Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трибун закончил описывать совершенный им подвиг, но полководец еще какое-то время продолжал смотреть вниз на пленников свирепым взглядом. Затем он злобно сказал: «Скажите, негодяи, что вы намеревались сделать? Какой зловещий жребий заставил вас вернуться сюда[120], через поля Ливии, чтоб снова разжечь войну, пойти недозволенным путем обычного для вас разорения, опустошать дома карфагенян и латинян? Карказан думает, что он победил? Час назначен, когда Бог подчинит его в войне, в которой римский народ увидит, как он попадет в плен и будет закован в цепи. До звука трубы поведайте нам, что за ужас обратил ваши сердца к изменнической битве, спровоцировал вас на вину и [возбудил] в вашем народе предательские инстинкты».
Тогда [украшенный] перьями насамон ответил: «Твое суровое повеление вынуждает меня признаться во всем. Твои слова могут угрожать мне смертью, которую я заслуживаю, но я все это включу в свой рассказ. Храбрый Карказан – вождь нашего войска. В его правлении лежит и всегда пребудет величайшая надежда нашей державы. Об этом нашим племенам возвестил пророчествующий Аммон, даруя маврам долины Бизацены по праву войны и дозволяя Карказану пройти средь ливийцев в гордом триумфе и вернуть миру мир. С этими [вот] словами Беллона, демоница войны Аммона, повела эти бесчисленные племена в новое нашествие на ваши земли[121]. Воистину волей нашего вождя было встретиться с тобой в бою, но твой враг, сын Гуенфана, изменил его намерения и отложил нападение того героя, отвратив его от войны советом, который действительно оказался для тебя смертельно [опасным]. Ты видишь, эти люди, которых ты видишь, как ты полагаешь, бегущими, на самом деле движимы не горьким ужасом, они не боятся, хоть и были биты. Они [осуществили] это притворное бегство для того, чтобы голод измотал твое войско, – вот так коварно они придумали доставить тебе бедствия. Ни на миг не верь, что наши племена побегут, – нет, ни в коем случае, даже если сам император придет сюда, опустошив целый мир, забрав все его (т.е. мира) средства для борьбы с нами. Хоть он владеет скипетром императора римского народа и прошел все Пуническое государство как победитель в отчаянной войне, даже Максимиан не был способен состязаться в битве с этими людьми[122]. Но теперь, когда Аммон дарует нам успех в войне своими недвусмысленными ответами, ты [действительно] полагаешь, что лагуатаны бежали от тебя или подчинятся тебе? Это то, чего тебе хотелось бы в твоем горьком упрямстве, мой добрый командующий, но твоим судьбам такое не суждено».
Полагая ненужным, чтоб этот безумец и далее вел свои бредовые речи, Иоанн велел ему замолчать, сказав: «Да, я надеюсь, что вы действительно [навеки] овладеете этими полями, – здесь будут ваши могилы!» С этими словами он приказал вбить пять деревянных колов и сухо приказал насадить приговоренных на эти столпы. Помощники быстро исполнили его распоряжения[123].
Песнь VIII
(ст. 1—178)
После того как наш полководец узнал об этом подлом плане, когда вся измена туземных племен открылась, когда он понял все жестокое и упрямое поведение этого отвратительного народа, он в молчании начал изучать все [узнанное им] своим острым умом, рассматривая разные возможности и избирая правильный курс действий. Без сомнения, его трезвая мудрость лучше б подчинила племена, нежели сила оружия. С превосходным и быстрым восприятием рассматриваемого он преодолевал встававшие перед ним проблемы, быстро изучая их одну за другой и [притом] держа в уме полную [картину] положения. Так же точно стремительно летает ласточка в поиске нежной еды для своих отпрысков. Вот в поисках она летает прямо над зеленой травой от одного места к другому, а вот она уже обыскивает ветви высокого дерева и рассекает воздух беззвучными крыльями. Наконец полководец собрался с мыслями, выработал план и обратился к командирам следующим образом: «Карказан не уверен в силе своего оружия, если нам доведется столкнуться в открытом бою. Он хитрый и упорный; его образ действий – постоянное нападение на латинские войска и затем – бегство. Пусть же негодяй бежит так упорно, как может, – ему от нас не скрыться. Напротив, этот избыток хитрости его и погубит. Я должен разбить свой лагерь посреди полей Юнки, которыми сейчас владеют разорители. Если случай достаточно расхрабрит [Карказана], чтоб вступить со мной в бой, я разобью его на этих равнинных полях, ибо наши воины лучше осуществят атаку на открытых равнинах – там нет препятствий для действий конницы и [удобнее] поражать дротиком или стрелой. Но если этот нечестивый народ покинет эти места и [ударится] в бегство, мы займем все побережье и сделаем так, что никакие припасы нельзя будет вывести из тех областей. Так или иначе, наш враг погибнет. Они долго не продержатся. Не нужно боя – мерзкий голод поразит и убьет эти отвратительные народы. С другой стороны, мы будем регулярно получать припасы по морю – и еду, и питье. Снимайтесь же с лагеря, товарищи, и выдвигайте ваши знамена по порядку».
Едва он это выговорил, как его высившиеся, словно башни, конники и медленно двигавшаяся пехота заполнили собой все равнины. Сомкнутые в боевые порядки люди шествовали по полям, и ржание их лошадей становилось все громче.
Карказан и дикий Антала, предупрежденные конной разведкой, узнали о его маневре. Внезапно, в шумном смятении, они тоже снялись с лагеря. Боясь располагаться на открытой равнине, они покинули это место и в страхе остановились на возвышенностях, где образовали [защитный] круг из высоких верблюдов. Римская армия плотным строем заняла [все] побережье и все окрестные равнины, повсюду раскинув шатры. Вожди массилов расположили латинян в середине, а сами заставили тростниковыми [хижинами] всю равнину и перекрыли все подступы. Иоанн сам собрал
