Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира - Грегори Кларк

РИС. 9.4. Отношение заработной платы мастеров к заработной плате рабочих в Англии, 1200–2000 годы

Кроме того, в таких странах, как Англия, повышение общего уровня грамотности и навыков счета до 1800 года не было связано с какими-либо действиями или мерами со стороны государства. Образование, получавшееся людьми, по большей части оплачивалось частным образом (хотя и при участии постоянно возраставшего числа благотворительных фондов).

ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ РАБОЧЕГО ВРЕМЕНИ

В главе 3 мы видели, что продолжительность рабочего дня в Англии к 1800 году была очень большой по сравнению с обществами, занимающимися собирательством и подсечно-огневым земледелием. Когда именно произошло увеличение рабочего дня, сказать трудно из-за ненадежности документов доиндустриальной эры. Очевидно, что в Англии этот переход в основном состоялся еще до начала промышленной революции. Однако рабочий день в средневековой Англии, вероятно, уже был длинным, по меркам собирателей[217].

Таким образом, несмотря на то что уровень жизни в доиндустриальном мире не претерпевал заметных изменений, к 1800 году — по крайней мере в некоторых регионах Европы — возникло совершенно иное общество. Прибыль от капитала упала почти до современных значений, работе уделялось намного больше времени, чем в обществах собирателей, премии за квалификацию уменьшились, уровень межличностного насилия снизился, уровень грамотности и навыков счета вырос. В таких странах, как Англия, все слои общества приобретали черты стереотипного среднего класса[218].

УЗАКОНЕННОЕ НАСИЛИЕ

Мы уже отмечали снижение уровня убийств в доиндустриальной Англии — единственном доиндустриальном обществе, для которого мы можем оценить подобные показатели, — в 1190–1800 годах. Наряду с этим снижением уровня межличностного насилия наблюдается и общее падение интереса публики к крови, пыткам и увечьям. Древнейшие общества — вавилоняне, греки, римляне, инки — обнаруживают поразительное сходство с нашей эпохой, проявлявшееся во многих сторонах повседневной жизни, за исключением одного момента — неутолимой кровожадности древних людей. Самыми развращенными в этом отношении выглядят римляне. Преступников публично казнили в Колизее и в амфитеатрах небольших городов, причем зачастую их предварительно жгли, насиловали, лишали зрения или калечили. Пленных, захваченных римлянами на войне, заставляли сражаться друг с другом в смертельных поединках для развлечения пресыщенной публики. Толпу разогревали зрелищем диких зверей, натравливаемых друг на друга или на людей.

Даже в средневековый период Англия никогда не знала подобной жестокости. Однако петушиные бои, травля медведей и быков, публичные казни и демонстрация разлагающихся тел казненных оставались популярными развлечениями до XVIII века. Пепис, человек с утоненным музыкальным и литературным вкусом, следующими сухими и бесстрастными словами излагает в дневнике события 13 октября 1660 года: «Ходил на Чаринг-Кросс смотреть, как повесят, выпотрошат и четвертуют генерал-майора Гаррисона; пока с ним это проделывали, он выглядел настолько бодрым, насколько может быть человек в его состоянии. Вскоре его четвертовали, показав его голову и сердце народу, издававшему радостные крики… Оттуда отправился к моему патрону, затем сводил капитана Каттенса и мистера Шепли в таверну „Солнце", где угостил их устрицами»[219]. Процедура, которую он так безмятежно описывает, заключалась в том, что казненного слегка придушили, потом кастрировали и выпустили ему кишки, после чего сожгли его внутренности у него на глазах и лишь затем обезглавили. Постепенно эта страсть к кровавым зрелищам ослабла. Последняя подобная казнь за измену состоялась в Англии в 1782 году.

Женщин, убивших своих мужей или занимавшихся подделкой денег, перестали сжигать на костре только после 1789 года[220]. Буйное поведение посетителей, пришедших полюбоваться на сумасшедших в Бедламе — что в Лондоне XVIII века было популярным развлечением, — вынудило власти в 1764 году нанять четырех констеблей и к ним четырех помощников для патрулирования галерей по выходным[221]. В 1770 году посещение Бедлама наконец запретили всем, кроме обладателей входных билетов, выдававшихся администрацией. Повешение тел казненных преступников прекратилось в 1832 году. Петушиные бои, а также травля медведей и быков были запрещены в 1835 году. Наконец, в 1869 году завершились и публичные казни.

ДАВЛЕНИЕ ОТБОРА

Почему же мальтузианское общество, по крайней мере в Европе, так изменялось с приближением к промышленной революции? Специалисты по социальной истории могут ссылаться на протестантскую Реформацию XVI века, исследователи интеллектуальной истории — на научную революцию XVII века или Просвещение XVIII века. Утверждается, например, что «западное Просвещение было единственным интеллектуальным движением в человеческой истории, необратимость которого была обусловлена его способностью вылиться в экономический рост»[222].

Однако подобный поиск причин за пределами экономической сферы лишь отодвигает проблему на один шаг назад — подобно тому как указание на Бога в качестве творца мира неизбежно поднимает вопрос о том, кто сотворил самого Бога.

Пусть распространение протестантизма объясняет рост уровня грамотности в Северной Европе после 1500 года. Но каким образом после более чем тысячелетнего господства католических догм никому не известный немецкий проповедник ухитрился произвести такой глубокий переворот в отношении простых людей к религии? Пусть научная революция объясняет последующую промышленную революцию, но почему после пяти с лишним тысяч лет, предоставлявших к этому возможности, систематическое эмпирическое изучение естественного мира началось лить в XVII веке?[223] А если бы неожиданная и необъяснимая научная революция никогда не произошла, мир бы навсегда остался в тисках мальтузианской ловушки? Даже если идеологии способны изменять экономический характер общества, сами они в свою очередь являются выражением его фундаментальных установок, диктуемых в том числе экономической сферой.

Однако нам не нужно будет искать подобного «бога из машины», покончившего с мальтузианской эрой, если вспомним о наличии мощных процессов отбора, разбиравшихся в главе 6. Силы, создававшие менее жестокое, более терпеливое, более трудолюбивое, более грамотное и более рассудительное общество, были заложены в тех самых мальтузианских постулатах, на которых основывалось доиндустриальное общество. Например, на рис. 9.5 показан уровень грамотности для мужчин около 1630 года в зависимости от их капитала. Как уже говорилось в главе 6, у богатейших завещателей, которые почти поголовно были грамотными, выживало вдвое больше детей, чем у беднейших завещателей, из которых грамотными были лишь около 30 %. В каждом следующем поколении сыновья грамотных становились все более многочисленными по сравнению с сыновьями неграмотных.

РИС. 9.5. Грамотность и активы английских мужчин-завещателей, 1630 год

Аграрные общества отличались от предшествовавших им сообществ собирателей в двух ключевых отношениях. Переход к сельскому хозяйству позволил резко увеличить плотность населения, благодаря чему люди отныне жили в общинах, состоявших не из 20–50, а из сотен и тысяч человек. По оценкам, к 2500 году до н. э. шумерские города достигали численности населения в 40 тыс. человек[224]. Кроме того, в аграрных обществах имелось множество активов, находившихся во владении у конкретных людей, — земля, дома, скот. Масштаб этих обществ допускал широкое использование денег в качестве средства обмена. Величина денежных сумм и важность доходов от этих активов порождали потребность в долговечных документах для фиксации прав собственности и сделок с ней. От древних шумеров и вавилонян до нас дошло множество глиняных табличек, на которых записывались соглашения об аренде и купле-продаже, завещания и трудовые договоры. На рис. 9.6 изображена типичная клинописная табличка, представляющая собой квитанцию о получении товаров.

РИС. 9.6. Запись о доставке скота на клинописной табличке из Месопотамии. Ур, III период (2112–2004 годы до н. э.)

В институциональном и технологическом контексте этих обществ для приобретения единственной значимой валюты мальтузианской эры — репродуктивного успеха — потребовался новый набор навыков и достоинств. Знание письма и счета, прежде никому не нужное, оказалось полезным для достижения экономического успеха в доиндустриальных аграрных экономиках. А так как репродуктивный успех был связан с экономическим успехом, то последний влек за собой умение обращаться со словами и числами. Общество, в котором скопилось много капитала, стало вознаграждать за терпение и трудолюбие; в результате эти черты характера перешли в разряд предпочтительных.