Год 2077-й - Юрий Симоненко

— Один! — ответил ему Сергеич и, повернувшись в сторону дороги, по которой метрах в пятидесяти уже ехал на своём «коне педальном» Железный, крикнул ему:

— Саня, а где Шава?

— Нет его больше, — сказал негромко Железный, крутя педали. — Убили его.

— Чего? — переспросил малость глуховатый Сергеич.

Железный не ответил, продолжая работать гудевшими от усталости ногами. Он был вымотан. Сил почти не оставалось. Дорога от Нардегина до негласной столицы Содружества — Свободного заняла у Александра Коваленко по прозвищу Железный больше трёх суток. Кричать тугому на ухо однорукому Сильверу о том, что искателя Шаву из Вольного, с которым он, Железный, выехал через это самое КПП 5-го числа, подстрелил выродок, попросту не было сил.

После стычки с конным патрулём фашистов в Нардегине утром 9-го числа, в ходе которой он уложил четверых, на след Железного вышел другой патруль, оказавшийся на момент перестрелки где-то неподалёку, а потом и третий… Два дня Железный скрывался от лысых кавалеристов по мёртвым станицам. Сначала в Шкýринской, потом в Канéловской, затем в Староминскóй… О том, чтобы ехать в Свободный прежним маршрутом, — через Кущёвскую, Кисляковку, Октябрьскую, Павловскую и дальше через окраины Тихорецка… — каким они ехали с Шавой в Батайск, не могло быть и речи. Фашисты наверняка уже вычислили тот маршрут, — велосипед — не самолёт, кое-где они оставили следы. «Если уж выродок Мыкола додумался устроить на нас засаду, — решил тогда Железный, — то лысым сам Перун велел… или кому там эти долбоверы поклоняются…» От Староминскóй он поехал на Новоми́нскую и далее на Тимашéвск…

Тянувшаяся среди хлебных полей грунтовка перед КПП зазмеилась между приходящих не встык, а внахлёст оголовков окружного ва́ла и Железный притормозил, объезжая препятствия. Водонапорная башня стояла слева от дороги, прямо напротив обложенного камнем-дикарём оголовка западного вала, а справа за валом стоял дом охраны.

Едва он объехал вал, как из стоявшей у дома будки выскочил лохматый цепной пёс и принялся басовито лаять, энергично бегая взад-вперёд и покачивая свёрнутым в кольцо хвостом.

— Тихо, тихо, Дозор! — успокоил пса Лумумба. — Свои.

Кобель пару раз гавкнул и замолчал, но обратно в будку не полез, продолжая внимательно следить за происходящим.

— Здорова, Железный! — Лумумба поприветствовал искателя, выйдя на дорогу и протянув для пожатия руку.

Железный остановился, пожал руку охранника:

— Здорово, Лумумба!

За Лумумбой подошёл помощник дежурного по имени Тахир, сидевший на лавке возле дома:

— Здоров, Саня! — он тоже протянул Железному ладонь.

Несмотря на имя, Тахир имел внешность вполне славянскую. Дед Тахира по отцу был узбек — в его честь и назвали. Дед был уважаемым человеком в Свободном. Большой зимой сохранил двух тёлочек и бычка, а когда небо очистилось и закончилась длившаяся больше года ночь, коровы те первый раз отелились, — так в Свободном начало нарождаться собственное поголовье скота.

— И тебе здравия, Таха! — Искатель пожал ладонь второго охранника.

Обернувшись к водонапорной башне, Железный поднял лицо и поприветствовал стоявшего за железными перилами под устроенным наверху башни навесом старика:

— Сергей Сергеич, здравствуй!

— Здоров, здоров, — Сергеич махнул ему левой.

— Без Шавы… — осторожно заметил Лумумба.

— Без, — коротко ответил искатель. Помолчал, потом всё же добавил: — Мы в засаду угодили… Выродок один его подстрелил.

— Царство небесное… — сняв с головы выцветшую камуфлированную кепку, Лумумба перекрестился.

Стоявший рядом Тахир был без кепки, и потому просто склонил голову, но креститься не стал, так как был неверующим. Услышавший на этот раз ответ Железного Сергеич на вышке тоже снял головной убор — с широкими полями панаму — и изобразил кре́стное зна́мение единственной рукой.

Помолчали.

— Далеко? — возвращая на место кепку, спросил Лумумба.

— Далеко. Километров двести отсюда… Кущёвская где знаешь?

— По карте знаю, — ответил Лумумба. — Только до туда вроде поменьше… около ста пятидесяти…

— Это, Толя, если на вертолёте летать, полторы сотни будет, — назидательно заметил с вышки Сергеич, — а в Пустошах прямых дорог нету. Там и все триста накрутить можно.

Сергеич-Сильвер в прошлом сам искательствовал. Причём был он из тех, первых искателей, кто искал долгой ядерной зимой 19-го — 20-го, кого так прозвали выжившие женщины, укрывавшиеся от лютых морозов в подвалах и землянках. Руки Сергеич лишился уже потом, спустя три десятка лет после Войны. На выходе лишился. Потом запил одно время, но взял себя в руки… или в руку. Тосковал он по Пустоши. Но куда ему в Пустошь, однорукому калеке-инвалиду? Вот и оставалось ему одно только — караулить посёлок да травить пацанам искательские байки. Любил поговорить на эту тему. Бывало, приукрасит, насочиняет всякого, чего и не было. Вот только брехуном старого Сильвера никто не называл, потому, как человек он был героический, без дураков. Только про свои настоящие подвиги — про то, как спасал женщин и детей от голода, как дозу хватал, как один завалил шайку людоедов, и про многое другое — Сергеич-Сильвер не рассказывал. Другие рассказывали, когда он не слышал. Сергеича уважали. Много молодых ребят из Свободного, наслушавшись его историй, подались в искатели. Над ним иногда посмеивались, но по-доброму.

— Верно Сергей Сергеич говорит, — подтвердил Железный, — можно и триста. Так вот, в Ростов мы съездили, а на обратном пути недалеко от Кущёвки попали под огонь снайпера… Шаву выродок ранил тяжело… Из СВД пидор стрелял… лёгкое пробил… — Железный недолго посмотрел вдоль начинавшейся от КПП улицы. — В общем, Шава потом этого снайпера и ещё двоих гранатой подорвал… Мне и отплатить за него не перепало.