Я - Мышиный король - Андрей Столяров

С некоторым трудом он остановил свою речь и, как будто взывая о помощи, обернулся к тому самому стриженному представительному мужчине, у которого сияла поверх пиджака серебряная цепочка.

Мужчина кашлянул.

- Информация о Мраке, конечно, очень важна, - сухо сказал он. - Но мне все-таки хотелось бы сначала услышать - нечто определенное... Так вы принимаете, милорд, наше приглашение на сегодня?

Он снова кашлянул.

Геккон поднял брови.

- А разве я не дал вам ответа? Я, по-моему, ответил вам вполне однозначно. Я предпочитаю затворничество удару кинжала. Преждевременная кончина моих предшественников - достаточное для того основание. И надеюсь, что к этому пункту мы больше возвращаться не будем. Настойчивость здесь подозрительна. Вы меня удивляете, сэр Фабрициус!.. - Геккон помолчал. Осторожные пальцы его снова тронули молочное заостренное лезвие. И опять отдернулись, точно обжегшись. Он обернулся к Мэру. - Я вижу, дорогой друг, что вы несколько переживаете за меня. Вы боитесь, наверное, что я подниму этот меч и тогда приобрету "власть неслыханную". Так, во всяком случае, утверждается в известном предании. Однако, дальше там сказано: "А если кто-то другой, вознамерившись царствовать, возьмет его в руки и, затмившись гордыней, обратит в свою выгоду против людей, то отсохнет у него правая рука до локтя, как бы горелое дерево, и отсохнет у него левая рука до локтя, как бы горелое дерево, и не будет у него рук обеих до конца его жизни"... Можете, дорогой друг не волноваться. Я пока еще не безумен, и я, может быть, отличаясь этим от вас, с чрезвычайным почтением отношусь к древним легендам. Они обычно оправдываются.

И он посмотрел на кончики пальцев, которые нисколько не изменились.

Мэр придвинулся:

- О чем вы, милорд?..

- Что же касается моего конкретного обещания, то я, разумеется, готов его выполнить. Если, дорогой друг, у вас найдется для этого время...

- Я весь во внимании...

Тогда Геккон, с легким вздохом оторвавшись от созерцания белого дымящегося металла, будто птица, волоча за собой оторочку крылатого рукава, осторожно прошелся по комнате, раздвигая и переставляя некоторые предметы - распахнул настежь дверь, приоткрыл ширь окна, пропустившего снаружи сумятицу хозяйственной перебранки. Объяснил, повернувшись: Пространство не должно быть разобщено, - а затем, водрузив по бокам овального зеркала две свечи, украшенные аллегорическими фигурками, осторожно зажег их - лучиной, стараясь держаться подальше, и из плоской позолоченной табакерки, блеснувшей алмазными гранями, бросил в пламя щепотку зеленоватого порошка.

Крохотные рубиновые язычки свечей вспыхнули и затрещали, повалил красный дым, который, как будто впитываясь, прилипал к стеклянной поверхности зеркала - амальгама его помутнела и словно бы заколебалась, побежали от края до края белесые волны, мелодичный протяжный звук отделился от вдруг завибрировавшей оправы:

- Дзиньго-о-о!..

Бронзовая литая подставка ее громко щелкнула.

Геккон выставил перед собой обе ладони.

- Следите за зеркалом, - предупредил он. - Полминуты, не больше, изображение долго не держится... - И, как будто размазывая ладонями что-то невидимое, начал плавно передвигать их по воздуху - одновременно медленно отступая. - Близко не подходите. Затянет...

У него заметно вытянулась из воротника гусиная напряженная шея.

Мэр - отшатнулся

- Колдовство, - пробормотал с иронией Барма, тоже, тем не менее, отодвинувшийся.

А Геккон, точно укушенный, дернул выступившими на спине лопатками:

- Молчание!..

Тотчас второй и третий звуки "Дзиньго-о-о"!.. как хрустальные полусферы, поплыли в пространстве, диковатая бронза оправы, усыпанная завитушками, вспыхнула и замерцала, потемнел, казалось, сам воздух, наполняющий комнату, пленка мутной белесости на поверхности зеркала лопнула, и из черной, как обморок, провальной ее глубины, обрамленной верхушками лиственниц на фоне звездного неба, высунулось ощеренное кошачье лицо с топорщащимися усами и, почуяв добычу, издало спазмы животного возбуждения:

- Мя-я-у-у!..

Серая с полосками лапа, по размерам своим скорее напоминающая тигриную, стремительно выпросталась оттуда, и громадные когти, попытались схватить заранее отпрянувшего Геккона.

Не доставали они, сжимаясь и разжимаясь, совсем немного, острые смертельные их концы скрежетали, касаясь друг друга, в каких-то лишь сантиметрах от темной фигуры, но как раз эти-то сантиметры и оставались непреодолимыми: чувствовалось, что кошка, отталкиваясь от земли, напрягая все силы, старается вырваться из оправы, однако крепкая белесая муть, образующая по краям, не пуская, пружинит и заталкивает кошачье тело обратно.

- Мя-я-у-у!..

Будто стон раздираемого железа прошел по комнате.

Зашумел древний лес и заполоскалась в невидимом отдалении паника птичьих крыльев.

- Мя-я-у-у!..

Лунный сказочный блеск, одевающий лиственницы, точно вывернулся наизнанку.

Долетел запах хвои.

Геккон обернулся.

- Разрешите вас познакомить, - хладнокровно сказал он. - Принц Фелида, хозяин всего Юго-Западного побережья. Властелин диких кошек, сюзерен пожирателей рыбы. Он великолепен, не правда ли?..

Сильная тренированная рука его, обтянутая кружевными манжетами, быстро взлетела, и холеные пальцы коснулись когтей - все так же сжимающихся и разжимающихся.

Брызнул синими искрами перстень, попавший под солнечное освещение.

Геккон усмехнулся.

- Я бы не рекомендовал вам встречаться с ним один на один. Растерзает...

И вдруг все кончилось.

Очередное "дзиньго", будто звуковое кольцо, слетело с оправы, звонко щелкнула, по-видимому остывая, косматая бронза, крепкая белесая муть, опоясывающая изображение, точно вскипела, снова побежали по поверхности ленивые гладкие волны, серая с полосками лапа мгновенно отдернулась, проступило стекло, и через секунду обыкновенное светлое зеркало, удивляющее, быть может, лишь своей толщиной, отразило - дубовую мебель, расставленную по периметру, перламутровые инкрустации крышечек и столов, полированные серебряные вензеля на стенах, и во всем этом непривычном, излишне вычурном обрамлении - вытянутую физиономию Мэра, у которого от волнения кожа приобрела лиловый оттенок.

Дружно пыхнули и сами собой погасли скульптурные свечи. Струйки красного дыма, заколебавшись, как змеи, растаяли в воздухе.

Только прелость весеннего леса напоминала о том, что происходило.

Да еще - из открытых окон доносились многочисленные препирающиеся голоса и отчетливый, как в обувной мастерской, перестук молотков по дереву и металлу.

Словно расположился под окнами кочующий табор.