Дай-сан - Эрик Ластбадер

В дверь, сверкая глазами, ворвался Никуму с обнаженным мечом.

— Где она?

— Возможно, вы начинаете понимать. — Второй голос снаружи, с балкона.

— Кто вас звал! — зарычал Никуму.

— Вы, конечно, — спокойный и ровный ответ.

Похоже, это еще больше разъярило Никуму, и он бросился на Ронина.

— Я убью вас за это! Она моя!

Рослый Никуму занес над Ронином длинный буджунский клинок. Он был стремителен и напорист, но далеко не безрассуден. Ронин, почуяв опасность, отразил удар, одновременно забрасывая обе ноги за оконную раму. У него за спиной дерево разлетелось в щепки, и он метнулся в противоположную сторону. Другой удар пришелся поперек окна. Камень рассыпался облаком пыли в тот самый момент, когда Ронин прыгнул и, проскользив вдоль толстой ветки, спустился по корявому стволу на землю, где его ждала Моэру.

Он запрокинул голову, вглядываясь во тьму. Фигура Никуму в окне. Зыбкий двойник — его тень. Шелковый халат развевается на ветру. Казалось, там стоит не человек, а призрак.

— Я буду травить вас, как диких зверей! — истошно завопил он, широко размахнувшись мечом.

Сверху посыпались куски камня и дерева.

— Считайте, что вы уже оба покойники! Да, покойники!

Когда они бежали сквозь заросли криптомерий, до них донесся какой-то звук. Ронин так и не смог определить, что это было: взрывы дикого хохота или отголоски рыданий.

— Теперь нам некуда больше идти, — тихо сказал Оками. — Одно только место осталось…

— Да. И я даже знаю какое.

В голосе Ронина звучала усталость.

— Неужели?

Удивление на лице буджуна.

— Замок куншина.

Они сидели под навесом террасы придорожной тихой гостиницы, выстроенной на высоких пурпурных утесах, устремленных крутыми обрывами, словно в безумной попытке самоубийства, в сторону бурных волн далеко внизу. Холодный свет полумесяца превращал пену прибоя в яркие бриллиантовые блестки, а водяную пыль — в платиновые кружева.

Ветер с моря раскачивал темные сосны, напоминавшие дремлющих стражей, чуть выше по склону и справа. Слева вниз уходили утесы, заросшие густым кустарником.

Где-то проухала снежная сова.

Перед ними на вымощенной камнем террасе, покрытой татами, стоял низкий лакированный столике дымящимся чаем. Наполовину пустые чашки. Тарелочка с рисовым печеньем. Оками с лицом, выражающим полную безмятежность, сидел напротив Ронина. Моэру осталась в комнате, забывшись тяжелым сном.

— Боюсь, — заметил Оками, — наше маленькое предприятие было большой ошибкой. Теперь Никуму наш враг, а в Эйдо трудно найти более могущественного, свирепого и безжалостного противника.

— Он держал ее против воли. Если б вы видели…

— Она все же его жена, Ронин…

— Разве это лишает ее права на свою собственную жизнь? Или такие у вас обычаи — дивные традиции буджунов?

Набежавшие тучи ненадолго закрыли луну. Когда ее мраморный свет засиял опять, Оками спокойно проговорил:

— Друг мой, я понимаю…

— Прошу прощения за грубость, Оками, но должен сказать вам, что вы никогда не поймете. Мы с Моэру связаны между собой какими-то странными узами. Я сам еще не разобрался какими.

Помолчав, Ронин добавил:

— Она может со мной говорить.

Оками долго смотрел на море, потом налил еще чаю — себе и Ронину. Держа фарфоровую чашечку кончиками пальцев, он медленно отхлебнул ароматной горячей жидкости.

— Нет смысла жалобиться и стенать, когда что-то уже случилось, — произнес он негромко. — Простите меня, друг мой. Как бы там ни было, она с нами. Такова наша карма.

— Так что насчет куншина?

— Во-первых, — заговорил Оками деловитым тоном, — он единственный из буджунов на Ама-но-мори, способный отразить все возможные поползновения со стороны Никуму. А Никуму будет мстить…

— Но Никуму — его друг.

— Позвольте мне закончить, пожалуйста. Нас еще может спасти свиток дор-Сефрита, поскольку, как говорят, Азуки-иро обладает кое-какими древними знаниями, оставшимися после воинов-магов. Если это действительно настолько важно, тогда у него не останется выбора. Ему просто придется поумерить пыл Никуму. Во всяком случае, до принятия какого-либо решения.

— А потом?

Оками пожал плечами.

— Когда он увидит, что вы принесли, он, возможно, начнет понимать, что зло подобралось так близко к нему, что уже отравляет и Ама-но-мори. Сасори необходимо уничтожить. Если Никуму их нынешний вождь, значит, он умрет первым.

Оками ушел к себе в комнату, а Ронин еще долго сидел на террасе, вслушиваясь в бесконечный грохот прибоя, накатывающего на пурпурные утесы. В ветвях сосен запутался серый туман, похожий на рыхлую паутину, сотканную каким-то гигантским пауком. Звезд уже не было видно. Луна зашла еще раньше.

Он вглядывался в туман, в самые сокровенные недра своей души. И он дал клятву. Его никто не остановит. Никто. Ни Никуму. Ни Маккон. Ни даже сам Дольмен. Он завершит свою миссию, ради которой и появился здесь, поскольку у него тоже есть карма, слишком сильная, чтобы ею можно было пренебречь. Пока у него еще нет ясного представления о том, что именно он будет делать. Но это уже не имело значения. В глубине души он понимал, что судьба всего мира не будет — не может — решаться Никуму или куншином. Она не может зависеть от воли какого-то одного человека. Человеческая жизнь определяется множеством обстоятельств, то же самое происходит и с ходом истории. Сам он — воин. Боевые линии в его жизни расчерчены давно и закалены кровью, болью и утратами. Такое не забывается. Мороз его забери, Никуму! И куншина… если он примет решение выступить против него. И еще одно понял Ронин этой ночью: он приближается к водовороту событий, к которым стремился всю жизнь. То, что должно случиться, случится уже очень скоро.

А что с Моэру?

Ее прохладные пальцы легли ему на шею.

Она присела рядом с ним.

— Свободна.

Ее голос ласкал его слух.

— Ты услышала, что я думаю о тебе?

Она запрокинула голову, радостно рассмеялась.

— Это словно второе рождение.

Яркий свет переливчатой зари, уже разгорающейся за устремленной ввысь вершиной Фудзивары — тонким мазком кисти по небу, мягко оттенял ее черты. Сероватая зелень и дымка. Темная прядь упала ей на глаза, и Моэру подняла тонкую руку, чтобы убрать с лица волосы. Он остановил ее. Их пальцы сплелись.

— Как? — спросил он.

— Пойдем со мной.

Они поднялись и прошли по татами к ограждению террасы. Она замерла, положив руки на деревянные перила. Ронин встал рядом. Они соприкасались плечами и бедрами.

— Мы расстались, когда я во время атаки сошла с «Киоку». Был шторм, который не был штормом. — Она повернулась к нему; ее длинные волосы разметались по ветру. — Что это было?