Божественная комедия - Данте Алигьери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Песнь вторая
У подножия горы Чистилища — Новоприбывшие души умерших 1Уже сближалось солнце, нам незримо,С тем горизонтом, чей полдневный кругВершиной лег поверх Ерусалима;[554]
4А ночь, напротив двигаясь вокруг,Взошла из Ганга и весы держала,Чтоб, одолев, их выронить из рук;[555]
7И на щеках Авроры, что сиялаТам, где я был, мерк бело-алый цвет,От времени желтея обветшало.
10Мы ждали там, где нас застал рассвет,Как те, что у распутья, им чужого,Душою движутся, а телом нет.
13И вот, как в слое воздуха густого,На западе, над самым лоном вод,В час перед утром Марс горит багрово,
16Так мне сверкнул — и снова да сверкнет![556] —Свет, по волнам стремившийся так скоро,Что не сравнится никакой полет.
19Пока глаза от водного простораЯ отстранял, чтобы спросить вождя,Свет ярче стал и явственней для взора.
22По сторонам, немного погодя,Какой-то белый блеск разросся чудно,Другой — под ним, отвесно нисходя.
25Мой вождь молчал, но было уж нетрудноУзнать крыла в той первой белизне,[557]И он, поняв, кто направляет судно,
28«Склони, склони колена! — крикнул мне. —Молись, вот ангел божий! Ты отнынеИх много встретишь в горней вышине.
31Смотри, как этот, в праведной гордыне,Ни весел не желает, ни ветрил,И правит крыльями в морской пустыне!
34Смотри, как он их к небу устремил,Взвевая воздух вечным опереньем,Не переменным, как у смертных крыл».
37А тот, светлея с каждым мановеньем,Господней птицей путь на нас держал;Я, дольше не выдерживая зреньем,
40Потупил взгляд; а он к земле пристал,И челн его такой был маловесный,Что даже и волну не рассекал.
43Там на корме стоял пловец небесный,Такой, что счастье — даже речь о нем;Вмещал сто душ и больше струг чудесный.
46«In exitu Israel»[558] — так, в одномСливаясь хоре, их звучало пенье,И все, что дальше говорит псалом.
49Он дал им крестное благословенье,И все на берег кинулись гурьбой,А он уплыл, опять в одно мгновенье.
52Толпа дичилась, видя пред собойБезвестный край, смущенная немного,Как тот, кто повстречался с новизной.
55Уже лучи во все концы отлогоМетало солнце, их стрелами сбивС небесной середины Козерога,[559]
58Когда отряд прибывших, устремивНа нас глаза, сказал нам: «Мы не знаем,Каким путем подняться на обрыв».
61Вергилий им ответил: «С этим краемЗнакомимся мы сами в первый раз;Мы тоже здесь как странники ступаем.
64Мы прибыли немного раньше вас,Другим путем, где круча так сурова,Что вверх идти — теперь игра для нас».
67Внимавшие, которым было ново,Что у меня дыханье на устах,Дивясь, бледнели, увидав живого.
70Как на гонца с оливою в рукахБежит народ, чтобы узнать, в чем дело,И все друг друга давят второпях,
73Так и толпа счастливых душ гляделаВ мое лицо, забыв стезю высотИ чаянье прекрасного удела.
76Одна ко мне продвинулась вперед,Объятия раскрыв так благодатно,Что я ответил тем же в свой черед.
79О призрачные тени! ТроекратноСплетал я руки, чтоб ее обнять,И трижды приводил к груди обратно.
82Смущенья ли была на мне печать,Но тень с улыбкой стала отдаляться,И ей вослед я двинулся опять.
85Она сказала мне не приближаться;И тут ее узнал я[560] без трудаИ попросил на миг со мной остаться.
88«Как в смертном теле, — молвил дух тогда, —Тебя любил я, так люблю вне тленья.Я подожду; а ты идешь куда?»
91«Каселла мой, я ради возвращеньяСюда же, — я сказал, — предпринял путь.[561]Но где ты был, чтоб так терять мгновенья?»
94И он: «Обидой не было отнюдь,Что он, беря, кого ему угодно,Мне долго к прочим не давал примкнуть;
97Его желанье с высшей правдой сходно.Теперь уже три месяца подрядВсех, кто ни просит, он берет свободно.
100И вот на взморье устремляя взгляд,Где Тибр горчает, растворясь в соленом,Я был им тоже в этом устье взят,
103Куда сейчас он реет водным лономИ где всегда в ладью сажает онТого, кто не притянут Ахероном».[562]
106И я: «О если ты не отлученОт дара нежных песен, что, бывало,Мою тревогу погружали в сон,
109Не уходи, не спев одну сначалаМоей душе, которая, в земнойИдущая личине, так устала!»
112«Любовь, в душе беседуя со мной»,[563] —Запел он так отрадно, что отрадаИ до сих пор звенит во мне струной.
115Мой вождь, и я, и душ блаженных стадоТак радостно ловили каждый звук,Что лучшего, казалось, нам не надо.
118Мы напряженно слушали, но вдругВеличественный старец[564] крикнул строго:«Как, мешкотные души? Вам досуг
121Вот так стоять, когда вас ждет дорога?Спешите в гору, чтоб очистить взорОт шелухи, для лицезренья бога».
124Как голуби, клюя зерно иль сор,Толпятся, молчаливые, без счета,Прервав свой горделивый разговор,
127Но, если вдруг их испугает что-то,Тотчас бросают корм и прочь спешат,Затем что поважней у них забота, —
130Так, видел я, неопытный отряд,Бросая песнь, спешил к пяте обрыва,Как человек, идущий наугад;
133Была и наша поступь тороплива.
Песнь третья
У подножия горы Чистилища — Умершие под церковным отлучением 1В то время как внезапная тревогаГнала их россыпью к подножью скал,Где правда нас испытывает строго,
4Я верного вождя не покидал:Куда б я устремился, одинокий?Кто путь бы мне к вершине указал?
7Я чувствовал его самоупреки.[565]О совесть тех, кто праведен и благ,Тебе и малый грех — укол жестокий!
10Когда от спешки он избавил шаг,Которая в движеньях неприглядна,Мой ум, который все не мог никак
13Расшириться, опять раскрылся жадно,И я глаза возвел перед стеной,От моря к небу взнесшейся громадно.
16Свет солнца, багровевшего за мной,Ломался впереди меня, покорныйПреграде тела, для него сплошной.
19Я оглянулся с дрожью непритворной,Боясь, что брошен, — у моих лишь ногПеред собою видя землю черной.
22И пестун мой: «Ты ль это думать мог? —Сказал, ко мне всей грудью обращенный. —Ведь я с тобой, и ты не одинок.
25Теперь уж вечер там, где, погребенный,Почиет прах, мою кидавший тень,Неаполю Брундузием врученный.[566]
28И если я не затмеваю день,Дивись не больше, чем кругам небесным:Луч, не затмясь, проходит сквозь их сень.
31Но стуже, зною и скорбям телеснымПодвержены и наши существаМогуществом, в путях своих безвестным.
34Поистине безумные слова —Что постижима разумом стихияЕдиного в трех лицах естества!
37О род людской, с тебя довольно quia;[567]Будь все открыто для очей твоих,То не должна бы и рождать Мария.
40Ты[568] видел жажду тщетную таких,Которые бы жажду утолили,Навеки мукой ставшую для них.
43Средь них Платон и Аристотель былиИ многие». И взор потупил онИ смолк, и горечь губы затаили.
46Уже пред нами вырос горный склон,Стеной такой обрывистой и строгой,Что самый ловкий был бы устрашен.
49Какой бы дикой ни идти дорогойОт Лериче к Турбии,[569] худший путьВ сравненье был бы лестницей пологой.
52«Как знать, не ниже ль круча где-нибудь, —Сказал, остановившись, мой вожатый, —Чтоб мог бескрылый на нее шагнуть?»
55Пока он медлил, думою объятый,Не отрывая взоров от земли,А я оглядывал крутые скаты, —
58Я увидал левей меня, вдали,Чреду теней,[570] к нам подвигавших ноги,И словно тщетно, — так все тихо шли.
61«Взгляни, учитель, и рассей тревоги, —Сказал я. — Вот, кто нам подаст совет,Когда ты сам не ведаешь дороги».
64Взглянув, он молвил радостно в ответ:«Пойдем туда, они идут так вяло.Мой милый сын, вот путеводный свет».
67Толпа от нас настолько отстоялаИ после нашей тысячи шагов,Что бросить камень — только бы достало,
70Как вдруг они, всем множеством рядовТеснясь к скале, свой ход остановили,Как тот, кто шел и стал, дивясь без слов.
73«Почивший в правде, — молвил им Вергилий, —Сонм избранных, и мир да примет вас,Который, верю, все вы заслужили,
76Скажите, есть ли тут тропа для нас,Чтоб мы могли подняться кручей склона;Для умудренных ценен каждый час».
79Как выступают овцы из загона,Одна, две, три, и головы, и взглядСклоняя робко до земного лона,
82И все гурьбой за первою спешат,А стоит стать ей, — смирно, ряд за рядом,Стоят, не зная, почему стоят;
85Так шедшие перед блаженным стадомК нам приближались с думой на челе,С достойным видом и смиренным взглядом.
88Но видя, что пред ними на землеСвет разорвался и что тень сплошнаяЛожится вправо от меня к скале,
91Ближайшие смутились, отступая;И весь шагавший позади народОтхлынул тоже, почему — не зная.
94«Не спрошенный, отвечу наперед,Что это — человеческое тело;Поэтому и свет к земле нейдет.
97Не удивляйтесь, но поверьте смело:Иная воля, свыше нисходя,Ему осилить этот склон велела».
100На эти речи моего вождя:«Идите с нами», — было их ответом;И показали, руку отводя.
103«Кто б ни был ты, — сказал один при этом, —Вглядись в меня, пока мы так идем!Тебе знаком я по земным приметам?»
106И я свой взгляд остановил на нем;Он русый был, красивый, взором светел,Но бровь была рассечена рубцом.
109Я искренне неведеньем ответил.«Смотри!» — сказал он, и смертельный следЯ против сердца у него заметил.
112И он сказал с улыбкой: «Я Манфред,Родимый внук Костанцы величавой;[571]Вернувшись в мир, прошу, снеси привет
115Моей прекрасной дочери, чьей славойСицилия горда и Арагон,[572]И ей скажи не верить лжи лукавой.[573]
118Когда я дважды насмерть был пронзен,Себя я предал, с плачем сокрушенья,Тому, которым и злодей прощен,
121Мои ужасны были прегрешенья;Но милость божья рада всех обнять,Кто обратится к ней, ища спасенья.
124Умей страницу эту прочитать[574]Козенцский пастырь, Климентом избранныйНа то, чтобы меня, как зверя, гнать, —
127Мои останки были бы сохранныУ моста Беневенто, как в те дни,Когда над ними холм воздвигся бранный.
130Теперь в изгнанье брошены ониПод дождь и ветер, там, где Верде льется,[575]Куда он снес их, погасив огни.[576]
133Предвечная любовь не отвернетсяИ с тех, кто ими проклят, снимет гнет,Пока хоть листик у надежды бьется.
136И все ж, кто в распре с церковью умрет,Хотя в грехах успел бы повиниться,Тот у подножья этой кручи ждет,
139Доколе тридцать раз не завершитсяСрок отщепенства, если этот срокМолитвами благих не сократится.
142Ты видишь сам, как ты бы мне помог,Моей Костанце возвестив, какаяМоя судьба, какой на мне зарок:
145От тех, кто там, вспомога здесь большая».
Песнь четвертая