Замки - Ирина Леонидовна Фингерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В юности Сережка был очень религиозным. Искал истину с помощью травы и Бхавагат Гиты, но в итоге все равно пришел к христианству. Тогда и начались видения. Загремел в психбольницу. Попался хороший врач. Прописал нейролептики, регулярные половые связи и работать до посинения. Сережка пил таблетки, работал и был по уши влюблен в Марту, жену его лучшего друга. Когда Андрей умер, он передумал спасать мир, ему нужно было спасать одну конкретную женщину и её ребенка. Галлюцинации прошли.
– Так что? – повторила я вопрос. – Осенний сонет?
Рина изменилась в лице.
– Значит, не мне написал. Адонис был прав, – Рина внимательно на меня посмотрела. – Вы хотите что-то сказать?
В моей голове пульсировала только одна мысль: что ещё за Адонис? Но я не решилась задать вопрос. Я не имела права.
Я не знала, как ей сказать. Я понимала, что если я промолчу – буду жалеть ещё больше, но во рту пересохло. Меня не покидало ощущение ирреальности происходящего. Сейчас выпрыгнет смешной оператор из-за кустов и скажет: «Вас снимала скрытая камера». Потому что в моей жизни не должно быть таких идиотских ситуаций. Я не хотела никому зла. Почему я сижу сейчас с Риной? Почему она кажется взрослой, но у неё такие острые локти, такие трогательные ключицы? И главное, почему Аня играет в «крокодила» как ни в чем не бывало и продолжает думать, что если человек позволил себя обмануть – то он хотел быть обманутым.
– Рина, Морган не встретился с вами…
– Потому что нет никакого Моргана. Никакого Артура. Это Аня, да? – перебила она меня.
И я расплакалась.
Я снова стояла возле летнего душа. Я не сделала ничего плохого, просто стояла рядом с деревянной кабинкой. Смотрела на то, как веснушчатое лицо голой девочки кривится от слез. Извинялась, нацепив на себя раскаяние, как щит. Потому что вздумай кто-нибудь на меня напасть – у меня нет меча! У меня ничего нет, кроме таланта вовремя пускать слезу. Я не сильная. Не умею говорить то, что думаю, как Аня. Делать то, что считаю правильным, как Рина. Я умею плакать и онанировать. Закрывшись в своей комнате и вздрагивая от любого шума. Моя комната – проходная. В этом я вся.
Сейчас Рина меня обнимет, напишет прощальную записку, и мы расстанемся друзьями. Она поймет. Она же видит, как мне плохо оттого, что пришлось участвовать во всем этом вранье. Я хотела сказать ей сразу, но не могла!
– Простите, – я достала салфетку из рюкзака и громко высморкалась, – я пообещала ей, что никому не скажу, – слезы уже было не остановить, – простите.
Сейчас мы пойдем домой, может быть, намотаем несколько кругов по парку, выпьем чаю, и я расскажу Рине о том, как хорошо я её понимаю. О том, как сильно я влюблена в Моргана, хотя прекрасно знаю, что его не существует. О том, как я запуталась в своих чувствах к Ане. О том, что я не могу представить свою жизнь без неё, а она неделями мне не отвечает. «Чтоб не привязывалась». Но я уже привязалась. Она – моя дверь в волшебный мир. У нее хватает смелости поверить в то, что старинные пергаменты не менее реальны, чем список продуктов, второпях написанный мамой. Вместе с ней из моей жизни исчезнет магия. А без магии я останусь просто Таней. Таней, которая не знает, чего хочет от жизни и втирает луковый сок в корни волос.
Но Рина не обняла меня.
Вместо этого она дала мне пощечину.
– Думаешь, поплачешь, и мы будем подругами? – желчно выплюнула Рина. – Вы две маленькие жестокие идиотки. – Она кричала прямо мне в лицо. – Тупые подлые твари! Вы мне противны! Обе!
Я столбенею, когда на меня кричат. Мне страшно, что меня ударят. Не из-за боли. Придется реагировать. А я не знаю как. Дать сдачи? Я не могу. Промолчать? Так тоже нельзя. Я просто замираю и жду.
– Честное слово, я хотела сказать!
– Хотела бы – сказала! Вы друг друга стóите. Интересно было за всем этим наблюдать, да? Тупо лгать в глаза…
– Но вы же просто срываете на мне злость! – Я крикнула это ей в спину, когда она уже собралась уходить.
В ушах звенело от напряжения. Нужно её остановить. Она одна в незнакомом городе. Дома её вещи. На ней мои вещи. Почему я вообще об этом думаю? Она не в себе. Чёрт её знает, что может случиться. Нужно её остановить. Но как её остановить? Она права, права, права! Иногда я ненавижу тебя, Морган. Я трусиха. Я не могу жить без тебя. Но так нельзя! Куда она собралась идти? Эти порезы на её руках… Зачем ты отправил ей «Осенний сонет»? Зачем ты постоянно врешь, даже самому себе? Иногда я думаю, что я должна поговорить с Мартой. Помочь тебе. Но я не имею права. Я не знаю, что делать. Я не хотела, чтоб так получилось, я не хотела, честное слово, Рина! Что это за Адонис? Все-таки хорошо бы вернуть юбку. Мама спросит, куда она делась. Боже, ну почему я об этом думаю? Может быть, позвонить Ане? Мне нравится Рина. В нашем городе небезопасно. Чертов летний душ. Чертова голая девочка. Почему я всё никак не могу это пережить? Я не виновата. Я не виновата. Я виновата.
Рина не обернулась, не замедлила шаг, я побежала за ней.
– Ваш поезд завтра…
– Сейчас мой поезд! – оборвала меня Рина, резко развернувшись на каблуках.
Я чуть не врезалась в неё. Она ускорила шаг, я пошла за ней.
– Поеду в Николаев, дальше автостопом. Отвали.
Понятия не имею, откуда она знала, куда идти. Может, просто шла вперед, может, посмотрела дорогу по гугл карте, пока я заливалась слезами. Я беспокоилась за неё. Она шла напролом, вообще не смотрела по сторонам. Вечером машины почти не ездят, но все равно, она же об этом не знает. Несколько раз зацепилась рукавом за ветку и даже не заметила. Её нельзя оставлять одну.
По дороге мы встретили компанию молодых людей. Я знала двоих – они были стажерами Сережки на заводе. Уже под градусом. В кепках, спортивных костюмах и с пивом в полиэтиленовом пакете, они воплощали собой классический образ завсегдатаев «Быка». Они разъезжали по городу на мопедах и врубали рэпчик на полную мощность. Вечерами собирались в парке, садились вокруг большого пластикового быка, оставшегося от ресторана «Родео», который закрыли лет
