Бойся мяу - Матвей Юджиновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руся, от которой он старался не отставать, вновь напевала: «Как же тебе повезло, у-у, твоей невесте, завтра мы идем тратить все свои, все свои деньги… вместе». Мелькнула внезапная мысль – надо бы побольше послушать этого Мумина Троя. И тут же вопрос – а зачем это, интересно?
Отвечать себе не стал.
На пологом участке она остановилась передохнуть. Повернулась, протянула ему руку, чтобы затащить на уступ. Он ухватился за нее левой. С ее помощью Женек забрался на площадку. Он залез бы и сам, но заметно медленнее. Выпрямился, глянул вверх. До края оврага оставалось метра три по склону. Можно было позвать Сашу, но он не стал.
– И я столько падал? – удивился, осматриваясь.
– Да-а. Больно, наверно, – отозвалась Руся, поглаживая локоть, словно и у нее он был в ссадинах.
– Больно будет, когда мама узнает, – пошутил он.
– А папа?
– Папа далеко.
– Да? А у меня наоборот, – сказала она без обычной веселости. – Папа всегда рядом, хотя издалека.
– Моряк что ли? Мой тоже был.
– Типа того, – усмехнулась она.
– Так это… ты, что… не пойдешь с нами? Чай попьем, отдохнем.
Руся пожала плечами:
– Уже поздно, Жень, и мне отсюда ближе, – она махнула рукой над головой. Женька не совсем понял куда: вроде вдоль оврага, а вроде и выше.
А затем ощутил вдруг, как исчезла дубовая скованность в левой руке. Она снова стала его, живой, послушной и шустрой. Он уставился на нее, играя пальцами.
– Это ты сделала? – перевел взгляд на Русю.
Она опустила голову, быстро погладила повязку, отчего вышивка, казалось, зазмеилась на миг.
– Я случайно, – дернула плечиками.
Захотелось ее обнять.
– Вау, ничего себе! Здорово, – протянул он довольно.
И она вздернула счастливое личико:
– Великолепно…
– Но как… – хотел уже спросить, как сверху прилетело:
– Чего вы так долго?! Ужас! Я кушать хочу!
Сашка сбежал с края оврага и, рассекая воздух топориком, кричал:
– Кушать! Хочу есть! И я устал! А вы пропадаете где-то!
Время поджимало. Не ясно, для чего, но ощущение было именно таким. Женек посмотрел на Русю. Она тоже оторвала глаз от скачущего в траве воителя, посмотрела на Женю.
– Приходи еще, – произнесли они вместе.
И тут же:
– Приду, – тоже вместе.
От чего рассмеялись.
– Чего смешного? – Саша спрыгнул к ним. – Пирожков нет, яблоки кушать нельзя, но зато можно кидаться, пить нечего. И где Коля и Митька?
– Вона, – Женька указал на склон по другую сторону.
– А вы?
– Мы за тобой.
– Наконец-то.
– То есть я… А Руся, она тоже домой.
Руся кивнула и сделала шаг вверх.
– Приходи еще, – попросил Сашка, а затем подошел и крепко обнял.
Она улыбнулась, погладила его по голове.
Женя прикусил губу. Затем плюнул и обнял тоже. И Русю, и братика. И что-то еще. Как будто бы даже все. Все, что есть на свете.
А после они стали спускаться вниз, она полезла вверх. Через каждую пару метров оборачивались. Взрывались смехом и махали на прощание.
И когда на третий раз Руси на склоне не оказалось и сделалось вдруг невыносимо печально и тихо, когда Женя с грустью обвел взглядом овраг, его неровный край и строй загадочных, величественных осин, из-за них прилетело эхом:
– Маруся… Я Руся… Руся…
И ее веселый смех.
Один дома (не считая чулана)
– Бабуль, а ты сажала те яблони?
– Сажала. Вместе с мамой. Когда была немного старше, чем ты сейчас.
Бабушка чистила картошку в кастрюльку с водой. Женя тут же, на кухне, лежал на диване, закинув руки за голову, и глазел на часы и их гирьки. Шел второй день его домашнего ареста, маминого наказания за историю с садом.
Новость о малолетних вандалах, разграбивших коллективное яблонево-грушевое хозяйство лишь для того, чтобы поиграть в войнушку, быстро, как огонек по фитилю, разлетелась по деревне и грохнула взрывом. Подумать только – играть с едой, это же надо! Они эти яблони сажали? Они их выращивали? И куда смотрят родители?
Мама не кричала. Хуже. Отчитала, как врага народа – холодно, больно, неприязненно. Будто и не сыночек он, а посторонний мальчишка, наглый вредитель. И только в глазах не укрылось разочарование с отблесками недоумения. Все его упоминания банды хулиганов остались без эффекта, смягчающим обстоятельством признаны не были, и его приговорили к домашнему аресту сроком «поглядим – увидим». Хотя по факту он-то яблоками и не бросался, правда, этого он, кажется, как раз таки не упоминал.
– Да? А можно, я тогда скажу, что это мы ваши, а не чужие яблоки кидали?
– Там нет наших или чужих яблок. Этот сад общий. Каждый дом тогда посадил по маленькому деревцу, – спокойно объяснила бабуля. – А ты думаешь, я бы тебя не наказала за свои яблоки?
– Э-эх, – вздохнул Женька. – А бандитов тех кто накажет?
– Они уже наказаны, – после паузы ответила она, и в кастрюльку булькнула безглазая картофелина.
– Как это?
– Они впустили в себя зло. А это все равно, что гниль проглотить, которая в тебе расти будет.
Женя вспомнил, как около года назад в его комнате появился противный запах, и он три дня, пока вонь усиливалась, не мог понять причину. Потом наконец заглянул под кровать, когда туда закатился фломастер, и нашел гнилые пол-яблока. Он оставил недоеденный фрукт, потому что тот показался невкусным, а выкинуть сразу было лень, и по итогу забыл. Запах этот въелся в пол и уходил очень долго.
– А откуда у каждого дома в деревне взялось по яблоне? – решил он перевести тему. Казалось, еще чуть-чуть, и нос извлек бы то зловоние из памяти.
– А было вот как, – оживилась вдруг бабушка. – Нашел как-то паренек молодой на лугу за осинами мешок, полный яблок. Посреди бела дня мешок и никого кругом. Ну и решил – мое. Взялся за него домой отнести, а поднять не может. Тянул, напрягался, но так и не оторвал от земли. Придумал тогда сбегать в дом за корзинами, чтобы яблоки из мешка выгрузить и поделить ношу.
Бабуля даже прервалась: вместо картошки в кастрюлю нырнул нож, и она откинулась на спинку, вытирая руки о фартук. Женек перекатился на бок.
– Сбегал быстро, очень быстро – боялся, что найдут его яблоки. Воротился к мешку с корзинами и видит: мешков-то уже два! И оба неподъемные. Кое-как раскидал один в две корзины. Взялся за них, напрягся и поднял. Обрадовался и поспешил домой. Спина болит, руки болят, жилы натянуты до
