Проза жизни - Иоанна Хмелевская

   Тереска и Шпулька, не отрывавшие глаз от невиданного зрелища, испуганно вздрогнули.

   — Мы не хотели... Мы не думали... - Запричитала Шпулька.

   — Мы думали, там что-то незаконное, — сокрушенно подхватила Тереска. — Честное слово, мы не собирались красть часы!

   Участковый удивился.

   — Так вы считаете, что добро приобретено законно? Вы перехватили у преступников солидную партию контрабандного товара, теперь уж нечего скрывать. Если вас никто не видел, то, чует мое сердце, сейчас у этой братии разгорается серьезная свара. Крысь, сынок, надо бы этим воспользоваться. Звони майору, он наверняка еще не спит. И садись писать рапорт! Заодно и протокол составим, уважаемые дамы нам его подпишут. Так вы опознаете того субъекта из «опеля»?

   Тереска уже начала понимать, что их воровство обернулось вроде бы вовсе не воровством и даже есть надежда завтра утром попасть в школу.

   — Да, конечно! — с готовностью подтвердила она. — Мы можем описать его прямо сейчас, пока еще помним.

   — Я не помню, - расстроенно призналась Шпулька. - Он у меня сливается с тем симпатичным, к которому цеплялась нахальная девица.

   — Помнишь, помнишь! Ты только сосредоточься. Старый такой...

   — Точно, — обрадовалась Шпулька. — Лет сорок, не меньше. Ага, еще перчатки.

   — И серый костюм.

   — И, наверно, брюки... — буркнул участковый, записывая за ними.

   — Что? Ну да, брюки. И волосы. Без лысины. Ежиком. И лицо как блин. Не совсем, нос, конечно, торчал, но вообще плоское. Да и нос тоже приплюснутый. Верно?

   — Приплюснутый, — подтвердила Шпулька, сосредоточенно наморщив брови. — А еще ухо... Участковый перестал писать.

   — Одно? — подозрительно спросил он. Шпулька кивнула головой.

   — Одно. То есть нет, два! Но одно было какое-то не такое... Багровое и вроде бесформенное. Тоже плоское...

   — Точно! — оживилась Тереска. — Расплющенное! Причем только одно!

   — Которое?

   — Правое. Левое у него обыкновенное.

   — А волосы ежиком какого цвета? Черные, светлые?

   — Под цвет костюма. Серые.

   — Наверное, с проседью, — сообразила Шпулька. — Черные с проседью — вот и показались серыми.

   — Что еще? Глаза, зубы?

   Тереска покачала головой.

   — Не требуйте от нас невозможного. Мы ведь его видели при слабом освещении. Глаз не разглядели, а зубы он не скалил. Высокого роста, примерно, такого, как Скше... как этот пан, в меру упитанный.

   — Что значит «в меру упитанный»? Тереска снова окинула Цегну оценивающим взглядом.

   — На одну треть толще этого пана, — с уверенностью объявила она.

   — На одну четверть, — въедливо уточнила Шпулька. Кшиштоф Цегна стоял не шевелясь и беспрекословно позволял делить себя на части.

   — Больше ничего примечательного вы не запомнили?

   — К сожалению, нет, — виновато сказала Тереска, а Шпулька грустно покачала головой.

   Участковый, вначале описавший в протоколе внешность субъекта из «опеля», вынужден был продолжать дальше в нетрадиционной последовательности. Кшиштоф Цегна приступил к составлению протокола. В помещении воцарилась тишина, изредка прерываемая короткими уточняющими вопросами. Подруги, уже было успокоившись, снова начали нервничать, тем более что воровская добыча мозолила им глаза.

   — Надо сосчитать, — внезапно спохватился участковый. — Крысь, иди-ка сюда, сынок. Заверишь.

   Часов оказалось полсотни. Тереска быстро прикинула в уме. По две тысячи штука, это будет... миллион!

   — Силы небесные! — тихо ужаснулась она. — Мы с тобой украли миллион злотых!

   Шпулька посмотрела на нее взглядом агонизирующего василиска. Участковый отложил наконец ручку.

   — Больше, — заверил он. — Часть из них золотые. Тысяч по десять штука. Попрошу уважаемых дам прочитать и подписаться. Тут все изложено в сокращенном виде, не хотелось вас надолго задерживать. Самое главное, о подробностях вас еще будут допрашивать.

   Тереска потянулась за протоколом, а Шпулька как приросла к стулу.

   — А когда... — тихо спросила она сдавленным голосом, — когда вы нас арестуете?

   Участковый как-то странно на нее посмотрел и сделал приглашающий жест в сторону протокола. Тереска оторвалась от изучения документа.

   — Но тут ничего нет о том... что мы украли... — растерянно пробормотала она.

   — Но все, что есть, изложено верно?

   — Ммм... верно.

   — Тогда подписывайте. Что значит «украли»? Вы не украли, а доставили вещественные доказательства.

   Подождав, пока обе поставят свои подписи, участковый встал, оправил мундир и прокашлялся. Кшиштоф Цегна посмотрел на него и тоже поднялся. Подруги неуверенно последовали их примеру.

   — Благодарю за службу! — торжественно рыкнул участковый.

   Кшиштоф Цегна непроизвольно стал навытяжку и щелкнул каблуками. Тереска и Шпулька окончательно обалдели. Участковый вышел из-за стола и с почтением пожал каждой руку, то же самое проделал и Кшиштоф Цегна.

   — Большое спасибо, — беспомощно промямлила Тереска, ничего не понимая.

   Участковый, покончив с торжественной частью, перешел на нормальный тон.

   — Вы нам очень помогли, а теперь по-хорошему вас прошу, отправляйтесь домой и оставьте в покое бандитов. И не советую больше ничего красть. Уймитесь, ладно? Проводить мы вас не сможем, уж не обессудьте, сейчас сюда нагрянет начальство, а ни одной машины у меня под рукой нет...

   Только у дома Шпульки подругам удалось немного остыть и прийти в себя. Вечерние приключения были просто ошеломительными, а поведение участкового произвело на них неизгладимое впечатление. Они одновременно гордились собой и чувствовали какую-то опустошенность.

   — А выглядел вполне прилично, — в раздумье сказала Тереска. — Тот, который подбросил часы. Может, не знал, что там в свертке?

   — Я уже никому не верю, — сумрачно ответила Шпулька. — И вообще больше ты меня не впутаешь ни в какую идиотскую историю. Нас могли убить!

   — Глупая, это же не убийцы, а торгаши! Милиция говорит, такие избегают мокрых дел. В крайнем случае нас могли побить.

   — Большое спасибо, но быть побитой мне тоже не очень хочется. На кой черт нам все это нужно, зачем ты встреваешь, чего тебе неймется?! Какое тебе дело до чужих бандитов и до их часов?!

   Тереска даже остановилась от возмущения. Хотя что уж тут возмущаться, если честно, то возразить было нечего. Вернее, возражения были такого рода, что о них не хотелось даже думать, а уж высказать вслух... А правда заключалась в том, что сотрудничество с Кшиштофом Скшетуским было своего рода противоядием от Богуся. Нет, она вовсе не хотела забыть Богуся насовсем, вот еще! Но свалившиеся на нее потрясения своим драматизмом и романтикой возвышали ее в собственных глазах. Если уж переживать, то по-крупному, а не тихо чахнуть от тоски. Умирать, так с музыкой! А может, захватывающие приключения вообще не позволят ей зачахнуть. Но как объяснить это Шпульке, которая, ничего особенного не находя в Богусе, не поймет всей важности ее признания? А кроме того, как можно оставаться равнодушной к такой возмутительной преступной афере? Какое ей, видите ли, дело!..

   — А какое тебе дело до чужих детей? — гневно парировала Тереска. — Они твои? Почему тебя должно волновать, не голодают ли они, не остались ли бездомными?

   — Шпулька даже подскочила.

   — Это совсем другое дело! Дети — живые существа! Как можно сравнивать? Из детей что-то вырастет!

   — Ага. Будущее нации.

   — Из брошенных детей вырастет дегенеративное общество!

   — А какое тебе дело до общества? — безжалостно спросила Тереска.

   Какое-то время Шпулька не находила ответа. Дело, без всякого сомнения, есть, но какое именно?

   — Когда эти дети вырастут, мы еще будем жить, верно? — нерешительно сказала она. — А мне не хочется жить в дегенеративном обществе. Особенно на старости лет.

   — А в обществе преступном хочется?

   — Ну, ладно. Но для этого есть милиция...

   — А для детей — социальная опека и родители! Кроме того, дети растут долго! А тут, пожалуйста, за один вечер — и столько дел наделали! Мне нравится видеть результаты сразу, а не через двадцать лет!

   Шпулька смутно ощущала, что в этом есть какой-то смысл.

   — Ну хорошо, — неохотно согласилась она. — Но ведь сколько надо нервов!

   — А я люблю, чтоб на нервах.

   — Так ты же ненормальная. Никто, кроме тебя, в такие истории не встревал бы. А твой Богусь кретин. Христом-Богом тебя прошу, влюбись в кого-нибудь другого!

   — Отстань, — огрызнулась Тереска и зашагала в сторону Шпулькиного дома. — Если хочешь знать, я вообще больше ни в кого не влюблюсь. С меня хватит.

   — Богусь не стоит того, чтобы на нем завязывать! — возмущенно запротестовала Шпулька, и точность ее слов поразила Тереску в самое сердце. До сих пор ей казалось, что личная ее жизнь кончена, разбитого сердца не склеить, но тут вдруг одолели сомнения. Богусь оказался идиотом. Тогда, может быть, кто-то еще... когда-нибудь...