Совсем другая тень - Анатолий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно. Он приезжал ко мне позавчера. А сегодня снова явился. Привез прямо сюда. На машине из Шатуры. Представляешь?
— Представляю. Он — это Рахманов?
— Нет, другой. Его помощник.
— Ну а чего от тебя хотел Рахманов? Сейчас?
— Пытался выяснить, кто мне звонил. Я сказала — не помню. Мало ли кто мог мне звонить. Что ж ты меня не предупредил? Я бы не упоминала о звонке.
— Да так…
Какое-то время мы разглядывали осенний двор. Вдруг Алена уперлась лбом в мое плечо:
— Знаешь, мне почему-то кажется, ты мне не рад.
— Ты что… Рад. Очень рад.
Я слышал ее дыхание. Я действительно был рад тому, что она наконец рядом. Просто теперь я боялся уже не только за себя, но и за нее.
Алена спросила, не поднимая головы:
— У тебя серьезные неприятности?
Серьезные неприятности… Да на меня объявлена охота! Единственное, что меня сейчас занимает, это мой страх. Я элементарно боюсь. И ничего не могу с этим сделать. Но вместо того, чтобы объяснить все это Алене, я лишь прижался губами к ее виску:
— Никаких неприятностей нет. Просто временные трудности. Знаешь, мне что-то не очень нравится это место. Поедем?
— Поедем.
Уже по пути на Юго-Запад спросил:
— Алена, когда у тебя занятия?
— Через пять дней.
— Отлично. Домой мне пока не звони. Если можешь, посиди сегодня дома и подожди моего звонка. Причем я могу позвонить не скоро. Подождешь?
— Подожду. У тебя сейчас дела?
— Встреча с Сашкой, после которой станет ясно, что и как.
Алену я высадил у подъезда. Нарочно подождал, пока она махнет мне с балкона. И поехал к Сашке в клинику.
Сговор
Сашка был в ординаторской. Увидев меня в двери, вышел. Провел в конец коридора, кивнул:
— Рассказывай. Здесь никто не услышит.
Я рассказал о том, что было в прокуратуре.
Сашка прислонился к подоконнику, усмехнулся:
— Серый, ну ты даешь.
— А что такое?
— Да то… Конечно, поздно обо всем этом говорить… Зачем ты позвонил Алене? Тем более с дороги? Не мог потерпеть?
— Саня, я ведь не оставил никаких следов.
— Никаких, кроме самого главного: квитанции.
Я молчал. Мой друг был прав на сто процентов.
Сашка оттолкнулся от подоконника, сказал:
— Ладно. Пойдем поищем свободный телефон…
Мы пошли по коридору. Остановившись у одной из дверей, Сашка приоткрыл ее. Пригласил:
— Заходи. Никого нет.
Пропустив меня и войдя следом, прикрыл дверь, повернул торчащий в замочной скважине ключ. Показал мне на стул, сам уселся на медицинскую кушетку:
— Что, Серый, звоним в прокуратуру?
— Звоним.
— Отлично. Значит, так. Звони сейчас своему Рахманову. Сообщи следующее: ты хочешь приехать к нему со своим другом Чирковым Александром Александровичем, чтобы рассказать все, ничего не скрывая. При этом учти: разговаривать вместе в прокуратуре не дают, выслушивают каждого отдельно. Так что поставим одно условие друг другу.
— Какое?
— Условие простое: мы перестаем темнить. Говорим в прокуратуре все, как было. Объяснить зачем?
— Пожалуй.
— Теперь завалить Вадима Павловича можно только так. И не иначе. Единственное, давай проявим при этом элементарную щепетильность. Хорошо?
— Хорошо. Только что ты имеешь в виду?
— Давай не впутывать в это дело лишних людей.
— Например?
— Например, твоего друга Володю Глинского. Человек отдал нам мастерскую, доверился. Думаю, вряд ли ему доставит удовольствие таскаться на допросы. Ну и все остальное. Согласен?
— Согласен. Я сам хотел тебе об этом сказать. Он же вообще здесь ни при чем.
— Значит, про Глинского молчим. В остальном же говорим чистую правду. До конца. Договорились?
— Договорились.
— Тогда звони. И не забудь сказать про меня.
Сняв трубку, я набрал номер Рахманова. Выслушав, Рахманов своим обычным бесстрастным голосом сказал: он ждет нас обоих.
Уточнение деталей
Войдя в кабинет к Рахманову, я первым делом представил Сашку:
— Андрей Викторович, это Чирков Александр Александрович. Мой друг. О котором я вам говорил.
— Очень приятно. Садитесь. Я слушаю.
Мы уселись. Сашка посмотрел на меня. Потер лоб. Сказал, глядя в окно:
— Андрей Викторович… Сергей объяснил мне, в чем дело. В общих словах. Ну и хочу сказать сразу: во всем виноват я.
— В чем во всем?
— В том… Это я попросил Сергея отвезти этих двух ребят. Куда они попросят.
— Двух ребят? Каких?
— Сергей сказал — их зовут Юра и Женя.
— Юра и Женя… — Рахманов опустил глаза. — Зачем вам это было нужно? Чтобы Лотарев отвез Юру и Женю?
— Мне это совсем не было нужно. Это было нужно… одному человеку.
— Какому человеку?
— Н-ну… я знаю только, что его зовут Вадим Павлович.
— Вадим Павлович… Это что, ваш знакомый?
— Нет. Просто года три назад я ему сделал операцию. Пластическую.
— Пластическую операцию… То есть вы изменили ему внешность?
— Совершенно верно. Изменил внешность.
Рахманов замолчал, на этот раз надолго. Затем снял трубку, набрал номер, сказал:
— Алексей Михайлович, зайдите ко мне. Да, прямо сейчас. Жду.
Через минуту в кабинет вошел невысокий худой человек. Одна рука у него была скрючена.
— Алексей Михайлович… — Рахманов кивком головы показал на Сашку. Этот молодой человек, Александр Александрович Чирков, хочет кое-что рассказать. Пожалуйста, допросите его.
После того как оба вышли, посмотрел на меня:
— Сергей Леонидович… Насколько я понял, вы тоже хотите что-то рассказать?
— Хочу.
— Я слушаю. Рассказывайте.
Я рассказал лишь то, что скрыл раньше. То, как Сашка предложил мне отвезти двух людей. То, как мы с ним попросили таксиста подогнать мою машину. Как потом изменили мою внешность и поставили липовые номера. Как я взял с собой права и техпаспорт на имя Игоря Кирилловича Семенова. Как отвез Юру и Женю. Как переночевал на территории «Рыболова Сенежья». Завершил же я рассказ сообщением о нашем плане защиты от Вадима Павловича и его появлением у меня дома вчера.
Все, что я рассказывал, Рахманов как всегда записывал. Как всегда довольно часто задавал вопросы, что-то уточняя. Причем иногда мне казалось, что его интересуют совсем уж малозначащие детали. Так, когда я сказал, что после ночевки на базе ко мне утром подошла собака, Рахманов вдруг заинтересовался:
— Вы говорите, собака стояла рядом с вами? И смотрела, как вы рисуете?
— Да. Стояла и смотрела. Можно сказать, любовалась.
— Странно. Что, даже не сделала попытки зарычать? Или укусить?
— Нет. Она приучена не бросаться на отдыхающих. Ну и приняла меня за отдыхающего. Раз я уже был на территории базы.
— Интересная собака.
— Обычная. Кому она нужна, если будет бросаться на отдыхающих?
— Ну а как же ночью? Когда вы перелезали через забор?
— На ночь ее привязывают. Я лез в противоположном конце базы. Так что меня она только услышала. Гавкнула пару раз и замолчала.
— Понятно. Скажите, вы не помните ее кличку?
— Кличку… — Я попытался вспомнить. Кажется, ее звали Дик. Да, точно Дик. Ответил: — Собаку зовут Дик.
— Правильно, Дик. И все же странно. Меня, например, этот Дик чуть не разорвал. Бросался, как бешеный.
— Что, прямо на территории базы?
— Да нет. Бросался он, когда я стоял у ограды. Но и на территории базы Дик тоже все время скалился. Думаю, если бы не хозяин, он меня наверняка порвал бы.
— Да, странно. Хотя… — Я вспомнил, как Дик бросался в мою сторону при попытке сложить и убрать этюдник, когда за мной приехал Сашка.
Рахманов поправил очки, поморгал:
— Что хотя?
— Вообще-то этот Дик странная собака. С припадками.
— Как это «с припадками»?
— Меня он несколько дней спустя тоже готов был живьем съесть. Ни с того ни с сего.
— Интересно. Как же это было? И когда?
— В последний день. Двенадцатого июля. Когда все уехали.
Я рассказал, как Дик чуть не сорвался с цепи, когда я складывал этюдник.
Выслушав, Рахманов хмыкнул:
— Забавно. Только почему вы раньше об этом не рассказали?
— А что тут рассказывать? Подумаешь, собака взбесилась.
— Все же, ни с того ни с сего. Загадка с этим вашим этюдником.
— Да и рассказывать об этом не было повода. Я ведь только сейчас сообщил, что уехал не на электричке, а на машине с Чирковым.
— Понятно… — Взяв ручку, Рахманов начал ее изучать. — Может, этот Дик на вас бросался просто по молодости? Собака-то молодая?
— Ничего себе молодая… Матерый псище.
— Уж и матерый… Спорить готов — ему не больше двух лет.
— Не знаю. Мне показалось — собака взрослая. Вообще, какое это имеет значение?
— В данном случае, наверное, вы правы. Никакого. Что ж, перейдем к вашему возвращению в Москву.