Жизнь русского обывателя. От дворца до острога - Леонид Беловинский

Подробно поведал нам о ценах на офицерское обмундирование и снаряжение в начале XIX в. Ф. В. Булгарин, произведенный в 1806 г. в офицеры и зачисленный в Уланский имени великого князя Константина Павловича полк: «За уланский мундир с шитьем… я заплатил только сорок рублей ассигнациями… Уланская шапка с широким галуном, эполеты и витишкеты стоили мне вместе сорок пять рублей. Лядунка сто двадцать рублей, шарф шестьдесят рублей ассигнациями… Седло со всем прибором стоило… сто двадцать пять рублей, а за полусапожки со шпорами… платили мы пятнадцать рублей ассигнациями. За хороший султан надо было заплатить шестьдесят рублей ассигнациями… Тогда вообще употребляли английское привозное сукно, и лучшее стоило от семи до девяти рублей за аршин. За лошадь заплатил я… триста рублей ассигнациями» (23; 170). Булгарин не упомянул еще саблю и пистолеты, которые, верно, уже были у него, поскольку он уже служил до производства юнкером. Читатель может сам посчитать, что стоил юному офицеру его первый офицерский мундир.

Не слишком радикально изменилось материальное положение гвардейского офицерства и к началу ХХ в. Месячный бюджет офицера 1-й гвардейской кавалерийской дивизии в то время составлял более 200 руб. (72; 227). Служивший в этой дивизии, в Кавалергардском полку, А. А. Игнатьев писал: «Выходя в полк, мы все прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим: оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание полковой истории и т. п. Жалованья не будет хватать даже на оплату прощальных обедов, приемы других полков, где французское шампанское будет не только выпито, но и разойдется по карманам буфетчиков и полковых поставщиков. На оплату счетов по офицерской артели требовалось не менее ста рублей в месяц, а в лагерное время, когда попойки являлись неотъемлемой частью всякого смотра, и этих денег хватать не могло. Для всего остального денег из жалованья уже не оставалось. А расходы были велики. Например, кресло в первом ряду театра стоило чуть ли не десять рублей. Сидеть дальше 7-го ряда офицерам нашего полка запрещалось» (80; 80). Добавим, что гвардейский офицер не мог ездить на простом извозчике, а тем более в конке, но лишь на дорогом лихаче, а лучше – иметь собственный выезд. А. Ф. Редигер, поступивший в 1872 г. в лейб-гвардии Семеновский полк, вспоминал: «Средства мои и брата были очень малы. Содержание было ничтожным. Я как прапорщик получал:

– 312 руб. в год или 26 руб. в месяц – жалованья;

– 96 руб. в год или 8 руб. в месяц – суточных (добавочное содержание);

– 57,14 руб. в год или 4,76 руб. в месяц – квартирных от казны;

– 57,14 руб. в год или 4,76 руб. в месяц – квартирных от города: Итого: 522,28 руб. в год или 43,52 руб. в месяц. Полугодовой оклад жалованья – 146 руб.; из финских сумм – 75 руб.; % от унаследованного от отца капитала – 180 руб. Всего: 993 рубля в год, в том числе 522 рубля, отпускавшихся помесячно. Этой последней суммы должно было хватать на все расходы текущей жизни, тогда как остальные получки шли на крупные расходы: по уплате портному (которому всегда должен), по уплате за офицерские вещи… Полугодовой же оклад, выдававшийся весной, должен был покрывать расходы по лагерному сбору.

Затем были мелкие получки, как порционы, по тридцать копеек за каждый наряд в карауле, суточные в лагере и т. п. Затем помогала из своих скудных средств матушка: не только вся поставка белья была на ее попечении, но она при частых наших наездах к ней оплачивала нам обратный проезд и дарила деньги; так, в 1873 году она дала мне двести рублей и оплатила четыре поездки» (149; I, 60–61). По данным служившего в лейб-гвардии Егерском полку Б. В. Геруа, «младший офицер в гвардии получал 70 рублей в месяц (в армии 60), ротный командир – около 100, батальонный – около 150… Теоретически говоря, на это содержание жить было возможно. Жизнь в России, главным образом – еда – стоила гораздо дешевле; для бессемейного офицера могло быть достаточным, при разумной осторожности…

Однако в Петербурге и в гвардии, помимо соблазна офицерского собрания, были налицо и другие соблазны, а также и разные обязательства, запускавшие руку в карман офицера. Если карман оказывался тощим, напора всех этих расходов он не выдерживал.

Даже в скромных гвардейских полках, к каковым принадлежал и л. – гв. Егерский, нельзя было служить, не имея никаких собственных средств или помощи из дому. В некоторых же полках, ведших широкий и важный образ жизни, необходимый добавок к жалованью должен был превышать последнее в 3–4 раза и больше. В л. – гв. Егерском полку можно было обойтись 50 руб. и даже меньше». Даже обычные расходы в офицерском собрании (нельзя же сидеть сычом и не выпить с товарищами рюмку-другую водки или бокал шампанского) были таковы, что «это неумолимо отражалось в неумолимых книгах казначея, и каждого 20-го числа (по всей России жалованье выдавалось 20-го) офицер получал конверт, в котором нельзя было прощупать никаких денег и который заключал в себе только аккуратно сложенный счет: причитается столько-то, вычтено за то, другое, третье столько-то, подлежит выдаче – 0» (46; 65). И хотя в гвардию шли служить люди обеспеченные, но и для них такие расходы оказывались непосильными. Недаром для «постройки» формы было создано даже кооперативное Гвардейское экономическое общество, облегчавшее положение младших офицеров за счет взносов старших, более высокооплачиваемых. Затем такие общества появились во многих гарнизонах. Москвичам известно ныне снесенное монументальное здание бывшего Военного универмага на бывшем Калининском проспекте – магазина Экономического общества офицеров.

Собственно, наличие деревни еще ничего не гарантировало. Когда еще в 1827 г. сосед А. С. Пушкина по поместью, владелец Тригорского и Малинников А. Н. Вульф затеял поступление на военную (в армейский гусарский полк) службу, он жаловался в своем дневнике на нехватку средств просто для поступления в полк: «Я хотел купить уставы кавалерийской службы, но они очень дороги, их 3 части, и каждая по 20 рублей ‹…›. Я заказал себе саблю и нашел продающиеся пистолеты… Я купил Гнезиуса немецкую грамматику и отыскал сочинения Бессмарка о тактике кавалерии; всех купить дорого, а некоторые непременно нужно» (45; 106, 116). Ну, а если деревни не было…

Конечно, правительство предпринимало некоторые меры для повышения уровня жизни офицерства. Так, до 1817 г. прапорщик гвардейской пехоты получал 285 руб. в год, подпоручик – 334 руб.; к 1839 г. их оклады повысились до 850 и 900 руб. соответственно (129; 1; 198; II, 186). Армейский же подпоручик, даже после многократного повышения окладов в 80-х гг. XIX в., получал в год 294 руб. жалованья и 183 руб. добавочных – всего 477 руб., что в месяц составляло 39 руб. 75 коп. Пусть читатель, насмотревшийся фильмов невежественных режиссеров о лихих гусарах, пьющих шампанское целыми корзинами, разделит эти 39 руб. на 30 дней. Пехотный поручик мог роскошествовать уже на 41 руб. 25 коп., а штабс-капитан (не командир роты) даже на 43 руб. 50 коп. На флоте офицерское содержание было выше, и мичман А. Н. Крылов в 1886 г. получал 57 руб. в месяц. Зато, будучи назначен младшим делопроизводителем в эмеритальную кассу, он сразу стал получать 125 руб. (98; 71).

Между прочим, в последнее десятилетие XIX в. средний заработок мастерового на пятнадцати крупных петербургских заводах составлял от 21 руб. 70 коп. и выше; на 1896 г. средняя годовая плата петербургского рабочего-металлиста составила 362 руб.; о высококвалифицированных рабочих речь будет идти в своем месте (72; 220). Между тем у рабочего не было тех обязательных офицерских расходов, о которых упоминалось выше.

На униженное положение младших офицеров (у старших-то было иное положение: командир корпуса в те же 80-е гг. получал жалованья, столовых и добавочных 7095 руб., командир дивизии – 5256 руб., а командир полка – 3711 руб.) жаловалась печать, жаловался и военный министр. «Недостаточное содержание, – писал военный министр Ванновский в 1896 г. императору, – ставит офицеров, а особенно семейных, в бедственное положение, не позволяя им жить соответственно потребностям общественного их положения» (Цит. по: 70; 224). Тогда же командующий Киевским военным округом генерал Драгомиров докладывал: «Не смею не доложить о тяжелом положении офицеров… Содержание он получает такое, что живет в нужде и почти в бедности» (там же). В военном журнале «Разведчик» в 1898 г. опубликован был офицерский бюджет в виде анонимного «Письма к приятелю», подписанного «Подпоручик»: «Нужно иметь в виду, что я 4 года офицером, не пью, не курю, ни во что не играю… Жизнь веду вполне нормальную: полк наш расположен в глуши, где нет даже театра, в отпуск езжу один раз в два года. Получаю я всего содержания 39 руб. 75 коп. Квартиру и отопление получаю казенные. На освещение – 30–60 копеек в месяц». Автор делил свои расходы на три группы: обязательные, необходимые и нужные. Первые составляли 7 руб. 70 коп., включая взносы в офицерское собрание, на библиотеку и аптеку, в заемный капитал, уплату долга в него и проценты за ссуду из него, а также починку вещей. Вторая группа расходов составляла 30 руб.: полковому портному, за обеды в собрании, в полковую булочную и лавку, полковому сапожнику, прачке, на непременные товарищеские обеды, на баню, бритье и стрижку, на офицерские эполеты, погоны, шарфы, темляк к шашке. Третью группу расходов, нужных, но не необходимых, составляли ужин (хотя бы через день), закуска во время стрельб и маневров, когда целый день приходилось проводить в поле, на любительский спектакль или концерт (нельзя не дать, да и не будешь же сидеть дома), газеты, журналы, книги. В итоге месячный дефицит составлял 10 руб. 45 коп. и даже по двум только непременным группам – 1 руб. 95 коп. (70; 221–223). Вот вам и шампанское: завтрак – чай с хлебом, а ужин – через день! И это холостяк, которому не нужно содержать семью.