Воспоминания - Иван Бларамберг

Вспоминая места, которые мы в последние дни проезжали, мы могли с уверенностью сказать, что раньше они были густо заселены. Каждый день нам попадались руины бывших городов или деревень, кладбища со множеством мусульманских могил, караван-сараи из обожженного кирпича, удивлявшие нас своими размерами, старые ирригационные каналы и, наконец, водохранилища (аб-амбар), также сооруженные из обожженного кирпича; последние, а также имамзаде (надгробные памятники святых) с небольшими мечетями были в лучшем состоянии. Прежнее многочисленное и трудолюбивое население этой части Восточной Персии было уничтожено или угнано разбойниками-туркменами в рабство в Хиву и Бухару. Набеги поощрялись правителем Герата, он и сам в них участвовал. Это и явилось основной причиной похода Мохаммед-шаха на Герат.

Мы осмотрели развалины Хафа, а также прекрасные обширные сады дворца, украшением которых были могучие платаны, вязы и другие деревья. Начальник провинции Хаф, некий Насролла-хан, нанес графу визит и предложил ему дать нам для сопровождения отряд персидских войск, хотя окрестности между Руем и Гурианом были относительно безопасны.

5 апреля, рано утром, мы выехали из Руя. Нас сопровождали персидская милиция из крестьян (туфенджи), вооруженная кремневыми ружьями, и небольшой отряд кавалерии. К нам присоединился большой караван с провиантом и прочим для персидского лагеря. Сначала мы ехали по широкой равнине, потом — через узкое ущелье длиной в 3 1/2 агача (21 версту). Теперь мы двигались прямо на восток. Миновав ущелье, мы снова выехали на равнину и расположились на отдых у разрушенной деревни Деханей-Керати, от которой остался лишь старый минарет.

На следующий день мы ехали по широкой равнине и вскоре натолкнулись на остатки каравана, который за несколько дней до этого подвергся нападению туркмен или афганцев. Кругом валялись седла, клочья одежды, а также трупы. Купцы и туфенджи, которые сопровождали нас, похоронили погибших, призывая тысячи проклятий на головы убийц.

Мы заночевали у небольшого водоема с солоноватой водой. Ночью прошел сильный ливень. 7 апреля мы продолжили наше путешествие. 8 апреля спустились в долину, в которой находится небольшая крепость Гуриан, и расположились у ее полуразрушенных стен. Здесь еще сохранились окопы персидской армии. Мы видели следы пуль на стенах и домах этого городка. Побывали мы и в развалинах дворца, в котором прежде жил афганский комендант Шер-Мухаммед-хан.

В окрестностях Гуриана я и доктор Йениш обнаружили одинокую могилу в тени старой ивы, где покоился молодой прусский гвардейский офицер барон фон Эммерих. Из Берлина в персидскую армию его привела несчастная любовь, и здесь во время осады он скончался, одни говорят — от нервной лихорадки, другие — от яда.

8 апреля мы продолжили наш путь, держа направление на восток, пересекли равнину, проделав 3 1/2 фарсанга,[77] и расположились у деревни Сендеджан, утопавшей в садах.

Проехав 9 апреля 2 фарсанга по этой равнине, мы достигли реки Герируд, вздувшейся из-за таяния снега на Паропамизских горах и несшей свои мутные воды на север. Не без труда мы пересекли верхом этот широкий и бурный поток. Верблюды, лошади и люди удачно перешли реку вброд, но нагруженные ослы были оставлены на берегу в ожидании момента, когда спадет вода.

После того как мы проехали еще около 30 верст (5 фарсангов) по равнине, нас встретил наш драгоман Гутт с большим истикбалом (свитой) из персидских ханов и офицеров и проводил нас в персидский лагерь, куда мы прибыли к 4 часам дня. Лагерь выглядел очень грязным и ничем не напоминал лагерь европейских войск.

Сначала мы посетили Мирзу Хаджи-Агасси, первого министра шаха, пользовавшегося во всей Персии дурной славой из-за сумбурности мышления и вздорности характера. Я имел честь впервые познакомиться с этим человеком, и, казалось, он был очень обрадован нашим приездом. Так как эта личность играла, к сожалению, значительную роль во время всего Гератского похода, будет не лишним подробнее описать характер и особенности этого оригинального человека.

Мирза Хаджи-Агасси, уроженец Эривани, из племени байят, был обыкновенным школьным учителем (моаллимом), преподавал чтение и письмо, хорошо толковал персидских поэтов и считал себя искусным астрологом. Ему удалось позднее стать служителем или надзирателем (лале) двух сыновей Аббас-Мирзы, а именно Мохаммед-Мирзы и Ферадун-Мирзы; первый — впоследствии Мохаммед-шах, а второй — губернатор провинции Фарс.

Мирза Хаджи-Агасси настолько втерся в доверие к Мохаммед-Мирзе (молодому человеку со слабым характером), что стал его любимцем. После восшествия на персидский трон новый шах сделал его первым министром, хотя Мирза Хаджи-Агаоси официально не занимал эту должность. Человек он был эксцентрического характера и нрава. Невежественный в высшей степени во всем, он утверждал, что принадлежит к секте суфиев (философы),[78] и вообразил, что может по звездам угадывать судьбу людей; часто болтал чистейший вздор и хвастал своим хладнокровием и самообладанием. Так, он прочитал плохой персидский перевод книга Бурьенна о жизни Наполеона I и возомнил, что похож на маршала Нея. Он также уверял, что Наполеон только потому совершал такие великие дела, что его собственная душа (т. е. душа Мирзы Хаджи-Агасси) пребывала с ним, в то время как его тело оставалось в Персии. Он присутствовал во время сражения у Елизаветполя (сентябрь 1826 г.),[79] но при первом вражеском пушечном залпе пустился наутек и чистосердечно в этом признавался, добавляя, что свист первых русских ядер показался ему плохим предзнаменованием для исхода сражения.

Несмотря на все эти странности, Мирза Хаджи-Агасси был совсем не глупым, а лишь, как говорится, упрямцем. Его коньком были солдаты, ружья и особенно пушки. Он возомнил, что, чем больше шах, его повелитель, будет иметь пушек, тем больший страх, по его мнению, будут испытывать перед ним враги Персии.

Однажды он показал нашему консулу в Гиляне А. Ходзько во время его пребывания в столице арсенал Тегерана. Указывая на многочисленные пирамиды ядер, сложенные в просторном дворе арсенала, он сказал ему:

— Смотри, сколько у меня уже есть ядер: если мне пришлют еще те ядра, которые я приказал отлить в Мазендеране, то у меня будет целый курур (500 тыс.). Предположим, что каждое из этих ядер убьет одного солдата. Какая армия сможет тогда устоять против персидской?

В то же время надо признать, что в качестве первого министра он верно служил своему повелителю. На него никто не имел влияния, и к тому же он был честным человеком, каким может быть только перс. Поскольку шах давал своему министру полную свободу действий и все приказы и распоряжения во время осады Герата исходили от Мирзы Хаджи-Агасси, не удивительно, что все шло шиворот-навыворот, ибо у него не было никаких военных знаний, и он никогда не покидал лагерь, чтобы поближе посмотреть на Герат.