Бойся мяу - Матвей Юджиновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прикалываешься? – усмехнулся Митька. Тут же высунулся Коля:
– А вот и нет. Эх, Жендос, ну ты и… балбес.
Да ладно, не беда, сбегать недолго, решил было Женька, но Саша… Сразу вспомнил, как однажды уже оставлял его одного. В горле защекотало.
И что теперь?
Воду, пирожки, конечно, не жалко, кофту, может быть, тоже, но топор… Топор не его, дяди Юры, он взял его без спроса. А сам рюкзак? В любую минуту его могли найти и забрать себе все это.
Живот скрутило, голову бросило в жар.
Надеяться, что он будет там же, когда они все вместе пойдут обратно, глупо. Значит, что? Сашу за руку – и вперед. То есть назад.
– Ничего, я сейчас сбегаю! – крикнул он между ветвей. Руся, оказалось, взяла паузу, присела на развилку и глядела вниз. – Вы только не уходите.
Потом наклонился к братику:
– Давай, смотаемся быстро туда – обратно.
Тот насупился, отвел взгляд.
– Не хочешь? Устал?
Братик не посмотрел, скрестил руки на груди и дернул плечами.
– А не страшно одному остаться?
Сашка стрельнул в него взглядом, потом вверх, на ребят.
Послышался шорох. Женька обернулся. Это Руся спустилась к ним.
– Не волнуйся, пускай остается, мы присмотрим, – сказала она, отряхивая бриджи.
– Ну… это да, не… не сомневаюсь, – почесал голову Женек. – Так чего, Саш, не пойдешь?
Братик шагнул к Русе:
– Подожду здесь. С друзьями.
– Не бойся. Я побуду с ним здесь, на земле, – заверила с улыбкой Руся и продолжила строго для Саши: – Пока Женя не вернется, наверх не полезем.
Тот надулся, но буркнул:
– Ладно… Беги быстро.
– Хорошо, – решился наконец Женек. – Эй, там, на дереве! Саша остается за младшего, берегите его! Я скоро.
В последнем, правда, уверенности не было – он огляделся в поисках направления, откуда они пришли. Примерился и торопливо зашагал.
– Не попадись Горбуну! – напутствовал Митя.
– Беги, Форрест, беги! – не смолчал и Колька.
И Женя побежал.
* * *
Он огибал дерево за деревом так, что, казалось, они поворачивают свои кудлатые головы вслед. Моментами взлетал над землей, чтобы не поскользнуться на шариках яблок и лампочках груш. Самое время было обратиться следопытом, но он выбрал нестись сломя голову. На авось. И только вроде попадалась знакомая яблоня, как через десяток метров возникала ее близняшка. О том, что заблудился, думать не хотел. Невозможно, это же сад – с четырех сторон забор. Рано или поздно он вырастет из земли.
Но когда спустя полчаса он по-прежнему оставался в окружении деревьев, возмущенных его метаниями, приказал себе притормозить. Зеленые пошептались еще и смолкли затухающими смешками. И снаружи воцарилась тишина, но внутри, в груди, в голове, мощными волнами била кровь. Женя вспотел, но от внезапной гадкой мысли, что он понятия не имеет, в каком направлении осины – пограничники, его словно окатило холодной водой.
Не может же сад быть таким большим? Сколько он уже пробежал? Тянуло закричать, позвать на помощь. Но он тут же старался пристыдить себя – опускать руки глупо, он уже не маленький, и ведь решил же уже тогда, под дождем, перестать бояться. Решить-то решил, но тогда рядом были сестры, Юра-Великан, мама, бабушка. А тут, а сейчас… Бескрайний сад, передразнивающие и морочащие голову деревья, Горбун Володи. Вспомнился и Черный Мяук.
Вновь заныло в животе. Защипало в пальцах. Разозлившись, Женька пнул просящееся под ноги яблоко. Подскочив, оно отлетело к пню. И сад переменился. Словно встряхнулся. Не сразу он понял, что это всего лишь солнце выкатилось из-за облака и плеснуло тени на землю. Огоньки замелькали в листве, а тени побежали от дерева к дереву, вокруг Жени. И он услышал шелест. Но не вокруг. А по правую руку.
Это не были глумливые перешептывания. Он узнал зов великанов. Спокойный и неприкасаемый, он просачивался между ветвей, согревая подобно солнечным лучам. И подобно им освещал путь. Женя выдохнул, повернулся к нему лицом, закрыл глаза. Вслушался в их голоса, вытянул шею. И увидел их ровный строй, их крепкие стволы и поднебесные макушки.
Еще четыре выдоха спустя открыл глаза и увидел их вновь. Разглядел в прорехах листвы яблонь и груш их верхушки не так далеко. В панике он не заметил их раньше. И теперь, счастливый, спасенный, рванул к великанам.
Но четыре шага спустя неожиданно споткнулся и шлепнулся в траву. Она была мягкой, но что-то все же ударило его больно в левое бедро. Женек перевернулся на правый бок, потер ногу. Чем-то твердым оказалось румяное яблоко. А чуть дальше из земли выпирал извитой корень дряхлого пня.
И корень этот вдруг приподнялся. Пень, мшистый и корявый, ожил. То ли с хрустом, то ли с хрипящим хихиканьем стал расти, обрел ноги и руки. Ноги выпрямились, руки вытянулись, опираясь на клюку – корень. Вся угловатость пня ушла в горб, а в густом мху показались темные глазницы, сухой, желтоватый нос и смеющийся рот.
Женька пополз прочь, глотая вдох и вопль. Горбун Володи шагнул к нему и воткнул клюку, пригвоздив к земле край футболки. Шероховатое дерево царапнуло кожу живота.
– Попался, негодник! – взревел старик.
Женя замотал головой, дернулся, пробуя вскочить. Футболка натянулась, но не выскользнула. Ворот больно врезался в шею. Такое уже было, мелькнуло в голове.
– Куда?! Не спеши. – Горбун подошел вплотную. – Научу тебя, что нельзя брать чужое.
– Я не… я не брал… не брал я, нет, нет, – застучал зубами Женька. Хотел вырваться и сбежать и в то же время чувствовал, как отнимаются ноги.
– Ты здесь – значит, брал. Ты здесь, меня не спросив! – рев выплескивался из черноты рта, борода трепетала. Старик нагнулся и потянулся к нему. Он хотел отмахнуться, но костлявая кисть, сухая и шершавая, перехватила руку.
– Но я не брал, клянусь! Не сорвал ни… н-ни единого яблока! – взмолился Женя. Горбун сжимал его запястье не так сильно, ужаснее было другое – чувство, как деревенеют собственные пальцы.
Старикан дернул его к себе, подняв с земли. Нос заполнил приторный запах лежалых яблок. А ноги и в правду не желали держать.
– Что же, мне отпустить тебя? – спросил он, словно действительно задумался. В эту короткую паузу Женек уловил, как зов великанов тонет в ликующем вокруг шелесте стариковского сада. – Отпустить, чтобы ты и дальше пинал и давил наши плоды?!
Женя снова замотал головой, но ответить не вышло. Слов не было, горло пересохло. Он заставил ноги стоять. Поселился в них весь. И кинулся вырываться.
– Ну-ка,
