Любожид - Эдуард Тополь

– К сожалению, я была занята всю неделю.

– Аня! Ну зачем вы со мной так? – Гольский, как показалось Анне, даже искренне обиделся. – Со мной не надо в кошки-мышки играть. Тем более что я-то про вас уже все знаю. Ну, а если не все, то главное. Во-первых, вы деловая женщина. А во-вторых, адвокат с мгновенной реакцией. А при таких данных максимум времени, которое вам нужно было для решения, – одна ночь. Могу поспорить, что еще неделю назад, к утру, у вас готов был ответ. А? – И Гольский долил в бокал холодного вина. – Я прав?

Анна усмехнулась:

– И да, и нет.

– Расшифруйте, пожалуйста.

«Нет, чего-чего, а этого ты от меня не дождешься, – подумала Анна. – Конечно, решение было принято к утру, а точнее – еще раньше, на площади Пушкина. Но ОТВЕТ – нет, ответ я нашла для тебя только позавчера».

– А про какие новости вы мне сказали по телефону?

Теперь усмехнулся Гольский:

– Вас не переиграешь. Громыко бы таких, как вы, в помощники. Ладно, так и быть! Хотя это и против моих правил – начинать с козырной карты, но ради вас, Анна Евгеньевна… Значит, слушайте. Когда я прошлый раз упомянул в нашем разговоре мистера Раппопорта, то вы, конечно, решили, что я вас пугаю, правда? Ну, или шантажирую. Только честно – да или нет?

– Да, – сказала Анна.

– Спасибо. За откровенность, я имею в виду. Но вы ошиблись, дорогая моя. На самом деле это не был шантаж. А совсем другое. Только держитесь за стул, а то упадете от удивления. Итак!… – Гольский по-театральному сыграл голосом: – Если вы, Анна Евгеньевна Сигал, сейчас, вот здесь, не сходя с этого места, согласитесь со мной сотрудничать, то Максим Раппопорт будет сидеть с вами здесь же, в этом же ресторане, не позднее чем через месяц! – И, глядя на изменившееся лицо Анны, добавил торжествующе: – Вот какие новости я имел в виду!

– Вы… вы… вы его арестовали? – почти беззвучно произнесла Анна, и жуткие картины похищения Максима из Америки агентами мстительного КГБ пронеслись у нее в голове.

– Господи! Что за фантазии! Окститесь, Аня! – всплеснул Гольский руками. – Черт возьми, вот что такое любящая русская женщина! Первым делом боится, что возлюбленный арестован!

– Это не женщина такая, Роман Михайлович, – тихо сказала Анна. – Это у нас страна такая.

Изумленный ее дерзостью, он посмотрел ей в глаза. Но встретил такую твердость, что не выдержал и отвел свой взгляд. И пробормотал:

– Гм… Да… Может, вы правы…

А Анна подумала, что после вчерашней встречи с отцом самое невероятное уже стало реальностью. Однако, как ни странно, особого потрясения от сообщения отца она не испытала. Может, потому, что ничего это в ее жизни не меняло – мама умерла еще шесть лет назад, и тогда же отец сам от нее, от Анны, отстранился. Просто со вчерашнего дня обширней и глуше стала пустота вокруг и сильней потянуло к сыну. Ведь отец запил не потому, что она оказалась неродной дочерью, а потому, что, оказывается, он не свершил что-то важное в жизни – не родил своего ребенка. А она – как она могла отпустить своего сына? А до этого отдать Антона отцу? Идиотка! Стоп, о чем он говорит, этот Гольский?

– …Что касается мистера Раппопорта, то, конечно, нужно признать: тогда, три года назад, он нас переиграл. Но как говорится, кто старое помянет – тому глаз вон, правильно? А еще точнее, не пойман – не вор. – Гольский благодушно улыбнулся. – Две недели назад господин Максим Раппопорт, гражданин США, обратился в наше посольство в Вашингтоне с просьбой выдать ему гостевую визу сроком на десять дней. Но, как вы понимаете, мы никому из эмигрантов такие визы не даем. Ведь неудачники сюда не едут, у них на такие поездки и денег нет. А те, кто там пробился, – зачем они нам? Каждый их приезд толкнет к отъезду еще сотню. Так что, если бы дело мистера Раппопорта совершенно случайно не попало ко мне на стол, он бы автоматически получил отказ еще неделю назад. Но теперь все зависит от вас, дорогая.

Гольский поднял бокал и отпил несколько глотков, не спуская с Анны торжествующих глаз и давая этим понять, что – все, ты у меня в кулаке, милашка.

«АХ – ТЫ – ЕТТИ – ТВОЮ – В – ДУШУ – МАТЬ! – чуть не вслух выматерилась Анна. – Так вот ты мне какую ловушку подстроил? Ну что ж, держись, падла!»

– Милый Роман Михайлович… – Теперь был ее ход, и теперь она отпила вино из своего бокала. – Должна вам признаться, что я тоже готовилась к нашей встрече. И так же, как вы совершенно случайно обнаружили, что можете помочь мне встретить мистера Раппопорта, так и я совершенно случайно обнаружила, что могу быть полезна вам. Не вашей организации, а вам, лично. Понимаете?

– Нет, Аня. Не понимаю. Уж не взятку ли вы мне предлагаете?

– Что вы, Роман Михайлович! Я же не идиотка. Просто вы собирали досье на меня, а я собрала на вас. Вы уж простите. Но будем говорить как профессионалы. Хорошо? Вы же сами этого хотели.

– Допустим… – сказал он, отстраняясь в кресле.

– Итак, вы страдаете неким недугом, о котором знаете только вы, ваша бывшая жена и еще пара врачей. Во всем мире этот недуг считается неизлечимым… – Тут, увидев изменившееся и разом посеревшее лицо Гольского, Анна чуть смягчила тон: – Извините, что я вторгаюсь в вашу интимную жизнь, дорогой, но не я это начала, а вы. А я просто защищаюсь. Итак. Вот мое контрпредложение на ваше требование о сотрудничестве. Если я – ну, то есть не я лично, но мой знакомый сексопатолог – вылечит вас от этого недуга, то: а) вы гарантируете мне разрешение на эмиграцию к сыну, б) мой отъезд никак не отразится на служебном положении моего мужа Аркадия Сигала. – Анна допила вино и жестко, со стуком поставила бокал на стол. – Вот такие у меня для вас новости, Роман Михайлович. И по-моему, это замечательные новости, дорогой.

Ведь стукачей вы можете найти хоть сотню и помимо меня. Но такого врача, которого я вам дам…

Анна поразилась случившейся с Гольским перемене. Конечно, она знала, что любой мужчина скорей признается в том, что болен сифилисом, чем импотенцией, но знать – это одно, а увидеть – совсем другое. Из Гольского словно воздух выпустили. Но с другой стороны, он же должен понять, что она не в той ситуации, чтобы блефовать, как он, возможно, блефует по поводу приезда Максима Раппопорта.

– Вы… вы это серьезно, Аня? – сказал Гольский, пряча глаза в стол.

– Абсолютно серьезно, – сказала Анна. – Ведь речь идет не о вас, а обо мне. Практически я ставлю на карту всю свою жизнь. А вы? Вы, извините за грубость, ничем не рискуете.

– Но ваш сын в Америке. А туда у нас нет эмиграции…

– Мой сын был в Америке. А теперь он в Израиле, – твердо сказала Анна, зная, что Гольский ей все равно не поверит. Но этим враньем она упрощала ему задачу – она не просила о прямой эмиграции в США, а была согласна выехать по израильскому вызову.

Гольский нашел в себе силы поднять на нее глаза. И сказан:

– Вы талантливая женщина, Аня.

«Еще бы! – подумала она. – Я же всю Москву перевернула, пока нашла твою бывшую жену и упоила ее коньяком в Тарасовке, в подпольно-частном ресторане, до тех пор, пока она не сказала мне, почему ушла от тебя – полковника КГБ! И я в Подольске, в амбулатории при «Скорой помощи», нашла молодого и гениального врача – еврея, конечно, – который делает вам, импотентам, простенькие, но такие замечательные протезы-эректоры, что вы даже сельскую восемнадцатилетнюю девку можете за…ть до смерти!»

Но она не сказала вслух ни одного слова из этого мысленного монолога. А только:

– Так что? Дать вам неделю подумать?

– Спасибо… О чем тут думать? – Гольский горестно усмехнулся. – Конечно, я согласен. Но одно условие. Вы же знаете, как у нас относятся к… ну, к людям с таким недугом. А уж в КГБ особенно. Поэтому даже этот врач – будь он хоть пять раз гений – не должен знать, кто я такой. Хорошо?

– В таком случае есть только один путь, – усмехнулась Анна. – Я скажу ему, что вы мой муж.

– Вы прелесть, Анна! – невольно засмеялся Гольский. – Кажется, я уже выздоравливаю.

Тут его взгляд задержался на свежем выпуске вечерних «Известий», которые кто-то из посетителей ресторана забыл на соседнем столике.

– Что? Что? – вырвалось у него, и он поспешно встал, схватил газету.

Анна обратила внимание на заголовок, который привлек внимание Гольского:

ОТ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КПСС, ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА И СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР

ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета и Совет Министров СССР С прискорбием извещают, что 17 июля 1978 года на 61-м году жизни скоропостижно скончался видный деятель КПСС, член Политбюро, Секретарь ЦК, депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда Федор Давыдович КУЛАКОВ. Смерть вырвала из наших рядов выдающегося…

– От чего он умер? – спросила Анна.

– А? – как-то глухо отозвался Гольский. И тут же сам, посмотрев в следующий столбец, в «Медицинское заключение», прочел вслух: – «Страдал атеросклерозом… кардиосклерозом… пневмонией… В ночь с 16 на 17июля развилась острая сердечная недостаточность с внезапной остановкой сердца…» – Гольский сел, взялся рукой за лицо, закрыл глаза.