Год 2077-й - Юрий Симоненко

Недолго думая, Кувалда подошёл к пластине и вложил прямоугольник в углубление. Ключ-карта прилипла к пластине, утонув в углублении на половину толщины, тотчас за стеной что-то щёлкнуло, загудело, ногами Кувалда ощутил лёгкую дрожь, потом за стеной в нише глухо протяжно заскрежетало, словно протащили рельс по бетонному полу. Секунд через пять звуки прекратились. Кувалда убрал руку от пластины, чёрный прямоугольник остался на месте.

— Ну, что, мужики, — на рыжей бороде Кувалды просияла довольная улыбка, — кажется, сработало!

Стальная плита в нише поддалась не то чтобы легко, — одному Кувалде пришлось бы изрядно попотеть, чтобы сдвинуть её с места, — но всемером они быстро справились. Плита оказалась гермодверью толщиной сантиметров в тридцать, по радиусу открывания которой в полу бывшего за гермодверью помещения имелся специальный рельс, на который дверь опиралась колесом примерно одинаковой высоты и ширины.

Помещение было шлюзовой камерой примерно три на четыре метра, — оно, как и другие помещения Объекта, было обозначено на схеме на листке в клеточку, которую со тщанием начертил для Кувалды старик Михалыч, — и из него дальше вела ещё одна гермодверь попроще, открывавшаяся посредством знакомого любому искателю штурвального механизма задраивания. Там же, в камере, обнаружилось и устройство отпирания-запирания гермодвери, состоявшее из двух тяжеленных чугунных грузов, перемещавшихся в вертикальной плоскости по прикреплённым к стене направляющим и двух цепных лебёдок. Рядом с устройством на стене была простая и понятная инструкция, из которой следовало, что один груз, связанный с системой распознавания электронного ключа, отпирал засовы и открывал гермодверь, а второй, оборудованный электромеханическим таймером, закрывал и запирал. Тот факт, что механизм только сдвинул запиравшие гермодверь толстые ригели, но не открыл её, явно свидетельствовал о неисправности механизма, поэтому Кувалда решил не проверять работу устройства, — открыли и ладно. А лебёдки, на всякий случай, вывели из строя.

— Ну, чего дальше-то? — хрустко поскрёб двухдневную щетину Длинный, когда отперли вторую гермодверь и оказались в просторном квадратном помещении с низким потолком и с множеством дверей. Из этого помещения в разные стороны начиналось несколько коридоров.

Глава восьмая. Один в поле воин

9 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Кущёвский район, хутор Нардегин, утро

Железный проснулся рано, едва засветало. Не завтракая, — только выпил остававшийся в графине узвар, — сел на приготовленного с вечера «коня педального» и покатил обратно, по прежним следам. «Если кто по следу будет идти, потратит время», — сказал про себя Железный, наминая широкими колёсами своего «фэтбайка» густо спрыснутую росой мураву.

В чём главное преимущество «коня педального» против коня настоящего, живого? Уж точно не в скорости. Хоть на дороге, хоть в чистом поле, конь всяко обскачет велосипедиста. Ещё конь высок, наезднику с него дальше видно. Конь способен двинуть неприятеля копытом, и даже навалить на него кучу. Ни на что такое «конь педальный», конечно же, не способен. Но есть у «коня педального» одно весьма существенное преимущество: скрытность. Искатель легко может поднять его на руки и перенести в укромное место, — положить набок и засунуть под ржавый автобус (только руль ослабить и развернуть), закинуть на крышу гаража или сарая, подвесить на дерево, разобрать и положить в багажник давно неезженой машины… В общем, «коня педального» легче спрятать, чем коня живого. Другое его преимущество это — тоже скрытность. В смысле передвижения. Велосипед тихо едет (если, конечно, искатель его своевременно смазывает), а вот конь… Коня слышно далеко. Ещё конь иногда ржёт и иногда громко пердит. Все вышеперечисленные недостатки ни в коем случае не делают этих благородных и очень красивых животных ущербными и недостойными человеческой любви, заботы и восхищения, но для искателя они, всё же, менее подходят, чем велосипеды. В Содружестве на лошадях и верхом ездят, и в телеги их запрягают, и в сани, землю на них пашут (хотя, на пашне в последние годы используют больше быков), но вот искатели им предпочитают «коней» железных, а вернее «педальных», так как «железными» в прошлом называли больше мотоциклы, кои теперь все ржавеют в Пустоши, а если у кого и сохранились, то в качестве экспоната, для истории.

Топот двух десятков подкованных копыт Железный услышал, когда почти доехал до самого конца — или начала? — Пионерской улицы, где та примыкала к дороге, ведущей с хутора. До развилки оставалось метров восемьдесят. Железный не видел всадников, и те, соответственно, не видели его, — их друг от друга скрывал крайний дом справа и разросшийся во дворе дома лес, — но вот он их слышал, а они его — нет.

Плавно остановившись, — чтобы не оставить тормозной след на мокрой траве, — Железный аккуратно встал на колею, — благо та была широкая, — взял в руки велосипед и широкими шагами, ступая на носок, перебежал к ближайшему двору справа.

На всё ушло максимум полминуты. Забежал в дом, положил велосипед на пол в комнате. Комната большая, просторная, три широких окна смотрят прямо на улицу, одно, поменьше — во двор слева. Снял из-за спины автомат и откинул приклад.

Когда всадники появились справа, метрах в пятидесяти, поравнявшись с соседним, крайним на улице двором, Железный уже сидел за средним окном. Лысые, в серой с множеством карманов форме, с арбалетами; причём арбалеты у всех в руках. Они ни минуты не задерживались на развилке, явно ехали по следу Железного. Трое… нет, пятеро. Вон ещё двое сзади едут. У одного за плечами СВД. Другого огнестрельного оружия ни у кого не видно, но это не значит, что такового нет.

Автомат в режиме ОД, патрон — всегда в патроннике.

«Как быть? Сидеть и ждать: авось не заметят следов? — спрашивал себя Железный. — Это вряд ли… Обязательно заметят! Не сейчас, так на обратном пути. Как пить дать заметят…»

Нужно было действовать, пока он в выгодном положении.

«Эх! Двум смертям не бывать!..»

И Железный стал