Изгнанники - Василий Горъ

– Не понял? – нахмурился генерал. – Какой провал?

– КПД работы в тройках упадет, а в двойках – не успеет вырасти. И подразделение превратится в толпу пилотов-первокурсников, шарахающихся от собственной тени.

– Да, но ведь можно пересаживать на «Беркуты» не всех сразу, – расстроился Харитонов. – Или летать в тройках и дальше.

– Можно. Только в некоторых ситуациях КПД пятнадцати звеньев по две машины выше, чем КПД десяти из трех. В общем, как подступиться к смене программы я пока себе не представляю. Пожалуй, надо заново перетестировать всех ребят до единого. Потом прикинуть состав будущих пар, разобраться с последовательностью деления старых и создания новых; с психологической совместимостью и про-блемами, которые неизбежно появятся у тех, кто остался не у дел. А еще понять, какое количество ребят в принципе не способно летать на таких машинах, и…

– Майор! Вам пора на штабную работу. Вы начинаете стареть, – перебив меня на полуслове, ухмыльнулся генерал. – Год назад вы бы влезли в новую машину, не задумываясь о том, как на ней будут летать остальные, а сейчас стоите и строите планы на будущее. Неужели вам не хочется просто попробовать ее на прочность?

Иришка посмотрела на мое обалдевшее лицо и расхохоталась:

– Слышь, мыслитель! Дуй в кабину! Сколько можно брюзжать?

Усевшись в кресло пилота, я подключил БКашку к приемному блоку «Беркута» и онемел: в привычном окне интерфейса вдруг прописалось не двадцать, а сорок восемь слотов контроля! То есть создатели этого истребителя всерьез полагали, что кто-то из нас окажется способен контролировать такое сумасшедшее количество машин! Удержавшись от желания почесать затылок, я прогнал полетные тесты и снова завис: иконки состояния эмиттеров защитных полей отказались подмигивать красным. Попытка переключиться на резервные цепи не удалась – «Беркут» упорно отказывался признавать действующую цепь поврежденной. Решив, что взлетать на разваливающейся на ходу машине не имеет смысла, я затребовал у искина информацию о компоновке и ТТХ поврежденных устройств. И почувствовал, что у меня отваливается челюсть: предельная мощность импульса, которую могли выдержать эффекторы, оказалась в двенадцать раз выше того, который выдавали генераторы полей интерференции линкоров Циклопов! То есть, если верить цифрам, указанным в руководстве по эксплуатации, снять защитное поле с «Беркута» могли только импульсы стационарных излучателей орбитальных крепостей!

– Ты чего не взлетаешь? – Услышав удивленный голос Иришки, я скопировал изучаемую мною страничку и скинул ей для ознакомления.

– Охренеть, – восхищенно воскликнула она минуты через полторы. – Из «Тумана» можно не вылезать.

– Может, это опечатка? – засомневался я.

– Вы о пределе прочности эмиттеров? – поинтересовался генерал.

– Да, сэр! – хором ответили мы.

– Нет. При их создании использовали один интересный материал, технологию создания которого нам любезно подарили Гномы. Кстати, в «Беркуте» довольно много узлов, в которых использованы их технологии. Скажем, тот же деструктор.

– Что? Деструктор? – переспросил я.

– Угу. Иконка его состояния чуть левее и ниже пиктограммы контроля схода противоракет…

– И что он дает? – найдя указанную иконку, спросил я.

– Для обеспечения стандартного импульса ГПИ достаточно трех эффекторов, не правда ли? – усмехнулся Харитонов. – Зато достаточная мощность двигателей и наличие пяти единиц позволяет выдать полевой «жгут» – нечто вроде лазерного луча очень высокой мощности. Правда, дальность его применения сравнительно невелика, но для маневренного ближнего боя подходит идеально.

– Так. Гномы же пацифисты! – удивилась Иришка.

– Мы видоизменили основной рабочий узел горнопроходческого комбайна, – усмехнулся генерал. – То, что используется Гномами для дробления породы в полях астероидов. Кстати, и генератор мерцания на «Беркуте» тоже нестандартный! Передрали с трофейных корветов. Так что предельная частота смещения теперь увеличилась вдвое.

– Все! Достаточно! Остальное – потом. – Поняв, что Харитонов сел на своего любимого конька и готов обсуждать ТТХ нового истребителя до бесконечности, я аккуратно оторвал машину от посадочного стола и дал на движки десять процентов тяги.

А через пару минут понял, что медленно схожу с ума: новые, гораздо более мощные гравикомпенсаторы и движки превращали полет на «Беркуте» в нечто неописуемое! Машина реагировала на любые, самые запредельные требования пилота. Причем так, как будто законы физики писались не для нее. Нет, конечно же, предельные режимы существовали и для этого истребителя… но для того, чтобы до них добраться, требовалось очень постараться. Я, раз пятнадцать умывшись кровью из носа и ушей, нашел только пару режимов, при которых он переставал слушаться управления и начинал еле заметно рыскать на виражах. Впрочем, область идеальной реакции «Беркута» была настолько широка, что пенять на эти огрехи мне показалось смешным.

– Ну, и как он тебе в полете? – поинтересовалась Иришка, устав торчать в ходовой рубке «Атланта» и смотреть, как я терзаю пилотный образец.

– Ураган, – честно ответил я. – Последние пять минут пытаюсь придумать причину, которая позволит не пустить тебя за штурвал.

– Это еще зачем? – возмутилась она.

Я отключил заблокированный перед вылетом видеосигнал и подождал пару секунд, пока установится изображение.

– Что у тебя с лицом? – испугалась Иришка.

– Летаю, – счастливо улыбнувшись, ответил я.

– И?

– И хочу еще.

Глава 36

Ингвар Гурниссон

То, что сотворили с объектом номер два люди Харитонова, можно было назвать только чудом: за какие-то сутки из дряхлой развалины, глядящей на мир тусклыми, воспаленными глазами, Владислав Хомченков превратился в весьма импозантного мужчину. Подтянутая фигура, уверенная походка, великолепная координация движений и довольно своеобразная пластика – для того чтобы не разглядеть в нем отставного вояку, надо было быть слепым. Поэтому всю дорогу до Пенты Жало старался почаще вспоминать о том, что в соседней каюте находится не полноценный гражданин Конфедерации, обладающий всеми соответствующими правами, а хронический наркоман, сидящий на «Белом Забвении» уже четвертый (!) год. И уже сделавший последний шаг к небытию.

«То, что я вижу, – только оболочка, – борясь с совестью, напоминал себе Ингвар. – При самом удачном стечении обстоятельств он прожил бы еще месяца два. Поэтому для единственной все еще сравнительно здоровой части его тела – мозга – проект «Арес» даст хоть какой-то шанс на продолжение существования».

Однако, несмотря на такой весомый аргумент, как неизбежность скорой смерти объекта, совесть упорно отказывалась смиряться с необходимостью посылать его к покупателям. «Офицер, отдавший ВКС тридцать два года жизни, кавалер боевого ордена и двух медалей, пилот категории «А-2» с налетом более сорока пяти тысяч часов… не может лишиться тела только потому, что создателям Демонов необходимо проверить какую-то долбаную версию! Они посылают его на верную смерть, а ты… ты идешь у них на поводу», – твердила она, доводя Гурниссона до белого каления. Впрочем, стоило Жалу вспомнить о том пути, который он проделал для того, чтобы занять место правой руки Джордана Стомпа, как совесть стыдливо замолкала. Видимо, погребаемая под тяжестью воспоминаний о совершенных им преступлениях. «Я тоже не ангел. И частенько вынужден преступать закон ради… ради чего-то более важного, чем сиюминутная справедливость», – стараясь ее окончательно добить, угрюмо бормотал он.

Не прекращавшаяся почти ни на минуту битва с совестью завершилась довольно быстро. Сразу после того, как «Откровение» приземлилось на одном столичном космодроме Пенты и поднявшийся на борт яхты майор Тишкин озвучил последние новости.

Как оказалось, за двенадцать суток, прошедших с момента отлета Жала с Кальтора, в Метрополии произошло столько значимых событий, что хватило бы на целый год. Во-первых, в большинство флотов Приграничной Армии прибыли первые «Аресы». И с ходу включились в боевую подготовку гарнизонов. Каждое головидео с тренировочными боями этих истребителей, выложенное в Сеть, мгновенно становилось хитом: как правило, уже за первые сутки его просматривали как минимум пятьсот миллионов раз! И оно того стоило – полюбовавшись совершенно фантастическими эволюциями этих чрезвычайно маневренных и абсолютно неудержимых машин, Жало внезапно поймал себя на мысли, что НЕ ХОЧЕТ играть против их создателей. И постарается сделать все, чтобы это совершенное оружие смогло сделать все то, для чего его создали.

Правда, всесторонне обдумать эту мысль ему не удалось: Тишкин закончил рассказ о «Аресах» и переключился на новость номер два. Оказавшуюся не менее интересной. Как оказалось, вирус, способный выводить из строя игровые автоматы, уже вырвался за пределы Эверайса и даже успел обзавестись десятком весьма претенциозных названий. «Рог Изобилия», «Джек-Пот», «Улыбка Фортуны» – многоликое творение неизвестного хакера неудержимо двигалось по планетам. А вслед за ним в системы, сдавшиеся на милость победителя, приходил хаос.