Возвращение к Высоцкому - Валерий Перевозчиков

Конечно, я мечтала, что Володя вылечится — и этих исчезновений больше не будет. Тогда я свято верила, что стоит только обратиться к врачам, и они сейчас же вылечат… И обращались. В 1964 году, в мае, Семен Владимирович помог устроить Володю на лечение. Тогда это не очень помогло. В 65-м Юрий Петрович убедил… И я не сомневалась, что это поможет. И помогло.

У меня даже было такое смещение в памяти: годы, в которые Володя пил, — этого времени было очень немного, и время, когда Володя вообще не пил, — это было очень долго, это была целая жизнь. Если теперь посмотреть, то получается как раз наоборот…

А потом, когда пришел конец всему, я сразу поняла, что надо уйти. Просто надо было и с силами собраться, и сориентироваться… Кроме всего прочего, еще и — куда уходить? Как сказать родителям? Как сказать знакомым? Это же был ужас!.. Я не просто должна была им сказать, что буду жить одна, без мужа. Он уже был Высоцким, его же уже все любили… Я должна была у всех его отнять. Но если бы я знала раньше, я бы ушла раньше. Мы ведь действительно с Володей по-хорошему расстались… У нас не было никаких выяснений, объяснений, ссор. А потом подошел срок развода в суде. Я лежала в больнице, но врач разрешил поехать — я чувствовала себя уже неплохо. Приехали в суд. Через пять минут развелись… И Володя позвал меня в квартиру Нины Максимовны. И я пошла. Володя пел, долго пел, чуть на спектакль не опоздал. А Нина Максимовна слышала, что он поет, и ждала на лестнице… Потом уже позвонила, потому что поняла — он может опоздать на спектакль.

Когда я ехала из больницы в суд, мне казалось, что это такие пустяки, что это так легко, что это уже отсохло… Если бы я сразу вернулась в больницу, так бы оно и было…

Это февраль семидесятого года.

Дина Калиновская рассказала мне, что Высоцкий заезжал к вам, пел для ребят…

Да, он приезжал к нам. Когда подолгу бывал в Москве, всегда находил время. Почему-то особенно хорошо получалось под Новый год. Тогда в Москве было много шикарных немецких елочных игрушек. Были и игрушки из шоколада, в цветной фольге, на веревочках, чтобы можно было вешать на елку. Зверушки, гномики… Светлый-светлый молочный шоколад — что-то божественное. Конечно, их довольно быстро съедали…

Я помню, что мы вместе — это было еще на старой квартире — смотрели по телевизору передачу Пескова «В мире животных». Вся передача была про волков… Это не значит, что там были кадры, когда волков уничтожают с вертолетов. А Володя рассказал, что был такой киносюжет. Еще он сказал, что написал вторую песню про волков. То есть он иногда и о работе говорил, но очень мало. А я не то чтобы не спрашивала, я старалась отгородиться, я даже «Гамлета» не видела. Он однажды заставил меня поехать на «Вишневый сад». Мне это тяжело далось, я правильно делала, что не ходила на спектакли. Жить-то надо…

Последняя встреча — на Малой Грузинской?

Нет, это была не последняя встреча. Но такая встреча была. Володя тогда беспокоился, как дети будут поступать в институты… Аркаша уже перешел в 10-й класс, Никита в 9-й. И Володя позвал меня к себе на Малую Грузинскую. Я там была один-единственный раз. А до этого Володя встретился с ребятами, и что-то его беспокоило. Все, что он мне тогда сказал, можно уложить в одно предложение: куда бы ребята ни захотели поступить, хоть в Литинститут или в Военную академию, куда угодно, он это сделает. Но ему хотелось тогда, чтобы Аркаша пошел в геологический, а Никита — в институт военных переводчиков. Еще его беспокоило, какие у них друзья… Не пьют ли они? Нет ли у них каких-то рискованных связей? Я с ним немножко невпопад общалась: его беспокоили дети, а я только о нем думала. И ничего умного и связного про ребят ему не сказала.

И напугалась я — у него вдруг захлопнулся замок, еле открыли. И вообще, замки, замки… И как-то уж очень он меня убеждал, что у него здоровый, совершенно молодой организм, будто ему двадцать пять лет… В Штатах так его тщательно обследовали, просветили все на свете. Он меня в этом убеждал, а мне все совсем наоборот показалось. И мрачен он был. Поэтому я напугалась.

А в последний раз я видела Володю, когда он приехал ко мне и спросил: не нужно ли мне продать драгоценности. Он может помочь. Наверное, это было в конце марта 1980 года. Он тогда привез мне «Чевенгур» Платонова и «Русскую идею» Бердяева…

Потом мы только по телефону говорили. Володя спрашивал, как с экзаменами у Аркадия. А у Аркаши были неприятности в школе, и я попросила, чтобы Володя заехал. Он обещал, но… Это было в самые последние дни июня…

Ребята у него часто бывали. Сами. А я до такой степени привыкла считать детей своими детьми, что ужасно недооценивала, как им это важно — отец. И в чем-то, наверное, я их обделила. Я считала, что Володя — это моя жизнь… И мне не приходило в голову, что для них это, может быть, важнее, чем для меня.

Но ребята у Володи бывали, последнее время особенно часто. Думаю, что Никита по-настоящему сумел увидеть его как актера. Он и на концерты ездил, и на спектаклях бывал почаще, чем Аркадий. Аркадий тоже ходил, смотрел, но как-то без энтузиазма. В детстве ему нравилось, что папа водил его в цирк и там познакомил с Никулиным. Аркаша и сейчас театр не очень любит. А Никита видел. И слава Богу.

Я думаю, есть справедливость в том, что ребята чувствуют себя по отношению к Володе не отдельно от своего поколения. Это скромнее, демократичнее и объективнее, чем если бы они привыкли быть сыновьями великого человека, ездили бы на его машинах, пользовались бы контрамарками, валютой…

И я старалась, чтобы Володя не приносил им слишком много, чтобы его приход не был какой-то материальной манной небесной. И Володя это понимал, никогда на это не обижался.

Сейчас мне кажутся дикими и глупыми вопросы: почему Никита не отвечает на письма поклонников Володиного творчества, почему Аркаша не выступает на вечерах воспоминаний? И не надо отвечать на эти письма, и не надо ходить на вечера воспоминаний… Они не сувениры, не экспонаты будущего музея Высоцкого, в котором я хочу работать. Они должны прожить свою жизнь. Достаточно того, что когда Никита выходит на сцену, первые несколько минут в зале стоит громкий шепот: «похож — не похож»… Но они молодцы. Я довольна своими сыновьями.

И последнее: ваше отношение к книге Марины Влади.

Тут вот что важно сказать… Если Володя в какой-то момент выбрал другую женщину, то это его выбор. Его! Не то, что женщина вероломно вмешалась, украла, разрушила семью. Володя выбрал. Его право выбора для нас — святой закон. Мне как-то не удалось еще прочесть целиком книгу Марины, но теперь она у меня есть, и я обязательно прочту. Более внимательно. Я просто хочу, чтобы никому не приходило в голову начинать сравнивать… На кухонном уровне или на серьезном решать за нас классические вопросы: кто виноват? И что нужно было делать?