Одиночка - Гросс Эндрю

— Мы его уже обнаружили, — сообщил Донован. — На самом деле мы за ним кое-кого послали.

— На какой стадии находится операция, если, конечно, вы можете делиться со мной этой информацией?

Донован посмотрел в глаза генералу и понял, насколько важен человек, которого они ищут. Но все же операция имела статус сверхсекретной, и в нее были посвящены лишь немногие избранные.

— Я могу только сказать, что он там. На месте. Через двое суток ваш человек либо будет на пути в Вашингтон, либо, боюсь, вам придется обходиться без него.

Гровс озабоченно кивнул. Он отвел Донована еще дальше от посторонних ушей.

— У нас нет времени, Билл. Эта гонка — адская, так бы я ее назвал. Оппенгеймер уверяет меня, что участие этого Мендля сэкономит нам месяцев шесть. Вы понимаете, насколько критичны полгода в вопросе создания нового супероружия? И сколько людей можно спасти?

— Поверьте, мы прилагаем максимум усилий.

— Ну, тогда я услышал все, что надо, — Гровс глянул на часы. — Мне пора. Президент требует, чтобы мы, вояки, являлись вовремя. Это сенаторы и министры могут приходить, когда им удобно.

— Это всегда так. — Глава УСС и руководитель Манхэттенского проекта двинулись обратно. — Лесли, я полагаю, по этой теме идут параллельные исследования?

— По этой теме?..

Донован остановился.

— По теме, которой занимается Мендль.

— По газовой диффузии, — Гровс тоже остановился. — Это процесс разделения урана-238 и более легкого изотопа, урана-235.

— Я никогда не был силен в химии, — пожал плечами Донован.

— Знай я, что мне доведется этим заниматься, я бы сам побольше внимания уделил этому предмету, — ухмыльнулся в ответ Гровс. — Но, по поводу вашего вопроса, да, Билл, мы проводим исследования: в Беркли и в Университете Массачусетса. И делаем успехи. Но, как я уже сказал, это гонка. Немцы тоже не дремлют. — Они возобновили движение. — А что?

— Я бы не хотел давать ложных надежд, — разведчик остановился и посмотрел на своего собеседника, — по поводу перспектив этой операции. Повторюсь, мы заслали человека, его куратор, Стросс, считает, что мы выбрали правильную кандидатуру и у него хороший шанс на успех. Но, по правде говоря, мы никогда особо не надеялись увидеть, как они плывут по Потомаку под белыми парусами. Если вы меня понимаете.

— Понимаю, — угрюмо кивнул руководитель Манхэттенского проекта. — Я отлично вас понимаю.

— И мне очень жаль, — Донован открыл дверцу своей машины, — когда я с ним познакомился, он показался мне перспективным молодым человеком.

Глава 36

В бараке, куда внедрился Блюм, обитало человек триста — по двое-трое на каждую койку.

После переклички он зашел внутрь. Усталые лагерники, вернувшиеся после смены, громко вздыхали и стонали, пристраивая свои изможденные тела на тощих соломенных матрасах и пытаясь подлечить свои волдыри и язвы. Блюм предполагал, что пройдет какое-то время, прежде чем немцы сверят данные проверки со списками умерших накануне.

Он старался дышать пореже, чтобы спастись от зловонного запаха немытых тел и человеческих испражнений. Со всех сторон раздавались жалобы, кашель, люди чесались и пускали газы. Некоторые в оцепенении бормотали себе под нос что-то бессвязное. Еще в Англии его привили от тифа, дизентерии и всех возможных зараз, распространенных в лагере. Однако тут от одной только вони его буквально выворачивало наизнанку. А еще вши. Наконец Натану удалось отыскать койку с одним обитателем.

— Здесь свободно? — спросил он у человека, лежавшего на нарах.

— Новенький? — заключенный посмотрел на Блюма красными воспаленными глазами.

— Да, — ответил Блюм. — Сегодня прибыл.

— Новичкам к задней стене, — мужик с верхней полки указал вглубь барака. — У отхожего места.

Стараясь дышать через раз, Блюм двинулся дальше.

В самом конце барака на верхних нарах растянулись двое. Один из них, великан, обрабатывал гнойные раны на ногах. Другой — худощавый с мелким, как у хорька, лицом и бегающими настороженными глазками. Никто из них не пошелохнулся, чтобы освободить ему место.

— Берег специально для тебя, — сказал мужчина с нижней полки. На голове у него была твидовая кепка, и он был здесь вроде как за старшего. — Предыдущий жилец только вчера помер от тифа.

— Повезло мне, — отреагировал Блюм.

— Вон миска, — Кепка указал на висевшую на кроватной стойке жестянку, грязную и проржавевшую. — На твоем месте я бы привязал ее к себе. Без миски останешься голодным. Такой тут порядок.

— Понял. Спасибо. — Блюм ухватился за перекладину и подтянулся на верхнюю полку.

— Сюда ложись, — неприветливо буркнул великан, толкая его к тому краю, что был ближе к отхожему месту. Сортир представлял собой открытую дыру со стульчаком.

— Ты откуда? — спросил его кто-то.

— Из Гижицко, с озера Снярдвы, — ответил Блюм.

— Из Мазурии? Там красиво. Как тебе удалось так долго продержаться?

— Я прятался на ферме, — его просили не вдаваться в подробности по поводу его новой биографии, так как кто-то мог оказаться из тех же краев или знать местного, который мог бы разоблачить Блюма. — Чертов почтальон нас выдал.

— Почтальон? Даже почте нельзя нынче доверять. Ну, что ты нам расскажешь? Как там на воле?

— Да немного, — в планы Блюма не входило привлекать к себе излишнее внимание или становиться популярным. Но все же… — Знаю, что на востоке дела совсем плохи. Русские уже на Украине.

— На Украине! — радостно воскликнул кто-то.

— В Англии союзники готовятся к высадке.

— К высадке? А где?

— На французском побережье. В Кале или Нормандии. Никто точно не знает, но скоро. Так сказали по ВВС. Говорят, это будет самая большая армия в истории.

— Не поспеют, — вздохнул человек с соседней койки. — Будем смотреть правде в глаза, немцы уничтожат нас всех прежде, чем кто-нибудь сюда доберется. А не немцы, так русские. Поверьте мне, я видел, что такое погромы.

— Говорят, теперь идут составы с венграми, — заговорил другой. — Мы слышим, как тысячи людей прибывают днем и ночью. Но их больше не гонят в лагерь. Сразу в расход.

— Об этом я ничего не знаю, — пробормотал Блюм, пожав плечами. Хотя ему было хорошо известно от Стросса, что именно так все и происходило. — Послушайте, помогите мне кто-нибудь. Я пытаюсь кое-кого найти. Мне говорили, что здесь находится мой дядя. Его зовут Мендль. Альфред. Он профессор из Львова. Никто не слышал?

— Мендль? Не припомню, — отозвался Кепка. — Тут по именам никого не запоминают, только в лицо.

— Я знал одного Петра Мендля, — вспомнил другой заключенный. — Но он был из Праги. Торговец рыбой, не совсем профессор. Все равно он давным-давно вылетел в трубу.

— В трубу? — переспросил Блюм.

Послышались горестные смешки.

— Эта вонь снаружи. Ты же не думал, что тут у нас шоколадная фабрика?

— Или от кухни так пахнет, — добавил кто-то. — Хотя на вкус похоже, скоро сам увидишь.

— У меня снимок есть, — Блюм достал маленькую фотографию с загнутыми углами, на которой Мендль был снят по пояс. — Передайте другим. Может, кто признает его.

Снимок переходил от койки к койке. Несколько человек, покачав головой, отдавали его дальше. Другие равнодушно пожимали плечами.

— Что-то знакомое, но недавно точно не видел, — произнес один заключенный, передавая фото соседу.

— Извини, — последний протянул снимок Блюму с нижней койки. — Не так уж много здесь львовских. В любом случае я стараюсь лица не разглядывать.

— Да тут много тысяч людей, — печально покачал головой Кепка. — И состав меняется ежедневно.

— У меня для него важная новость, — объявил Блюм. — Если кто его знает.

— У нас тут у всех новости важные, — усмехнулся кто-то. — К сожалению, ни одну из них не удается доставить.

— Философ, — закатил глаза Кепка.

— На твоем месте — я бы забыл про дядю, — посоветовал ему другой заключенный. — В любом случае его наверняка уже нет в живых.