Загнанная в силки - Юлия Михайловна Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пашин поезд подошёл к перрону и встречающие кинулись к вагонам, жадно высматривая своих приезжающих. Я же заякорилась на платформе, превращаясь в подобие фонарного столба, не двигающегося с места и неспособного даже повернуть головой. Я не могла пошевелиться и приложить хоть какие-то усилия, чтобы сделать движение к мужу, вышагивающему твёрдой походкой.
Он крутил головой, в надежде отыскать меня. А я…, я струсила. Видела родную фигуру близкого человека и вместо желания побежать к нему на встречу, хотела лишь провалиться сквозь чертовы бетонные плиты. Вот бы превратиться в невидимку, или отмотать время вспять и собрав ночью детей, сбежать из дома. А документы на развод прислать по почте без всяких объяснений. Да, вот такие мелкие мысли засели в моей голове, пытаясь перекричать голос разума.
Но мне было страшно до одури. Не представляла, как смогу вот так в лицо сказать Паше, что по сути, дома у него больше нет. Точнее он есть, но лишь стены, а семья наша перестала существовать, как только я отправилась к Роберту Альбертович за деньгами. А дальнейшие события, как снежный ком, валились на наши головы, уничтожая, казавшуюся крепкую с вида ячейку общества Костровых.
Серый взгляд нашёл меня в толпе, засияв от радости. Губы растянулись в улыбке и Паша ускорил шаг, подбегая ко мне и с лету хватая на руки. Поднял над землей и осыпал лицо поцелуями. Я мгновенно зажмурилась, желая выскользнуть из его объятий, потому что все это неверно, не правильно и я не могла позволять другому мужчине целовать себя.
Всю неделю мы с Робертом, готовясь к неизбежному, проводили каждую свободную минуту. Несколько раз даже уезжали на обед вместе, боясь, что возможно, очень скоро все может закончится. Казалось, Роберт боялся этого больше меня. Он ревновал к Паше. Опасался, что я передумаю уходить от него и ради детей дам еще один шанс нашему браку. Становился жадным до моего тела и прикосновений и старался получить при любом удобном случае. А я снова и снова убеждала его в том, что мне нужен только он. Говорила, что не смогу теперь жить с Пашей под одной крышей. Даже если для Роберта наши отношения окажутся лишь глупой шуткой, с Костровым я ни за что не останусь. Слишком много воды утекло с тех пор, как мы считались счастливой семьей.
Безусловно ни один из нас с Робертом не произносил это вслух, но напряжение, предчувствие конца, так и повисли гильотинами над нашими головами. Мне пришлось клятвенно пообещать Гершвину, что прямо в день возвращения Паши, я попрошу у него развод. Роберт Альбертович настаивал, чтобы я сразу же съехала с детьми к нему в городскую квартиру, но я не могла так жестоко поступить с мальчиками, только что вернувшими отца. Им нужно провести время вместе и постепенно мы расскажем им о разводе. Этот вопрос мне еще предстоит уладить с Павлом. Но раз переезд отложен на неопределенный срок, то я поклялась, что ни за что, ни при каких условиях не лягу в постель с мужем. Возможно я буду уезжать на ночь к Роберту и возвращаться с утра, чтобы собрать в мальчишек в детский сад. Но что бы не происходило, не стану делить с супругом одну постель.
– Уляяяя!– кричал Паша, кружась вокруг себя вместе со мной. – Родная! Как же я соскучился! – поставил меня на место, оставляя поцелуи по всему лицу и удерживая его ладонями.
– Паш, не здесь же!– пыталась оттолкнуть его от себя, а он словно не чувствовал. Пытался поцеловать меня в губы, но я подставила щеку. – Поехали домой. Там вся семья собралась, ждут тебя, – натянула улыбку, пытаясь изобразить радость.
Конечно я была довольна, что отец моих детей на свободе и они наконец-то смогут увидеть его. Но на мне висел неподъемный груз предстоящего разговора. Это убивало меня. Невыносимо причинять боль близкому человеку, а Павел навсегда останется для меня таким. Но спасать брак я не стану. Невозможно починить сгоревший дом. А пепел от нашего брака уже давно развеял ветер.
– Не терпится оказаться дома и увидеть наших пацанов! Кстати где они? Почему не взяла с собой?
Признаться, у меня появлялась такая идея, взять мальчиков на вокзал. Но затем я поняла, что неизвестно в какую сторону пойдет наш разговор и не стоит делать детей свидетелями выяснения отношений. Поэтому предложила им устроить для папы сюрприз с шариками. Они с радостью согласились и сразу же принялись думать над тем куда спрячутся и как напугают отца.
– Они тебе сюрприз дома готовят.
– Сюрприз! – голодным взглядом осматривал меня супруг, явно представляя совсем иной подарок. Я зажалась, чувствуя как покраснели щеки. – Тогда я сделаю вид, что очень удивлен. Черт, Улька! Ты стала еще красивее, чем была. Я бы тебя прямо здесь съел.
Отвернулась, сдерживая выступившие на глазах слезы. Я не смогу до окончания ужина изображать примерную жену и дать необходимую для него ласку и нежность. Но и портить ему праздник шокирующей правдой, ужасающе жестоко.
– Ты бы помылся сначала. А потом уже про трапезу думал, – постаралась перевести все в шутку.
– Все правильно. Сперва смыть тюремный запах, не хочу его смешивать с ароматом свободы и дома. И тебя им пачкать не буду, – отстранился, любуясь мной.
– Значит, едем домой, – сказала как-то нерешительно, будто озвучивая свой приговор.
– Домой!– радостно кричал Павел и взяв меня за руку повел к парковке.
На входе в здание железнодорожного вокзала, почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулась, наткнувшись на Вадима, стоявшего чуть поодаль. Встретившись с ним взглядом, занервничала, выдергивая руку из ладони супруга. Помощник Гершвина еле заметно кивнул мне и последовал за нами.
* * *
Шумные семейные посиделки, наконец-то подходили к концу. Счастливые дети и родители, не могла нарадоваться Пашиному возвращению. Мамы плакали от радости, Мирон и Матвей висели на отце, не желая отходить от него даже на мгновение. А я ощущала себя самозванкой. Нет, я радовалась тому, что удалось вырвать мужа из заточения, радовалась его воссоединению с близкими. Но вот его горячие взгляды, прикосновения, поцелуи, что он при каждом удобной случае оставлял на моем лице, от всего этого мне хотелось разрыдаться. Мне были противны его знаки внимания. Передергивало от касаний. И для этого даже не требовалось больше представлять, как он этим самым ртом целует губастую Марину. Как-то стало плевать.
