Гаттак - Евгений Ильичёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клирик резко встал с места и бросил на Гаттака гневный испепеляющий взгляд. Он понял, что перед ним не прыщавый студентик без году неделя со школьной скамьи, а противник, который пока ему не по зубам. Впрочем, Массер быстро подавил в себе вспышку гнева и, уходя, бросил Гаттаку через плечо:
— Я буду наблюдать за вами, высший.
— Не сомневаюсь.
— И вы не правы насчет нас, клириков. Вы сказали, что выполняли волю Бора своими методами. Так вот, мы тоже выполняем его волю. И у нас также есть свои методы.
— Что вы хотите этим сказать?
— Марша Фарр была в нашей разработке уже два года. Мы имеем неопровержимые доказательства ее связи с подпольем. Мы вели ее и не трогали ни ее, ни ее отца только по одной причине — мы пытались выйти через них на руководство повстанцев. Подбрасывали через них дезинформацию для подполья, осуществляли через этот канал контроль за поставками в столицу сырья и готовой продукции местных предприятий. Таким способом мы обеспечивали прикрытие всей транспортной системы севера Родины. Направляя их силы и резервы в одно место, в другом мы проводили свои операции по транспортировке критически необходимой Родине продукции. Так мы решали поставленные задачи, давали Родине план. А после вашего вмешательства эта ниточка для нас уже оборвана. Вы понимаете теперь, в каком мы положении? Вся наша многолетняя работа пошла ко всем демонам! Именно поэтому мне критически важно понять, почему Марша Фарр вытащила вас с той площади. Почему на вас напали и не убили при этом. Я даю вам последний шанс все исправить. Если у вас, Гаттак, имеется на сей счет хоть какая-то информация, я настоятельно рекомендую вам поделиться ею.
Гаттак лишь головой покачал.
— Нет, клирик. Нет у меня никакой информации. Ни догадок, ни зацепок — ничего.
Массер еще раз бросил на Гаттака колкий злой взгляд и удалился, громко хлопнув дверью. А ведь последнюю свою фразу разведчик говорил искренне. По сути, он планировал использовать Маршу Фарр тем же способом, что и клирикторат, только не для того чтобы кормить подполье дезинформацией, а для того чтобы туда внедриться. И сейчас эта ниточка действительно была оборвана, все придется начинать с нуля.
Единственной проблемой было то, что Гаттак теперь не имел ни малейшего понятия, с какой стороны подступиться к этой задачке. Это действительно был провал. А ведь он был так близок к цели! Он умело подставился, его взяли в плен и не убили. Он был нужен сопротивлению. Непонятно, для чего, но точно нужен. Гаттак вспомнил, что сказала тогда в подвале Марша своим головорезам: «… этот высший представляет для Него какую-то ценность». О ком она говорила? Неужели о самом Мечникове? И, если да, то какую ценность мог представлять для него Гаттак?
Глава 18
Откровение
Буквально через минуту после ухода клирика в палату вошла Корра. Она деловито бросила на койку Гаттака пустую сумку и сказала:
— Все, муженек, хватит бока наедать. Собирай вещички, выписывают тебя.
Странно, подумалось Гаттаку, доктор Воронов говорил, что программа реабилитации закончится только через неделю. Никак Массер расстарался?
— Этого видела? — парень кивнул на дверь, намекая на клирика.
— Да, — ответила Корра максимально безразличным тоном, — столкнулись в коридоре. Злой, как демон! Впервые вижу клирика в таком состоянии. Не знаю, о чем вы тут говорили, но, думаю, теперь он тебя в бараний рог скрутит.
— Крутилка еще не доросла, — мрачно ответил Гаттак, кидая в сумку свои нехитрые пожитки. — Но глаз с нас он теперь точно не спустит.
— Это уж наверняка, — согласилась Корра.
Они довольно быстро собрали все вещи и покинули палату. Навстречу супругам вышел доктор Воронов. Выглядел медик виноватым. Как-то ссутулившись, пряча тревожные руки за спиной, он подошел к Гаттаку и поинтересовался его здоровьем.
— Ничего, доктор, все в порядке. Я уже в норме.
— Вы уж меня простите, Гаттак, — начал было извиняться медик, но парень его остановил. Он не хотел заставлять врача оправдываться. Не его это вина, что более властные люди в ультимативном порядке заставили его пойти против своего долга.
— Я все понимаю. И над вами есть начальство, — спокойно сказал разведчик. — Я вам очень благодарен. Дальше мы уж сами.
Доктор еще раз виновато улыбнулся, прокряхтел что-то про обход и несмело двинулся в сторону палат. Гаттак кивнул ему и даже весело подмигнул: мол, не дрейфь, док, прорвемся.
К гадалке не ходи, это Массер на главного врача надавил, а тот в приказном порядке заставил своего сотрудника выписать от греха подальше проблемного пациента недолечившимся. А доктор совестливым оказался, переживает за него. Не все, однако, в этом мире страхом меряется, есть вещи, на которые и совесть влияет, подумал Гаттак. Просто совесть — это качество сугубо личное, не у всех оно развито так, как требуют нормы справедливого общества. Не на бумаге справедливого, а по-человечески.
Гаттак шагал к выходу по пустому коридору и удивлялся сам себе. И давно его такие мысли посещают? Начал память напрягать, и вышло, что, по сути, он как из небытия вышел да соображать худо-бедно стал, все время размышлял о чем-то эдаком. То о глубинных причинах возникновения сопротивления в стране задумается, то о пропагандистской машине государства. И самое странное было в том, что за все это время он ни на секунду не задумался о том, что мысли эти по сути своей есть высшая степень крамолы. И за меньшие прегрешения клирики людей в пыточных «закрывали». А тут его словно прорвало. И хоть бы сам себе замечание сделал, ведь не в лесу находится, а в самом что ни на есть охраняемом месте поселка. Тут в каждой стене по два-три уха, ретрансляторы на каждом шагу висят, волю Борову транслируют населению. А Гаттак в одночасье взял и наплевал на все меры безопасности. Как так?
Не ускользнуло от парня и другое наблюдение за самим собой — он уже почти месяц не молился. Клирику Массеру он нагло, даже не моргнув, соврал. Нет, вид-то он делал, что молится. И перед вкушением пищи, и после сна, и перед сном. Но то был именно что только вид молитвы, имитация. На самом же деле Гаттак, стоя на коленях перед выцветшей иконкой Бора, больше о своем думал. О задании, о повстанцах, о работе в школе. Часто о детях своих думал — об учениках. И все мысли, по большей части, уносили его в сторону улучшения их благополучия. После той встречи с кнесенкой Маршей Гаттак словно чувствовать по-другому стал, иначе на мир смотреть, на проблемы этого мира, на его…
По спине парня пробежался холодок. Он вдруг понял, что видит сейчас мир вокруг, Родину и всю систему в целом через призму несовершенства. Нет, сам мир за то время, что Гаттак лечился, ничуть не изменился. Он не стал хуже, не стал чернее, не стал играть другими красками. Это себя самого в этом мире он стал ощущать иначе. Словно кто шоры с головы снял, и парень смог теперь узреть не только путь, которым пройти должен был, но и то, что окружает его. Клирики со своими шпионскими играми и интригами, повстанцы, война эта гражданская, демоны в глубинах космоса, рвущиеся поработить эту планету… Все, что раньше было для Гаттака простым и ясным, как божий день, теперь сплелось в голове разведчика в такой черный клубок противоречий, что ему стало дурно от одной только мысли о том, что этот клубок ему самому теперь придется распутывать.
Выйдя на улицу, залитую солнечным светом, Гаттак остановился. У него закружилась голова, да так сильно, что парню пришлось опереться о стену. И главное, непонятно, с чего вдруг такая реакция организма. То ли от пространства, то ли от воздуха свежего, а может, и от потрясения душевного.
— Ты как? — озабоченно поинтересовалась Корра, шедшая следом за мужем.
— Я сейчас, — Гаттак обливался потом, дыхание сбилось, сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки.
— Врача позвать? Ты чего бледный такой? — не унималась девушка.
— Нет, просто воздуха много… — Гаттак даже не мог говорить нормально, он задыхался. И чем отчетливее осознавал он истинную причину своего состояния, тем хуже ему становилось.
Он сполз по стене на землю, чувствуя, что
