидим. Но я попробовал бы. Чтобы все как в тот раз».

Теперь, стоя на перевале и оглядывая долину, яркую и красивую в этот солнечный час, молодой солдат припомнил недавний разговор, показал рукой:

— Как, товарищ прапорщик, сводите?

Сысоев ответил не сразу. Подумал: лучшего комсомольского секретаря искать не надо. Пора готовить собрание. И первое мероприятие нового секретаря — поход молодых воинов к месту задержания нарушителя. А уж Олег расскажет и покажет с удовольствием.

— Да, — произнес он. — Приеду в конце следующей недели. А за двое суток позвоню на заставу и условлюсь с вашим замполитом.