Непосредственный человек - Ричард Руссо

я натворил. Тут-то я спохватился, что он не только оставил меня за главного (ладно, это шутка), но и специально просил ничего не делать (ага, тоже шутка) в его отсутствие. Когда до меня дошло, что те двое, с кем я в первую очередь хотел бы поделиться своей выходкой, одновременно — совпадение? — уехали из города, меня посетила чудовищная и все же почему-то вдохновляющая мысль: а вдруг это не совпадение? Едва эта мысль проникла в мою голову и начала пускать коротенькие, тоненькие корешки в плодородную почву моего давно заржавевшего творческого вдохновения, как меня настигло полнокровное видение этих двоих, моей жены и моего друга, вместе, в номере филадельфийской гостиницы. Картинка и более четкая, и более правдоподобная, чем та, что вчера привиделась мне с участием Лили и Тедди, — возможно, оттого, что Лили издавна дружит с Джейкобом. Она поддерживала Джейкоба в пору его катастрофического романа с Грэйси, во время развода с Джейн, и тогда, когда Грэйси нанесла ему внезапный удар, выйдя замуж за Майка Лоу. В последние десять лет Джейкоб — самый одинокий из моих знакомых (за исключением разве что Майка Лоу), а одиночество, как известно, избавляет порой от щепетильности. Неужели вероятность этого сценария меня вдохновляет потому, что я люблю законченные сюжеты? Но для танго требуются двое, а второй танцор в нарисованном мной сценарии — моя жена, женщина, которую я так хорошо знаю.

Затем я позвонил Мег Квигли, она сразу же сняла трубку.

— Позвони отцу, вели ему включить местные новости, — сказал я и назвал нужный канал. — Кстати, и сама бы посмотрела.

— Где вы?

— Так, в одном заведении.

— Судя по звуку, в «Шпалах», — сказала она. — Игрушечные поезда.

— Откуда славная католическая девочка знает такие места? — спросил я, хотя прекрасно помнил, из какой дыры забирал ее в прошлом году — в тот раз, когда она просила раздеть ее и уложить в кровать.

Мег проигнорировала мой вопрос.

— Почему вы не позвоните ему сами?

— К ночи он ведет себя скверно. Обзывается.

— Кажется, вы пьяны.

— Между прочим, — вспомнил я. — Ты испортила мою промокашку.

— Вот и хорошо, — сказала она.

— Я польщен, Мег, честное слово. Только…

Но она повесила трубку.

Наконец я позвонил Рейчел. Этот звонок я решил сделать кратким. Автомат находился рядом с мужской уборной, дверь то и дело распахивалась и закрывалась — так вспыхивает и угасает желание, — и всякий раз доносилась затхлая вонь засохшей мочи. Ответил мальчишечий голос. В растерянности я попытался припомнить, как зовут сына Рейчел.

— Тебе разве не пора спать? — спросил я. Половина одиннадцатого вообще-то. Джори! Вдруг его имя выплыло.

— Кто это нахер?

Надо предупредить Рейчел, как выражается ее ребенок, подумал я, а потом сообразил: да я же говорю с отцом этого ребенка! Он вернулся? Помирился с Рейчел? Эта мысль вызвала у меня глубокое мелодраматическое чувство утраты, как и утрата Мег Квигли.

— Кэл? — переспросил я. — Хэнк Деверо. Извините за беспокойство. Кафедральные дела, — добавил я, заметая следы.

Молчание. Потом где-то в стороне открылась дверь. Тот же мальчишеский голос, приглушенный расстоянием, но вполне отчетливый, прокричал:

— Эй! К телефону! Твой фан-клуб!

Снова тишина, затянувшаяся. Потом недоверчивый голос Рейчел в трубке:

— Алло?

— Рейчел, — обратился я к жене этого урода. — Свинство, что я звоню так поздно. Передайте мои извинения Кэлу.

— Нет, все в порядке? Я принимала ванну?

На миг меня посетило яркое видение — и тут же было изгнано: открылась дверь в мужскую уборную, и вновь обдало вонью застоявшейся мочи.

— Вот что, — сказал я, — возьмите завтра выходной.

— Завтра?

— Да. Выходной.

— Почему?

— У меня предчувствие: день будет скверный.

— Я не могу себе это позволить?

— Я все устрою, день оплатят, — заверил я. — Посмотрите новости в одиннадцать.

Я объяснил, какой канал.

— Хорошо? — с искренним испугом отозвалась она. По правде говоря, больше я никого не знаю, кто бы все время пребывал в таком страхе, как Рейчел.

— Скажите Кэлу, я прошу прощения за поздний звонок.

— Хорошо?

И тут до меня дошло.

— Вы снова вместе? Не мое дело, разумеется, но…

— Нет?

— Отлично. Тогда скажите, чтобы он шел нахер. Скажите ему, он мне не нравится, очень не нравится.

Исчерпав женщин, в которых я мог быть влюблен, я наведался в туалет. Стоял перед длинным общим писсуаром, в руке вялый член, из которого болезненно капала горячая моча. На досуге я мог обдумать фундаментальную несправедливость жизни. Стоило мне всего лишь теоретически представить возможность измены, самого вопиющего из грехов моего отца, и меня поразил отцовский недуг. На протяжении почти всей своей взрослой жизни я рассматривал его битвы с почечными камнями как проявление кармической справедливости. Идеальный приговор мужчине, который не умеет держать член в штанах, сперму в члене. Однако теперь я понимал, что эта логика, примененная к моим собственным проблемам, подводит меня к выводу, который я вовсе не хочу делать. Неужто склониться перед странным новозаветным речением, будто помыслить грех уже значит совершить его? Неужто я ничем не отличаюсь от моего отца, раз я думаю о том, что он осуществляет на деле? Омерзительная, извращенная философия, без всякой надобности усложняющая наш мир. Против такого сумасбродства и выступал Уильям Оккам, еретик поневоле. Нет. Простота и справедливость запрещают нам смешивать мысль и дело.

И все же мысль не вовсе ничтожна. Я вспомнил, как Рейчел с той же вопросительной интонацией пожелала мне доброй ночи. Разумеется, это может означать всего лишь, что она не знает, как обращаться ко мне в присутствии своего идиота-мужа. Или как обращаться ко мне в столь поздний час, когда оба мы не на работе. Или вообще не знает, как обращаться ко мне. А это уже означает, что она не знает, как обозначить наши отношения. И мне ли ее упрекать?

— Хэнк, — сказал я ей, той Рейчел, что возникла в зеркале над писсуаром, свеженькая после ванны, прикрытая лишь полотенцем, да и оно вот-вот упадет… Но тут вмешался другой голос.

— Нет, это вы — Хэнк, — сказал вставший рядом со мной мужчина. — А я Дэйв. Звуковик, припоминаете?

Его моча ударила в фаянс с такой силой, что у меня от зависти ослабли колени.

— Что у вас? — спросил Дэйв. — Камень не выходит?

Хоть я и спас Мисси от смертной скуки «Наших людей», но теперь ее вниманием полностью завладел Тони Конилья. Обнаружив в баре свежие устрицы, он заказал несколько дюжин, и они прибыли на льду в сопровождении коктейльного соуса и лимона. Мисси выбрала устрицу, пронзила ее рыбной вилочкой и окунула в красный соус, но Тони