Молчаливый странник в Лондоне - Цзян И

У продавцов газет, как правило, неплохой бизнес, ведь горожане читают баснословное число изданий. Главное – занять правильную позицию на улице. Вскинув голову, они выкрикивают иногда содержание главных новостей, которые написаны на ярких рекламных плакатах, но делают это лишь изредка, а вообще сохраняют свой достойный, беззаботный вид независимо от того, покупают ли прохожие газеты. Один-два раза я видел, как какой-то человек, тяжело дыша, с испариной на лбу спешил от Чэринг-Кросс-роуд к углу Оксфорд-стрит. Не говоря ни слова, он раскладывал пачки новых выпусков газет и ставил на них штамп «в последнюю минуту», что означало, что в газете есть самые горячие новости. Закончив эту процедуру с одним продавцом газет, он спешил к другому, делал то же самое, мчался к третьему и т.д. Я шел за ним до станции метро «Оксфорд-Серкус». И его работа показалась мне очень аккуратной и эффективной. Никаких слов, никаких пауз, все делалось автоматически. А мне так хотелось остановить его на мгновение и спросить, получает ли он удовольствие от этой работы? Но куда там… Что за жизнь?

Есть еще один типичный лондонец, который тронул мое сердце. То был старый развозчик угля. Он лихо управлял своей ломовой лошадью, лицо, покрытое сажей, гармонировало с его черной засаленной курткой, а когда он кричал: «У-голь! У-голь!», глаза сверкали ярче, чем обычно. Ранним утром его медленный мелодичный крик отзывался гармоничным эхом стука копыт лошади. Прежде я жил на Аппер-Парк-роуд, а теперь переехал на Паркхилл-роуд, поближе к зеленым пространствам Хэмпстэд-хит, где машины редки, поэтому я имел возможность наблюдать за развозчиком угля большую часть года. Иногда я спускался вниз, выскакивал на улицу, шел по дороге и встречал повозку, которая двигалась навстречу. Под дождем это было трогательное зрелище. Обычно благостная картина окрашивалась в печальные тона. У старого развозчика угля никогда не было зонта, а лошадь, перейдя на иноходь, медленно плелась по дороге. Я не мог отказать себе в удовольствии сделать набросок этой сцены. Я никогда не разговаривал с этим человеком, но, похоже, он не представлял себе иной жизни, чем та, которую он вел. Каждое утро из года в год он развозил уголь с одним и тем же выражением лица. Мне кажется, облик человека этого типа не изменился со времен его предков, живших в эпоху Чарльза Диккенса. Возможно, даже новая, хорошо мощенная дорога не произвела бы на него большого впечатления. Этот сюжет напомнил мне описания Лондона в романах Диккенса. Я все время думаю об этом человеке. Холодно ли ему, продающему уголь для других очагов, в его собственном доме? Знают ли что-нибудь о нем люди, уютно сидящие у камина?

Когда я ехал ранним утром в метро на работу в то же самое время, что и большинство деловых людей Лондона, то чаще всего старался не читать газет, потому что был занят наблюдением за входящими и выходящими людьми. Почти у каждого была газета в руках, но больше всего меня забавляли люди в очках. Входит, например, джентльмен, садится, вынимает носовой платок, смахивает пыль с одежды, затем снимает очки, кладет их в футляр. После чего достает другой футляр, надевает другую пару очков и начинает шелестеть газетой. Но чтение газеты требует времени, и, сообразив, что на следующей остановке ему выходить, он снимает вторую пару очков, надевает первую и готовится к выходу. Подобную сцену я видел много раз, и перед моим взором прошло неисчислимое множество типов английских очков. Есть две разновидности, которые особенно радуют глаз: пенсне и монокль. Меня просто пленяет зрелище людей, которые то снимают, то надевают очки, забавно подергивая носом. Я страстно захотел стать обладателем одной из этих разновидностей очков и пошел к окулисту. Но его приговор вызвал у меня острое чувство разочарования. Оказывается, мои глаза и нос не годятся ни для пенсне, ни для монокля. Правда, вскоре досада сменилась радостью: я осознал, что нахожусь в заморской стране, где есть вещи, которые не годятся для моих глаз и носа. Хотел бы я знать, понимают ли путешественники, отправляющиеся в Китай, что и в этой стране есть то, что не сразу приспособишь к их зрению и обонянию.

Джордж Еморфопулос, великий коллекционер

«Иностранцу, – говорит некто господин Бургин, – доставляет огромное удовольствие лицезреть англичанина, сидящего, а лучше возлежащего на кушетке у камина в одном из английских клубов». Да, это так, но как об этом догадался господин Бургин, будучи сам англичанином? Вот что интересно. Меня приглашали во многие клубы, но я обычно избегал долгих разговоров с друзьями и пытался украдкой взглянуть на джентльмена в углу комнаты или у камина. Как правило, это были пожилые люди, лысые и седобородые, уютно сидящие с закрытыми глазами, словно говоря: «Слава богу, здесь никто меня не беспокоит». Думаю, блестящие молодые люди редко посещают такие места. Я пытался исследовать характер и историю английских клубов и, хотя не нашел письменных подтверждений моей идеи, осмелюсь предположить, что английские клубы были основаны мужчинами, находившимися под башмаком у жены. Люди, может быть, не согласятся со мной, но пусть тогда объяснят мне, почему до недавнего времени леди не имели права появляться в английских клубах, а некоторые заведения до сих пор следуют этому старинному запрету? Между тем, когда бы я ни видел пару, идущую по улице, или фотографию, помещенную в газете, мне всегда казалось, что леди выглядит триумфатором, она господствует в кадре, а джентльмен предстает застенчивым, неуверенным в себе, присутствующим при даме. Я не вижу ничего дурного в том, что некий муж попал под каблук, и действительно считаю, что это хорошо характеризует мужчину, способного на это. Для нас, китайцев, это естественно после женитьбы и даже если мы только готовимся обрести семью. Вот в чем отличительная особенность китайской расы в непрерывавшейся пятитысячелетней преемственности, связавшей глубокую древность с сегодняшней реальностью. Ни один завоеватель не смог поработить нас именно потому, что у нас были хорошие жены, и я горд тем, что могу говорить об этом. Несть числа сюжетам на эту тему, которые можно прочитать в книгах, и я слышал тысячи подобных историй. Вот одна из них. «Жил-был ученый муж. Однажды он пригласил нескольких друзей в свой сад приятно провести время. Они встретились в павильоне, который был расположен довольно далеко от главного здания, и они были уверены, что их разговор не услышит хозяйка дома. Друзья отлично знали, что хозяин принадлежит к тому типу мужчин, которые находятся под каблуком у жены, и с удовольствием поддразнивали его. Шуткам на эту тему не было конца. Хозяин делал все возможное, чтобы защитить себя от нападок, при этом громко кричал в стиле триумфатора, что он обращается со своей супругой как захочет. В то время, когда он делал эти заявления, раздался резкий зов супруги, требовавшей его к себе, и он в смертельном страхе упал со стула. А все друзья в мгновенье ока исчезли через потайную дверь».

А вот другая история. «Десять мужей-подкаблучников создали общество, поклявшись под присягой противостоять губительной женской тирании. На своем первом заседании они уютно сидели, потягивая вино и покуривая трубки, как вдруг пред ними предстали десять жен, почуявших неладное. Возникла паника. Заседавшие бросились врассыпную. Девятерым удалось ускользнуть, словно крысам, через заднюю дверь. Десятый остался на месте и вынужден был держать ответ. Но жены ограничились презрительной усмешкой и, убедившись в полном успехе их маневра, удалились. Девять позорно бежавших мужей согласились, что десятый – единственный смельчак – должен стать президентом их общества. Но когда они пришли к нему предложить этот пост, выяснилось, что он умер от страха».

Я полагаю, у англичан нет такого павильона, недоступного для женщин, где бы они могли вести конфиденциальную беседу. Вот почему появились мужские клубы. Не знаю, разговаривают ли они в «павильонном стиле», но убежден, что должно же у них быть место для подшучивания друг над другом. Шли годы, менялись манеры и обычаи, и такие клубы неизбежно превратились в своего рода рестораны, и прежние милые забавы исчезли как сон. В большинстве клубов господствует теперь табачная атмосфера, в меньшей степени – алкогольная. Несколько раз я пробовал курить английскую трубку, правда всегда неудачно. Но мне очень нравится эта картина: респектабельный джентльмен с трубкой во рту. Хотя слуг, подобных тем, что выливали ушат воды на сэра Уолтера Рэли [33], фаворита королевы Елизаветы, в наше время мы вряд ли встретим, тем не менее найдется кто-нибудь вроде шотландского драматурга и писателя сэра Джеймса Бэрри, который написал: «Моя леди Никотин» – по поводу попыток бросить курить. Один французский автор как-то заметил, что «сигарета – самый совершенный тип удовольствия, поскольку оставляет у курящего чувство неудовлетворенности – хочется закурить еще одну». Я верю, девять из десяти лондонцев согласятся с этим.