Дай-сан - Эрик Ластбадер

— Мы расстались, когда я во время атаки сошла с «Киоку». Был шторм, который не был штормом. — Она повернулась к нему; ее длинные волосы разметались по ветру. — Что это было?

— Не знаю. — Он не был уверен, что это правда. В голове все смешалось.

— Смотри, — показала она. — Заря.

Одинокие сосны, чернеющие на фоне разорванного розового горизонта. Величественная Фудзивара. Панорама Ама-но-мори.

Ее лицо было бледно-розовым в утреннем тумане. Развевающийся на ветру шелковый халат, который купил ей Оками в гостинице, резко контрастировал с ее черными волосами. Держа руку у шеи, она поглаживала миниатюрный серебряный цветок на цепочке.

— Я вернулась сюда из-за сакуры, что ты мне подарил.

Утренний ветер трепал ее волосы, и теперь Ронин видел ее как бы сквозь переменчивые кружева, закрывавшие ей щеки и полные губы.

— Я так обрадовалась, когда они появились. Волны уже отнесли «Киоку» далеко от нас. Мы сражались, но нас было мало. Моряки погибали один за другим. В конце концов я осталась одна.

В отдалении послышался крик. Они повернулись в ту сторону. Над пенящимися волнами уже появились первые чайки, низко летавшие над отливавшим медью морем в поисках пищи. Свет восходящего солнца окрасил их белое оперение в розовый.

— Эту сакуру сделал Никуму и придал ей особые свойства. Когда в совете решили заслать буджуна на континент человека, куншин настоял на том, чтобы ему дали какой-нибудь тайный знак с тем, чтобы в случае чего — если с ним что-то случится на континенте, если кто-то начнет ему противодействовать, — об этом узнали бы на Ама-но-мори. Никуму придумал сакуру. Он знал, что буджун не расстанется с ней, пока жив. Они знали, что их человек погиб, но не знали, кто завладел сакурой. Никуму решил, что тот, у кого теперь сакура, наверняка имеет отношение к смерти буджуна. Поэтому он пришел за мной.

Наблюдая за рассветом, Ронин мысленно вернулся в тот день, когда для него потемнело солнце над обсидиановым кораблем, уносившим Моэру.

— Значит, он прилетел.

Она повернулась к нему; в глазах ее промелькнул испуг.

— Да, но откуда ты знаешь?

— Я видел… кое-что, вдалеке.

— Их принесли боевые кони древнего Ама-но-мори… его и еще трех воинов.

— И они вчетвером разгромили целый корабль?

— Разве они не буджуны?

— Ты все еще носишь сакуру. Он узнает, где мы.

— Нет, когда я вернулась на Ама-но-мори, она перестала действовать как маяк.

— Почему ты ее не сняла?

— Это твой подарок.

— Ты его жена?

Она и бровью не повела.

— Я уверена, что ты знаешь. Оками наверняка сказал.

— Хочу услышать это от тебя.

— Я — жена Никуму.

— Тогда что ты делала на континенте человека?

Она повернулась спиной к свету, что разливался по склонам Фудзивары. Ее стройное тело, прижавшееся к нему, затрепетало.

— Как ты меня освободил?

Шепот, ласка, тепло. Что еще крылось за этим вопросом?

— А почему твой супруг держал тебя взаперти?

— Супруги, как и все люди, могут быть добрыми или злыми.

Ее бездонные глаза стремительным водоворотом увлекали его на дно.

— А Никуму какой?

Глаза на мгновение закрылись, преградив ему доступ к взвихренной вселенной. Когда она снова открыла глаза, они блестели от слез.

— Ни то ни другое. Все вместе.

— Загадки.

Он смотрел, как у нее по щекам медленно катятся слезы. Достаточно протянуть руку, коснуться… Только не станет он этого делать. Пока.

— Он боится.

— Чего?

Слезинка на мгновение задержалась на высокой скуле, вздрогнула и упала на татами.

— Он больше не тот Никуму. Что-то…

— Почему он стал вождем сасори?

Она покачала головой:

— Не знаю. Пока меня не было, с ним что-то произошло, что-то ужасное.

— Выходит, Оками прав — он предался злу.

— Нет-нет. — Она схватила его за руки. — Просто он изменился. Иногда… иногда он такой же, как раньше, а потом вдруг становится… как сумасшедший.

Радостные крики чаек. Нашли, наверное, пищу. Небольшими плотными стайками они скользили над самой водой и безостановочно галдели.

— Ронин, я опасаюсь, что он одержим.

— Чем?

— Сейчас при нем постоянно находится один человек…

— Да. Я видел его. Но у него нету власти Никуму.

— Ты должен кое-что сделать.

— Я? — Он чуть не рассмеялся ей в лицо. — Мороз меня побери, Моэру, этот человек жаждет моей смерти! А ты просишь меня помочь ему?!

— Только если ты можешь.

— Что за бред!

Ее лицо приблизилось к нему, на длинных ресницах застыла влага.

— Как ты меня освободил?

— Я не задумался об этом.

— Да, конечно. Если бы ты задумался, хоть на миг, у тебя ничего бы не вышло. Никуму убил бы тебя.

— Что-то злое таится в Ханеде, Моэру.

— Да, но это не Никуму. Он — человек, а не какой-нибудь монстр.

— Но то, что он сделал с тобой…

— Ронин, ты должен ему помочь!

— Но я не знаю…

— Только ты, и никто другой, смог меня освободить…

— То, о чем ты меня просишь, это — безумие…

— Только твоя сила…

— Холод его побери…

— Он сделал меня немой…

— …нет!

— …чтобы я не могла говорить с тобой.

Даже сквозь туманную пелену ливня, низвергающегося с алого неба в сполохах молний, он разглядел эту исполинскую сосну. Расположенные в несколько ярусов ветви выдавались вперед, словно руки, протянутые к небесам. Они раскачивались под порывами ветра, под струями дождя. Рядом с этим величественным и могучим деревом даже каменный замок куншина казался игрушечным.

Они стояли у рва, кутаясь в промокшие насквозь плащи. С полей их плетеных шляп ручьями лилась вода. Мост из глины и дерева протянулся дугой надо рвом, обозначавшим границу владений вождя буджунов.

У них за спиной остались размытые очертания восточных окраин Эйдо. У последнего клена, там, где дорога делала широкий поворот, под утлой защитой небольшой деревянной станции сидела старуха, которая продавала чай утомившимся путникам.

— Откуда нам знать, что он здесь? — спросил Ронин.

— Он не в Эйдо, — убежденно ответил Оками.

— А может быть, он в горах?

— Он здесь, друг мой.

Они ступили на земляной мост, раскисший от дождя. Вдалеке слышались зловещие раскаты грома. Поверхность воды под мостом покрылась рябью от дождя.

Как только они миновали мост, их встретили стражники из гвардии куншина и повели прямо в замок.

Их проводили в небольшую прихожую, где миниатюрная женщина молча показала Ронину с Оками на ванны с горячей водой и на комплекты сухой чистой одежды, после чего увела Моэру в соседнюю комнату.

Вскоре Моэру вышла к ним. Теперь все трое были одеты в халаты с вышитым рисунком из колес, символом дайме. Ронин отметил, что им дали одежду цветов Оками.