Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

– Простите, капитан, но у меня плохие новости. Клавэйн погиб, спасая дочь Хоури. У нас есть Скорпион, но…

На этот раз капитан ответил не скоро. Антуанетта задумалась: неужели известие о смерти Клавэйна задело Бреннигена так сильно? Она никогда не считала капитана и Клавэйна людьми одного сорта, но из слов Бреннигена следовало, что у них гораздо больше общего друг с другом, чем с их окружением.

– Но ты не уверена, что из Скорпиона выйдет хороший лидер? – спросил капитан.

– Скорпион хорошо нам послужил. Во время кризиса лучшего вожака не нужно. Но он сам признал, что не способен мыслить стратегически.

– Тогда найдите другого.

После этого случилось нечто, застигшее Антуанетту врасплох. Она мысленно увидела недавнее собрание в Высокой Раковине. Увидела, как в комнату вразвалку входит Кровь и как появляется опоздавший Васко Малинин. Как Кровь выговаривает ему за опоздание, как Васко отвергает все обвинения. И тут она шестым чувством осознала, что приняла тогда небрежность тона молодого человека за само собой разумеющееся, за манеру его поведения, и что уже тогда в глубине души сочла это качество отменным, предчувствуя, кем он станет в будущем.

Она заметила пробивающиеся наружу отблески стали.

– Но разговор не о нашем руководстве, – торопливо сказала Антуанетта. – Разговор о вас, Джон. Вы собираетесь взлететь?

– Предлагаешь обдумать это?

Она вспомнила доклады о повышении уровня нейтрино.

– Похоже, вы уже давно думаете об этом. И не просто думаете.

– Возможно.

– Необходима осторожность. Допускаю, что следует поспешить с отлетом, но нельзя забывать о тех, кто нас окружает. Чтобы перевезти всех на борт, понадобится не один день, даже если все пройдет без задержек.

– На борту уже тысячи людей. И их спасение стало моей главной задачей. Мне очень жаль остальных, но, если они не переберутся своевременно на корабль, им придется остаться. Считаешь это жестоким?

– Не мне судить. В любом случае кто-то решит остаться на Арарате. Не исключаю, что стоит даже посоветовать им это на тот случай, если отлет «Ностальгии» окажется ошибкой. Но, взлетев сейчас, вы убьете всех, кто еще не на борту.

– Возможность ускоренной доставки людей на борт рассматривалась?

– Мы делаем все от нас зависящее. Уже готовим эвакуацию ограниченного количества людей из района бухты. Но переправить сто тысяч человек совсем не просто.

На мгновение капитан скрылся за облаками пыльной бури. Антуанетта молча смотрела на грубую кожистую поверхность стены. Наконец она решила, что контакт утерян и пора уходить. Но Джон возник снова, вышел из воображаемого ветра.

Обращаясь к ней, он силился перекричать что-то слышное только ему:

– Прости, Антуанетта. Я понимаю твое беспокойство.

– Означает ли это, что вы прислушаетесь к моим словам? Или взлетите, несмотря ни на что?

Капитан дотронулся до лицевого щитка, чтобы опустить его.

– Вы должны сделать все возможное, чтобы люди из района бухты оказались на борту корабля или в другом безопасном месте.

– И это весь ваш ответ? А остальные, кого мы не успеем вывезти, пусть выживают как хотят?

– Думаете, мне легко?

– Но вы можете подождать, пока мы не переправим всех в безопасное место?

– Это может закончиться трагично, Антуанетта. Трагично и необратимо.

Испытывая отвращение, Антуанетта отвернулась:

– Помните, что я сказала вам в прошлый раз? Зря сказала. Теперь я это понимаю.

– О чем ты?

Она снова повернулась к капитану. В ней бушевали злоба и отчаяние.

– Я сказала, что вы заплатили за свои преступления сто шестьдесят тысяч раз. Но это не так, Джон. Всего лишь утешительная мечта. Вам наплевать на этих людей. Вы думаете только о собственной шкуре.

Капитан ничего не ответил. Опустив щиток, он исчез в пыли, зашагал пригнувшись, преодолевая огромную силу существующего только для него ветра. Антуанетта же задумалась о том, не стала ли эта встреча пагубной ошибкой, безрассудной выходкой, из тех, от которых ее неизменно предостерегал отец.

– Безуспешно, – объявила она, вернувшись в Высокую Раковину.

За столом собрался кворум руководителей колонии. Она успела заметить, что здесь были все, за исключением Пеллерин, пловчихи. Присутствовал даже Скорпион. Его Антуанетта увидела впервые со дня смерти Клавэйна и отметила во взгляде что-то новое. Даже когда свинья смотрел ей прямо в глаза, его взор был сосредоточен на чем-то далеком и явно враждебном, маячившем у воображаемого горизонта, – вроде вражеского паруса или блеска доспехов. Она определенно уже где-то видела недавно такой же взгляд – и через несколько мгновений вспомнила. За этим столом сидел старик, и мысли его были сосредоточены на столь же далекой угрозе. Понадобились годы лишений и страданий, чтобы взгляд Клавэйна стал таким, а вот у свиньи на это ушло всего несколько дней.

Антуанетта знала: на айсберге случилось что-то ужасное. Она не пыталась выяснить подробности, решила поверить, услышав, что так для нее же будет лучше. И хотя она никогда не изучала мимику гиперсвиней, в лице Скорпиона легко читалась половина ужасной