Бойся мяу - Матвей Юджиновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они были везде. На языке, под языком, на небе, в носу, глотке, животе. Внутри, под кожей, везде. Бегали, копошились, зудели. Пролазили повсюду, назойливые и мелкие.
Выплюнуть! Выкашлять! Вывернуться наизнанку!
Это гудело безумной сиреной в голове. Язык выталкивал, желудок брыкался. Руки, фантомные руки, вцепились в эти шесть пальцев – расцепить их хватку, вывернуть, сломать. Но и руки, и язык, и зубы были бессильны. В отличие от ног.
Мыча и истекая слезами, соплями и потом, Женек изловчился и лягнул Лиса. Вложил весь гнев и пнул его между ног.
Тот сжал челюсти, оскалился и завалился на бок. Тяжелая рука его сошла с лица Жени. И он выплюнул то, чем давился. Выдохнул со свистом. И сжался в рвотном позыве.
Едва отпустило, как он согнулся вновь. От боли. Качок всадил ему кулак в живот. И Женька все-таки что-то вырвал. Разлившаяся боль медленно густела под ложечкой, не стихала и ныла.
– Тоха, ты как? – спросил Качок, замахиваясь кулаком. Словно от ответа зависело, врежет он еще раз или нет.
Лис поднялся на четвереньки, поправил маску и рывком вскочил. Одернул куртку, стряхнул пыль с шорт. И уставился с ухмылкой на Женю.
– Эту кроссовку я запомню навсегда, – и пнул в ее подошву.
Затем завел руку за спину и достал из-за пояса топорик. Несомненно, тот, что сам Женек с утра стащил из сарая, аккуратно закутал в кофту и спрятал в рюкзак.
– Прижми-ка его ручечку к дереву, – глянул он на Качка.
Тот шустро согнул в локте правую руку Женька и приложил кисть к осине над головой. Лис приблизился, предусмотрительно обойдя Женины ноги.
– А ты смотри, чтоб не вырвался, – бросил Блондину.
Поправил рукоятку топорика в руке, помахал и покосился на Женю:
– Ты, конечно, думаешь: «Почему я? За что?» – Лис выдержал паузу, а затем стал разгибать пальцы, сжимавшие рукоятку. – Ты меньше нас – раз. Ты слабее нас – два. Ты плакса – три. Ты один, а нас трое – четыре.
Он начал с указательного, разогнул четвертый, и все еще оставался пятый.
– Но главное – ты… – пришла очередь и мизинца, – чужак.
Отчего-то главным для Жени сейчас было другое: он гадал, как называют палец между безымянным и мизинцем, ну, если он есть? Казалось, что именно этот палец должен зваться безымянным, поскольку в самом деле не имеет имени, в то время как безымянный имя-то имеет, так как зовется безымянным.
Но какой бы занимательной эта мысль ни была, она заняла лишь секунду. И Женька вдруг непроизвольно вспомнил, что вроде слышал уже, что он чужак и что нет в этом ничего хорошего.
Тем временем Лис отставил от других пальцев указательный. Женин указательный палец. Он поспешил сжать кисть в кулак. Получилось плохо – рука давно затекла.
– Ну-ну, не надо, – покачал топориком Лис. – Будет только хуже.
Подцепил указательный палец своими железными перстами, с силой распрямил.
– Держи за кончик, – скомандовал Качку и стал выцеливать топориком. – Возьму поносить твой пальчик. На место своего мизинца. Да, я…
Вдруг пришло осознание, что он ведь вправду отрубит. Что он не какой-то хулиган и забияка, нет. А изверг! Ведь так? Монстр. И неожиданно не из чулана, не из леса или проклятого дома.
– Я, знаешь ли, коллекционер, – закончил Лис.
Женя задергался. Стал извиваться телом, брыкаться ногами, вырываться. Но без толку. Руки, именно руки держали намертво. Кисти не слушались.
– Я не один! Я не один! – закричал он и попытался оттолкнуться от осины, податься грудью вперед. Но лишь больно отпружинил назад. И следом получил удар в живот от Блондина.
– Я не один, – простонал он.
– Конечно, малец, – отозвался Лис. – Мы с тобой, драгоценный ты наш.
– Не надо, прошу, не надо, отпустите, прошу, – взмолился Женька. – Зачем? Зачем? Нет, не надо…
Он воздел голову. И уставился в серебристо-зеленый свод, далекий, мерцающий. Смотрел, желая укрыться в нем, сбежать туда. И услышал потерянный шелест. Он дошел через шумную панику в голове, через злобный скрежет зубов и безумный бой сердца. Опустился могучий и умиротворяющий, как смелые волны океана. И стало вдруг тихо и спокойно.
А затем закружилась голова. На миг тело лишилось веса. Земля исчезла. И казалось, что он вот-вот упадет вверх, полетев вниз.
Но тут хрустнуло дерево. Хрясь! Шелест разом смолк. И все пропало.
Женя увидел топорик, воткнутый в осину. Прислушался к спящей руке. Боли не было. Кроме того, пальцы на месте – наконец он это разглядел.
– Это что за херня? – негодовал Лис, держась за голову и слегка покачиваясь.
– Чё это было? – вторил ему Качок, неловко поднимаясь с колен.
Что-то промычал и Блондин. Женек мотнул головой к нему. И только теперь понял: Блондин валяется на земле, и левую руку никто не держит.
Собрав волю в кулак, Женя поднял ее, дубовую, одеревеневшую. Повернулся к Качку и обрушил эту деревяшку на руки, не отпускавшие его правое плечо и локоть. Тот вскрикнул и отдернул их.
Женька оказался на свободе. Неведомая сила подбросила его. Он вскочил на ноги. Но замешкался. Казалось, единственный путь бегства – это сигануть в овраг, крутой и глубокий. Однако повело его влево: Блондин еще не поднялся, и был шанс. Кинулся было, как на втором же шаге Лис вцепился в футболку. И утянул назад.
– За шкирку да на ужин? – сострил он, усиливая хватку.
Женя резко крутанулся, чтобы рубануть и по его ручище. Но его вторая, свободная, блокировала удар, шесть пальцев сжали дубину – предплечье. И Лис рванул Женька к себе. Уткнул вдруг кончик носика в его ладонь, вдохнул. И коротко облизнулся.
Кисть словно обожгло. Волосы на затылке зашевелились. И спину захолодило. И все в один краткий миг.
Затем маска уставилась на него таящейся за ней чернотой, и вместе с ней вглядывалось с аппетитом нечто, в ней обитающее.
– Надеюсь, ты боишься котов, – проскрипели они: Лис, тьма и это нечто.
Женек застыл, точно загипнотизированный. И в сердце зрело смирение. Как? Да разве он спасется? Что он против этого?
И когда хотел – хотя бы эту малость – бросить прощальный взгляд на родной дом, там, за оврагом, маска как-то подскочила, скосилась на бок.
От удара. Бахнул звонко треск влетевшего
