Сказаниада - Петр Ингвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Улька была счастлива. Из нее получился настоящий оруженосец.
На торжище Котеня услышал глашатая – объявили войну с Двоей. Сомнений не возникло. Ехать! Больше нигде, как в ратной битве, не обретешь настоящей славы.
– Ты уверен? – Улька нерешительно куснула ноготь, тут же заметила за собой дурную привычку, за которую отец лупил по губам, и спрятала руки за спину.
– А ты? – раздалось встречно.
Для Котени битва – смысл жизни. Возражать бессмысленно.
– Само собой. Что для оруженосца может быть лучше, чем помогать господину совершать подвиги и потом сиять вместе с ним в лучах заслуженной славы?
До леса они прошли с конями на поводу, и на первой же скрытой от посторонних глаз поляне Котеня преподал несколько уроков выездки.
Наука давалась сложно, один раз Улька даже выпала из седла.
– Жива?! – Котеня склонился над ней, как при знакомстве, в глазах стоял ужас, будто отняли правую руку.
Нужно с этим что-то делать, иначе перевоплощение пойдет прахом в первой же передряге.
– Не дождешься. – Улька поднялась, откинув предложенную руку, потерла ушибленные места и вновь запрыгнула на коня. – Не обращайся со мной как с маленькой или как с дамой. Я слуга! Чего изволит господин? Прикажи хоть что-нибудь, а то чувствую себя девчонкой, которую нарядили воином и, словно куклу, посадили на коня.
Длинные ресницы Котени удивленно хлопнули:
– А ты тогда кто?
– Твой оруженосец Улька, готовый отдать жизнь за своего господина! Теперь учи меня драться, а то как мне защищать твою спину?
Бой на мечах, как сразу выяснилось, тоже был не ее конек.
Одна сторона неба уже почернела, другая еще сопротивлялась, давая всем, кто опаздывал, возможность расположиться на ночлег засветло. Котеня хотел искать постоялый двор, Улька пресекла лишнюю трату денег:
– Пока найдем, пора вставать будет. Небо чистое, дождя не намечается, впереди – речка. Остановимся где-нибудь на берегу.
На привале они рассказали друг другу о себе. Улька в подробностях поведала всю нехитрую историю своей жизни, Котеня поделился славными делами и несколько нехотя выдал их подоплеку. Оказалось, что у него есть невеста, и все подвиги совершались ради нее. Счастливая. Улька даже надеяться не смела, что однажды кто-то посвятит подвиг ей.
Спали по разные стороны от высокой березы. В отличие от прошлой ночи Улька не замерзла, стеганый тегиляй защищал не только от ударов и стрел. С таким доспехом одеяла не нужно. К тому же, он своей пышностью скрывал выпуклую грудь, и ее больше не требовалось перетягивать.
Привыкшая в деревне вставать с первыми лучами солнца, Улька поднялась, едва занялась заря. Береза мягко шумела, стрекотали кузнечики, все это терялось на фоне гомона проснувшихся птиц. Котеня же спал как убитый. Даже проверить пришлось. Нет, все хорошо: крепкая грудь, скрытая доспехами, вздымалась, веки подрагивали, светлые усы смешно шевелились. Все-таки жалко, что у витязя есть невеста. Повернись дело по-другому – планы Ульки могли поменяться. А сейчас все остается по-прежнему, только сдвигается на неопределенный срок.
Отойдя подальше за деревья, она умылась в реке. Освежающая прохлада взбодрила, захотелось искупаться полностью. Улька вспомнила про коней. Дома за Дормидонтом ухаживала именно она – кормила, чистила, водила на речку. То же самое должен делать оруженосец, если не хочет, чтобы его выгнали взашей как неумеху и лишний рот. Улька вернулась к месту ночевки, по очереди вывела и искупала коней, затем помылась сама. Река утром – нечто божественное. Тишина. Нежная прохлада, от которой кожа покрывается пупырышками еще до того, как погрузишься в воду. Полный покой. Одним словом, счастье. Тот редкий миг, когда никто не зовет, не стоит над душой, никуда не гонит. Миг, когда принадлежишь только себе.
Но как же обидно, что у Котени есть невеста. Иногда хотелось принадлежать не только себе.
Улька потрясла головой. Брысь, опасные глупости! У Котени есть невеста, тут и думать не о чем, и даже мечтать как о чем-то далеком и призрачном, но возможном. Котеня – не добыча, он друг и благодетель Ульки, она (до поры до времени) его помощница. От него ей нужны обучение воинским премудростям и помощь, а потом она сможет защищать себя сама. А уж тогда…
И все же…
Улька вздохнула. По воде течением несло одинокую травинку. Если травинка коснется ноги, с невестой Котени что-нибудь случится.
Нельзя такое загадывать. Улька отступила на шаг, чтобы травинка проплыла мимо.
Когда, вновь облачившаяся в доспех, она вернулась к месту ночлега, Котеня уже раскладывал завтрак. Она сдвинула брови.
– Это обязанность слуги, это должна делать я!
– Только при чужих. Когда мы одни, я буду ухаживать за дамой со всем почтением, которого она достойна.
– А если сейчас кто-то из леса смотрит – об этом ты не подумал?
– Тебе тоже следовало об этом подумать, когда купаться ходила.
Улька ощутила, как запылали щеки. Он видел!
Что-то из охвативших ее гнева и смущения отразилось на лице, потому что Котеня потупил взор:
– Просыпаюсь – тебя и коней нет. Что было делать?
Улька вытолкнула:
– Обещаю отныне вести себя благоразумно и думать наперед. А ты обещай не подглядывать.
Исподлобья она увидела, как спутник приложил руку к груди:
– Слово витязя.
Позавтракав, на ту же излучину за деревьями пошел купаться Котеня. Молодой витязь был сложен божественно. Широкие плечи напоминали перекрестие меча. На животе обнаружились невероятные кубики из мышц. Икры и бедра легонько кудрявились. Мышцы спины размерами напоминали крылья. Ульке не с чем было сравнивать, кроме как с бегавшими по улице соседскими ребятишками и с пьяным отцом, которого в бессознательном состоянии раздевала мать. Но то, что Улька сейчас увидела, ей понравилось.
Да, она подглядывала, и что? Это он давал слово, а она ни в чем таком не клялась.
Ветви скрывали замечательно, совесть была спокойна: никто не заметит. Улька ерзала и, если назвать вещи своими именами, пялилась, таращилась и поедала взглядом, причем все одновременно. А как же иначе?
