Запретная книга - Гвидо ди Соспиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ничего, — успокоил себя Гедина. — Легких путей в нашем деле не бывает».
Книга была переплетена в зеленый пергамент с золотым тиснением, изображающим герб Ривьера. Кожу натянули на деревянные пластины, к которым прочно крепились искусные застежки. Размеры книги заставили Лео усомниться, что это близнец издания 1757 года, лежавшего в библиотеке виллы Ривьера. По сути, этот экземпляр был даже не отпечатан, а написан от руки в 1583 году!
Обложка протерлась, но, похоже, за четыреста с лишним лет страниц касались редко. Как же книга сохранилась в таком замечательном состоянии? Может, ее вообще не открывали, пряча в выложенном бархатом ларце? Страницы были не бумажными, а пергаментными, исписанные каллиграфическим почерком темно-коричневыми чернилами.
Тяжелый день вымотал Лео, но неожиданное открытие мгновенно сняло усталость. Он пролистал книгу, чтобы составить о ней общее представление. Знакомый текст, написанный крупным почерком, занимал центр каждой страницы, заключенный в рамку из комментариев, выведенных мелкой вязью.
Лео стал просматривать основной текст с самого начала. Он оказался заметно короче, без отсылок к Библии, католическим доктринам, трудам святых; никто не предупреждал о коварстве демонов. Лео укрепился во мнении, что вставки были призваны ублажить церковных цензоров. Несмотря на молодость, Чезаре оказался гением — нашел способ обхитрить недоброжелателей.
Лео надеялся, что именно в этом томе скрыты тайны и секреты книги. Но измученное тело и перегруженный разум требовали передышки. Если продолжать работу, то можно упустить важные подробности, намеки на коды. Лео неохотно спрятал книгу в чемодан и лег спать.
С утра пораньше он позавтракал и приступил к серьезному изучению тома.
По стандартам суетного двадцать первого века комментарии были чересчур многословны, однако скоро стало ясно, что подобные алхимические опыты не имеют ничего общего с обращением свинца в золото. Под «лабораторией» подразумевалось человеческое тело, а инструментами служили воля и воображение.
Забудь о хвастунах, строящих за баснословные деньги горны с гигантскими мехами и огнеупорные сосуды причудливой формы, в которые заливают шлак и отбросы, веруя, будто, через варение их и зловонье, ими выделяемое, обратят они Первоматерию в Черное Солнце; добавляя росу, собранную с великим трудом на рассвете, полагают они, что умеют очистить и вскормить драгоценную материю. Все им подобные — шуты, неучи и великие шарлатаны, однако толпа любит, когда ее обманывают и обещают золотые горы, которых можно достичь малыми усилиями. Люди не замечают, что немногое, имевшееся у них, уже потрачено впустую, и остаются беднее, чем были. Истинный перегонный куб алхимика — в его воображении. Он появляется, стоит закрыть глаза и уши, отвлечься от внешнего мира. Алхимик должен уединиться в тайной комнате, от которой никто не имеет ключа и о которой никто даже не ведает. Там алхимик садится в удобное кресло, так, чтобы стопы его плотно касались земли, а руки аккуратно кладет на колени. Пусть он будет осторожен и не выказывает поспешного стремления к высокой цели. Первоначально занятия должны длиться не дольше того времени, которое каждый по детской наивности и суеверию тратит на пустые молитвы. Огнем же алхимика становится его собственное великое желание покорить Второе Древо жизни. Без подобного тайного огня силы будут истрачены впустую, потому как, не стремясь к цели, алхимик не заботится, станет он героем или же нет. Лишь герой, для кого покорение Древа важнее еды и питья, желанней объятий прекраснейшей девы и ценней самой жизни, сможет разжечь этот пламень и раздуть его мехами собственных легких. Когда огонь разгорится и задышит в полную силу стремлением достичь цели и презрением к низкому естеству смертного, пусть приступает алхимик к Разделению.[45]
Дальше Чезаре делла Ривьера подробно описывал, как следует представлять Разделение и какой мысленный образ для этого подойдет. Процесс заключался в подобии самоанализа, при котором методично и тщательно рассматривалась каждая составная часть конкретного человека. Следовало отстранение, будто зрителю в театре, воспринимать собственные мысли: зрительные и звуковые образы, а также эмоции, вызванные ими. Так алхимик постигал, из каких предрассудков, рефлексов и страстей складывается его личность.
Лео понял, о чем толковал автор: недавно во время собственных изысканий в Вашингтоне он наткнулся на фразу «Познавший себя познает Все». Лео уяснил, в чем заключалась его ошибка, — эзотерику обычным умом не понять. Трактат не был пособием по исправлению черт характера — это-то и сбивало с толку. Алхимик не обязан искоренять обнаруженные в себе недостатки, подниматься морально. По этому поводу автор писал:
На свои грехи внимания не обращай, ибо грешны все. Грехи подобны бесчисленным головам Гидры — стоит отрубить их, как они заново отрастают. Если постишься, то берешь грех на душу, если молишься — будешь осужден, подашь милостыню — надругаешься над духом. Героя ждут иные подвиги, иначе не победить ему Немейского льва, не оторвать Антея от матери-земли, не добыть яблок из садов Гесперид.
Чем больше Лео читал, тем дальше уходил от разумного мира. Чезаре раскрывал секреты медитативных практик, измененного восприятия реальности. Вселенная не представлялась вместилищем тела, а тело не являло сосуд жизни и разума. Все следовало вывернуть наизнанку. Предметы заключались в последнее, внешнее вместилище — они находились в сознании, содержащем сокровенные мысли и желания. Иллюзия того, что называется физическим телом и его пятью чувствами, заключает в себе финальную иллюзию — физический мир, то есть постижимую Вселенную.
Эти рассуждения походили на теорию о том, что «Я» есть единственная реальность, со всеми вытекающими — опасными для «Ты» — последствиями. В книге объяснялось, как взять небеса штурмом и подняться выше, выходя за рамки состояния обычного человека. Комментарии были написаны еще более загадочным языком.
Тело не содержит жизни — ее содержит душа, потому как жизнь не есть продукт тела, но тело есть продукт жизни. Пусть герой переместит центр себя в глубины этой жизни, устранив пределы, делающие жизнь ограниченной. Пусть раздует пламень еще больше и выше, пока не возвысится над тем, что питало его, когда приходил он из ничего, и в чем он нуждается, когда выходит за пределы своей сущности, ограниченный природным порядком, внутри которого действует. Когда же герой не находится более вне своего существа, а жизнь его полностью едина, то есть когда жизнь духа объемлет жизнь тела, то начинается обновление и герой возрождается. Его тело не тело более, оно подобно силе, которою герой овладел в полной мере; и тело становится свободно от всего, что хоть как-то влияло доселе на его видимые проявления; оно неуязвимо, возвышенно, излучает свет.
В дверь постучали. Лео вернулся к реальности — горничная пришла убрать номер.
— Минуточку, — ответил Лео, пряча манускрипт в рюкзак. Рисковать драгоценной книгой он не хотел, а потому, неохотно покидая номер, прихватил рюкзак с собой. В ближайшем баре, наслаждаясь осенним теплом (в отеле было холодновато), он съел тосты, запив их чашкой капуччино и двумя стаканами минералки.
Вернувшись в гостиницу, Лео заметил подозрительный взгляд консьержа, низкорослого мужчины с заячьей губой. Пришлось импровизировать, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
— Я все никак не отойду от смены часовых поясов, — сказал он консьержу. — Говорят, лучший способ — хорошенько отоспаться. Согласны?
Консьерж молча кивнул, и Лео поднялся к себе в номер. В комнате он положил трактат на стол и снова углубился в его изучение.
В книге много говорилось о двенадцати подвигах Геракла, при этом особое внимание уделялось цифре «12» в эзотерической традиции. В комментариях пояснялось, что все они лишь вариации алхимического принципа растворения и свертывания.
Метод заключался в том, чтобы физически и духовно добиться отсутствия мыслей — такое состояние граничило с высшим сознанием. Когда же герой научится выходить на высший уровень по желанию, он сможет совершать такие действия, которые эхом отзовутся на нижних уровнях, откликнутся в физическом мире. Это непосвященные и принимают за магию.
В книге приводились техники и примеры образа мысли, овладение которыми занимает годы у особо одаренных.
Лео упал духом, но вспомнил, что долго практиковал медитацию, пусть и другого толка, с иными намерениями. Он сталкивался с внутренним миром образов и при занятиях духовными упражнениями Игнатия Лойолы, и при недавней встрече с Анжелой, когда погрузился в губительную бездну.
Читая книгу, Лео заметил, что в номере похолодало. Он закончил первую часть и отложил трактат. Проверил радиатор — работает, окно закрыто. Лео достал из чемодана свитер.