Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира - Грегори Кларк

И та и другая ставка удобны в качестве показателя нормы прибыли в доиндустриальной Европе еще и тем, что они позволяют избежать каких-либо обвинений в ростовщичестве. Поскольку земля и жилье являлись производительными активами, католическое учение не считало ростовщичеством получение прибыли от собственности на них и не вводило никаких ограничений на объем этой прибыли. Подобное исключение весьма полезно, поскольку во всей средневековой Европе крупнейшим владельцем земли и получателем вмененной ренты была церковь.

На рис. 9.1 показана норма прибыли от земли и ренты в Англии по десятилетиям с 1170 по 2003 год. Реальная норма прибыли в средневековой Англии обычно составляла не менее 10 %. Накануне промышленной революции норма прибыли упала до 4–5 %.

*Для периода до 1350 года показатели прибыли от собственности на землю представляют собой скользящую среднюю трех десятилетий вследствие неточности измерений для этой эпохи.

РИС. 9.1. Прибыль от собственности на землю и ренты в Англии по десятилетиям с 1170 по 2003 год

Норма прибыли в средневековой Англии, по сути, была типичной для Европы того времени. В табл. 9.1 приведены значения нормы прибыли от покупки земли и ренты в других регионах Европы с 1200 по 1349 год. Мы видим, что норма прибыли не слишком отличалась от страны к стране. Снижение процентных ставок в Англии затронуло и всю остальную Европу. К 1600 году норма прибыли снизилась со средневекового уровня в Генуе, Нидерландах, Германии и Фландрии[199].

ТАБЛИЦА 9.1. Норма прибыли на капитал в странах Европы, 1200–1349 годы

Для всех обществ до 1400 года, по которым мы имеем достаточно данных, позволяющих рассчитать норму прибыли, были характерны высокие по современным меркам процентные ставки[200]. В древней Греции кредиты под залог недвижимости приносили прибыль порядка 10 % на протяжении всего периода с V по II век до н. э. В течение всего этого времени Делосский храм, непрерывно получавший значительные пожертвования, использовал их для выдачи кредитов по стандартной ставке в 10 %[201]. Земельная рента в римском Египте в первые три века новой эры обычно составляла 9-10 %. Кредиты под залог земли обычно выдавались по еще более высоким ставкам — до 12 %[202].

Такие же высокие процентные ставки были и в средневековой Индии. Индуистские своды законов I–IX веков н. э. разрешают ставки в 15 % от номинальной суммы кредита под залог недвижимости и в 24–30 % для кредитов под личное поручительство. В записях, фиксирующих пожертвования южно-индийским храмам в X веке н. э., обычно фигурирует норма прибыли в 15 % от вложений[203]. Прибыль от подобных вложений храмовых капиталов в южной Индии в 1535–1547 годах по-прежнему составляла не менее 10 %, значительно превышая европейские процентные ставки того времени. Храм Тирупати в эпоху Виджаянагарской империи инвестировал средства в ирригационные сооружения при норме прибыли в 10 %. Но поскольку храм в среднем собирал лишь 63 % ренты от орошаемых земель, то общественная отдача от этих инвестиций достигала 16 %[204].

При этом процентные ставки в древнейших аграрных экономиках были еще выше. В Шумере, предшественнике древней Вавилонии, существовавшем в 3000–1900 годы до н. э., займы серебром (в противоположность займам зерном) выдавались по ставкам в 20–25 %. В Вавилонии в 1900-732 годах до н. э. обычная норма прибыли от кредитов, выдаваемых серебром, составляла 10–25 %[205]. В VI веке до н. э. средняя ставка для нескольких типов кредитов в Вавилонии равнялась 16–20 %, несмотря на то что эти кредиты обычно выдавались под залог домов и другой собственности. В судах Османской империи в XVI веке разбирались дела по кредитам, выдававшимся по ставкам в 10–20 %[206].

При рассмотрении сообществ собирателей нам приходится использовать более косвенные данные о норме прибыли. В таких сообществах не существует явных рынков капитала, а выдача кредитов может быть сопряжена со значительным риском их невозврата в силу отсутствия фиксированных активов, которые могли бы служить обеспечением. Однако важным элементом, обусловливающим существование процентных ставок в любом обществе, является поведение, называемое временным предпочтением. Под этим понятием подразумевается всего лишь то, что при прочих равных условиях люди отдают предпочтение потреблению в настоящий момент, а не потреблению в более или менее отдаленном будущем. Норма временного предпочтения показывает силу этого предпочтения. Это процент, на который объем потребления в следующий хороший год должен быть выше потребления в этом году, чтобы людям было безразлично, потреблять им сейчас или в будущем.

Норма временного предпочтения очень высока у маленьких детей и снижается по мере их взросления. Эксперименты показывают, что норма временного предпочтения у 6-летних американцев составляет порядка 3 % в день — то есть они согласятся потерпеть с получением вознаграждения лишь в том случае, если им пообещают эквивалент процентной ставки в размере не менее 3 % в день или месячную процентную ставку в размере 150 %[207]. Кроме того, норма временного предпочтения может сильно варьироваться в пределах одного общества. У бедных и малообразованных она выше. В Калифорнии дети дошкольного возраста, отличавшиеся более высокой нормой временного предпочтения, впоследствии демонстрировали невысокую академическую успеваемость и получали более низкие оценки при сдаче теста SAT[208].

В антропологии существуют методы оценки нормы временного предпочтения в дорыночных сообществах. Например, с этой целью изучается относительное вознаграждение за виды деятельности, приносящие плоды в различные моменты времени в будущем: скажем, вознаграждение за поиск съедобных клубней или за рыбалку будет немедленным, устройство ловушки для зверя принесет вознаграждение лишь через несколько дней, расчистка участка и его засев — через несколько месяцев, а разведение скота — через несколько лет.

Так, недавнее исследование мадагаскарского племени микеа, занимающегося собирательством и земледелием, позволило выяснить, что типичная семья микеа засеивает менее половины земельного участка, необходимого ей для пропитания. При этом выращивание кукурузы подсечно-огневым способом обеспечивает колоссальную отдачу. Обычный урожай приносит как минимум 74 тыс. килокалорий на один час работы. С другой стороны, поиск съедобных корней обеспечивает среднюю отдачу всего в 1800 килокалорий в час. Несмотря на это, значительную часть своего рациона микеа добывают путем собирательства, на которое уходит большая часть их времени. Следовательно, у микеа наблюдается чрезвычайно высокая норма временного предпочтения[209]. По утверждению Джеймса Вудберна, такой же низкий интерес к выгоде в будущем свойствен и танзанийским хадза: «Собирая плоды, они для облегчения работы нередко срезают ветви с деревьев, не заботясь о том, что сокращают будущий урожай»[210]. Даже ближайшее будущее мало что для них значит. Бразильские пираха еще более безразличны к будущему вознаграждению. Дэниэл Эверетт, антрополог-лингвист, в течение многих лет изучавший язык и культуру пираха, пришел к выводу о том, что будущие события и прибыли их почти совершенно не интересуют[211].

В ЧЕМ ПРИЧИНА СНИЖЕНИЯ ПРОЦЕНТНЫХ СТАВОК?

Реальную норму прибыли r можно представить как состоящую из трех элементов: нормы временного предпочтения р, премии за риск непогашения долга d и премии, связанной с ростом общих ожидаемых доходов от года к году, Ψgy. Таким образом,

r = p + d + Ψgy .

Существование временного предпочтения в потреблении невозможно вывести из допущения о рациональном действии. Собственно, некоторые экономисты полагают, что временное предпочтение представляет собой систематическое отклонение человеческой психологии от рационального курса, который не допускает абсолютного временного предпочтения. Экономисты полагали, что норма временного предпочтения встроена в человеческую психику, будучи жестко заданной на ранних этапах эволюционного процесса[212].

«Премия роста», заложенная в процентной ставке, отражает в себе тот факт, что если все доходы растут, то людей становится труднее уговорить дать в долг и отсрочить потребление. Предположим, все знают, что в течение 20 лет их доходы удвоятся, что наблюдалось в ряде современных экономик. В таком случае все предпочтут брать в долг, рассчитывая на будущие доходы, и повысить нынешний уровень потребления, вместо того чтобы экономить деньги, будучи бедными, и тратить, став богатыми. Только если процентные ставки сильно поднимутся, мы сможем убедить достаточное число людей не потреблять, а экономить. Поскольку устойчивый рост доходов наблюдался в экономике лишь после 1800 года, эффект дохода подразумевает повышение процентных ставок при переходе от мальтузианской к современной экономике — повышение, которого мы, естественно, не наблюдаем. Высокие процентные ставки должны быть у нас, а не в Англии мальтузианского времени.