Божественная комедия - Данте Алигьери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Песнь шестая
Второй уступ Предчистилища (окончание) 1Когда кончается игра в три кости,То проигравший снова их беретИ мечет их один, в унылой злости;
4Другого провожает весь народ;Кто спереди зайдет, кто сзади тронет,Кто сбоку за себя словцо ввернет.
7А тот идет и только ухо клонит;Подаст кому, — идти уже вольней,И так он понемногу всех разгонит.
10Таков был я в густой толпе теней,Чье множество казалось превелико,И, обещая, управлялся с ней.
13Там аретинец был, чью жизнь так дикоПохитил Гин ди Такко;[604] рядом былВ погоне утонувший;[605] Федерико
16Новелло,[606] руки протянув, молил;И с ним пизанец, некогда явившийВ незлобивом Марцукко столько сил;[607]
19Граф Орсо[608] был средь них; был дух, твердивший,Что он враждой и завистью убит,Его безвинно с телом разлучившей, —
22Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит,Пока жива, с молитвами своими,Не то похуже стадо ей грозит.[609]
25Когда я, наконец, расстался с ними,Просившими, чтобы просил другой,Дабы скорей им сделаться святыми,
28Я начал так: «Я помню, светоч мой,Ты отрицал, в стихе, тобою спетом,[610]Что суд небес смягчается мольбой;
31А эти люди просят лишь об этом.Иль их надежда тщетна, или мнеТвои слова не озарились светом?»
34Он отвечал: «Они ясны вполне,И этих душ надежда не напрасна,Когда мы трезво поглядим извне.
37Вершина правосудия согласна,Чтоб огнь любви[611] мог уничтожить вмигДолг, ими здесь платимый повсечасно.
40А там, где стих мой у меня возник,[612]Молитва не служила искупленьем,И звук ее небес бы не достиг.
43Но не смущайся тягостным сомненьем:Спроси у той, которая прольетСвет между истиной и разуменьем.
46Ты понял ли, не знаю: речь идетО Беатриче. Там, на выси горной,Она с улыбкой, радостная, ждет».
49И я: «Идем же поступью проворной;Уже и сам я меньше утомлен,А видишь — склон оделся тенью черной».
52«Сегодня мы пройдем, — ответил он, —Как можно больше; много — не придется,И этим ты напрасно обольщен.
55Пока взойдешь, не раз еще вернетсяТот, кто сейчас уже горой закрыт,Так что и луч вокруг тебя не рвется.
58Но видишь — там какой-то дух сидит,Совсем один, взирая к нам безгласно;Он скажет нам, где краткий путь лежит».
61Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастноТы ждал, ломбардский дух,[613] и лишь едваВодил очами, медленно и властно!
64Он про себя таил свои слова,Нас, на него идущих озираяС осанкой отдыхающего льва.
67Вождь подошел к нему узнать, какаяУдобнее дорога к вышине;Но он, на эту речь не отвечая —
70Спросил о нашей жизни и стране.Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,Как дух, в своей замкнутый глубине,
73Встал, и уста его проговорили:«О мантуанец, я же твой земляк,Сорделло!» И они объятья слили.
76Италия, раба, скорбей очаг,В великой буре судно без кормила,Не госпожа народов, а кабак!
79Здесь доблестной душе довольно былоЛишь звук услышать милой стороны,Чтобы она сородича почтила;
82А у тебя не могут без войныТвои живые, и они грызутся,Одной стеной и рвом окружены.
85Тебе, несчастной, стоит оглянутьсяНа берега твои и города:Где мирные обители найдутся?
88К чему тебе подправил поводаЮстиниан, когда седло пустует?Безуздой, меньше было бы стыда.[614]
91О вы, кому молиться долженствует,Так чтобы Кесарь не слезал с седла,Как вам господне слово указует, —
94Вы видите, как эта лошадь зла,Уже не укрощаемая шпоройС тех пор, как вы взялись за удила?[615]
97И ты, Альберт немецкий,[616] ты, которыйБыл должен утвердиться в стременах,А дал ей одичать, — да грянут скорой
100И правой карой звезды в небесахНа кровь твою, как ни на чью доселе,Чтоб твой преемник ведал вечный страх!
103Затем что ты и твой отец терпели,Чтобы пустынней стал имперский сад,[617]А сами, сидя дома, богатели.
106Приди, беспечный, кинуть только взгляд:Мональди, Филиппески, Каппеллетти,Монтекки, — те в слезах, а те дрожат!
109Приди, взгляни на знать свою, на этиНасилия, которые мы зрим,На Сантафьор[618] во мраке лихолетий!
112Приди, взгляни, как сетует твой Рим,Вдова, в слезах зовущая супруга:«Я Кесарем покинута моим!»
115Приди, взгляни, как любят все друг друга!И, если нас тебе не жаль, придиХоть устыдиться нашего недуга!
118И, если смею, о верховный Дий,[619]За род людской казненный казнью крестной,Свой правый взор от нас не отводи!
121Или, быть может, в глубине чудеснойТвоих судеб ты нам готовишь кладВеликой радости, для нас безвестной?
124Ведь города Италии кишатТиранами, и в образе клеврета[620]Любой мужик пролезть в Марцеллы[621] рад.
127Флоренция моя, тебя все этоКасаться не должно, ты — вдалеке,В твоем народе каждый — муж совета!
130У многих правда — в сердце, в тайнике,Но необдуманно стрельнуть — боятся;А у твоих она на языке
133Иные общим делом тяготятся;А твой народ, участливый к нему,Кричит незваный: «Я согласен взяться!»
136Ликуй же ныне, ибо есть чему:Ты мирна, ты разумна, ты богата!А что я прав, то видно по всему.
139И Спарта, и Афины, где когда-тоГражданской правды занялась заря,Перед тобою — малые ребята:
142Тончайшие уставы мастеря,Ты в октябре примеришь их, бывало,И сносишь к середине ноября.
145За краткий срок ты сколько раз менялаЗаконы, деньги, весь уклад и чинИ собственное тело обновляла!
148Опомнившись хотя б на миг один,Поймешь сама, что ты — как та больная,Которая не спит среди перин,
151Ворочаясь и отдыха не зная.
Песнь седьмая