Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

И последней каплей послужили слова Васко. Думал ли Малинин, как они подействуют на Марл Пеллерин?

Женщина остановилась там, где начинала изгибаться береговая линия, образуя бухту. Берег казался неясной серой полосой, он тянулся насколько хватало глаз и терялся в смеси морского тумана и облаков, обнимающих бухту с обеих сторон. Временами в серебристой дали ненадолго показывался шпиль корабля, и от появления к появлению как будто менялись его размеры и удаленность от берега. Марл нелегко было свыкнуться с этими иллюзиями. Она знала, что нос субсветовика возвышается в трех километрах от моря, но порой «Ностальгия по бесконечности» казалась не выше средней лагерной постройки из раковин или стандартной антенны связи.

Она попыталась представить шквал нейтрино, несущийся от корабля, а точнее, от подводной его части, от скрытых в море двигателей, – божественный свет, пронзающий ее как ножом. Частицы проскакивали через мембраны ее клеток, не причиняя вреда, и уносились дальше, в межзвездное пространство, лишь на йоту не достигая скорости света. Поток нейтрино означал, что двигатели готовятся к межзвездному перелету. Никакие организмы не способны ощутить эти микрочастицы, а только самые чувствительные машины.

Или это заблуждение? На любой из планет, населенных жонглерами образами, их организмы в совокупности имеют чудовищный вес, в десятки раз больше, чем у всех людей во Вселенной. Что, если такая огромная масса, обладающая коллективным сознанием, чувствительна к потоку нейтрино? Что, если они ощущают пробуждение корабля и понимают – если зеленая медлительная биомасса способна на понимание, – что означает его отлет?

Волны играли с какой-то вещью у берега, перекидывали с камня на камень. Марл подошла взглянуть. Это оказался кусок металла, почерневший и скрученный, похожий на бракованный леденец; вся поверхность в причудливых складках и трещинах. От металла кольцами поднимался пар. Предмет жужжал и потрескивал, его подвижные части напоминали судорожно подергивающиеся культи лишившегося клешней рака. Эта вещь наверняка упала с неба, и совсем недавно – может быть, час назад. Со всего Арарата, отовсюду, где находились люди, поступали сообщения о летящих с неба предметах. Слишком много падений регистрировали именно у постов наблюдения, чтобы считать это случайностью. Кто-то сосредоточил свои усилия над центрами человеческого населения. И этот кто-то – или что-то – иногда пытался достичь поверхности. Но такое удавалось только небольшим фрагментам.

Металлический предмет внушал тревогу. Кем он сделан, людьми или инопланетянами? Если людьми, то друзьями или сочленителями? Впрочем, имеет ли это сегодня какое-то значение?

Марл сбросила халат. Готовясь войти в воду, она всегда на мгновение представляла, как выглядит со стороны моря. Поле ее зрения словно бы поднималось с волнами вверх и вниз. Она была тонким нагим существом, бледной прямостоящей морской звездой на берегу.

Разбившийся металлический предмет пустил в небо облачко дыма.

Марл опустила руки в каменистый прудок. Плеснула в лицо, смочила сзади волосы. Вода жгла глаза, от слез перед ними все плыло. Даже в этой приливной лужице кишели жонглеры. Кожу щипало, в особенности полоску по окружности лица, где уже заметны были следы проникновения туземной жизни. Две колонии микроорганизмов – живущих в воде и поселившихся в лице Пеллерин – узнали друг друга и пустились в радостный пляс.

Ученые, исследовавшие подобные вещи, считали случай Марл запущенным. Признаки проникновения жонглеров образами на ее коже были заметнее, чем у всех других пловцов. Статистика позволяла ей войти в море еще раз десять, но не больше. Однако всегда были исключения. Иногда море поглощало тех, у кого наблюдались лишь начальные, минимальные изменения. Крайне редко оно забирало и новичка в самое первое его плавание.

О жонглерах образами надо было знать и помнить одно: это инопланетяне. Их биомасса чужеродна, она не поддается человеческому разуму, ее поступки нельзя дотошно разложить на причины и следствия. Она неустойчива, как погода, и непредсказуема, как пьяница. Можно предугадать ее поведение при определенных условиях, но можно и непоправимо ошибиться.

Марл это знала. Она никогда не обманывала себя, не внушала, что считает иначе. Понимала, что каждый заплыв – это смертельный риск.

До сих пор ей везло.

Она подумала о Сицуко, дожидавшейся ее в психиатрическом отделении, впрочем Сицуко никого не ждала в обычном смысле этого слова. Наверное, просто знала, что Марл скоро придет, и вела себя соответственно. Когда же Пеллерин появлялась в палате, Сицуко смотрела на нее с отстраненным интересом, как на трещину в стене, которую раньше не замечала, или на облако, о чем-то напомнившее своими очертаниями. Интерес исчезал раньше, чем Марл успевала задуматься о его причинах. Иногда Сицуко смеялась, но это был смех идиотки, точно звон колокольчиков на дурацком колпаке.

После этого Сицуко царапала стену, ее ногти были постоянно сломаны, пальцы кровоточили; на предлагавшиеся грифели и мелки она не обращала внимания.

Марл перестала ходить к ней месяц назад. Как только она поняла, что больше ничего не значит для Сицуко, и смирилась с этим, пришло облегчение. Фоном, однако, оставалось горькое чувство измены и бессилия.

Марл подумала о Васко. О его прямолинейных убеждениях, о легковесной уверенности, что между пловцом и морем не стоит ничего, кроме страха.

Пеллерин ненавидела его за это.

Марл шагнула в воду. В десятке метров от берега шевельнулся зеленый ковер; жонглеры ощутили, что в их царство входит человек. Пловчиха глубоко вздохнула. Ее страх был огромен. Зуд на лице превратился в жжение. От этого ей хотелось броситься в воду.

– Я пришла, – сказала она.

И двинулась в сторону ковра. Погрузилась по бедра, по пояс, а потом и глубже. Впереди биомасса меняла свои очертания с бешеной скоростью. Ветерок, вызванный трансформациями, дунул в лицо. Настоящий парад уродов, театр монстров.