Мальчик с Антильских островов - Жозеф Зобель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись в Петибург, я не скрыл от мосье Рока затмения, которое нашло на меня при решении второй задачи.
Сначала он стал меня ругать, потом спохватился:
— Неважно, главное — это аттестат. А он у вас уже есть.
Но что со мной будет?
Не один раз слышал я, как мама Тина причитала:
— Господи, где я возьму средства отправить этого ребенка на Высшие курсы?
Она не знала никого, кто бы мог приютить меня в городе в обед. Лично я вполне мог бы без этого обойтись. Опыт с мадам Леонс произвел на меня неизгладимое впечатление, и я предпочел бы завтракать под навесом школы чем бог пошлет. Но самым непреодолимым препятствием был вопрос обуви. На Высшие курсы нельзя было ходит босиком. Конечно, у меня оставались ботинки от первого причастия и я мог бы ходить в них, если бы носил их в руках и надевал только при входе в класс. Но они износятся довольно скоро. А потом? Мне приходила мысль наняться на время каникул в группу малолетних, чтобы заработать на обувь. Вержи́ния и ее брат поступали так каждый год, чтобы приобрести костюм к началу учебного года. Но я не мог преодолеть ужас, который мне внушали поля сахарного тростника. Несмотря на удовольствие, которое я испытывал, посасывая стебель тростника, поле всегда оставалось для меня проклятым местом, где невидимые палачи принуждали негров с восьмилетнего возраста полоть, рыхлить, копать под дождем и палящими лучами солнца. К старости эти негры превращались в жутких чудовищ с остекленелыми глазами, с ногами, раздутыми слоновой болезнью; и им негде отдохнуть, кроме как в грязных, вонючих хижинах на узких досках, покрытых тряпьем.
Нет, нет! Я не слышу дивных мелодий, раздающихся в зарослях тростника. Я не вижу мускулов погонщиков мулов, красоты молодых негритянок. Слишком долго моя бабушка умирает медленной смертью у меня на глазах, чтобы я мог восхищаться яркой зеленью сахарного тростника.
Поэтому я отверг мысль наняться на плантации. Да ничего бы и не вышло. Мама Тина воспротивилась бы этому.
Приближались каникулы и с ними перспективы далеких прогулок, рыбной ловли, сбора фруктов. Увлеченный всем этим, я позабыл о своих заботах.
МНЕ ВЕЗЕТ
В самом начале каникул женщина, которая убирала у мосье Рока, прибежала за мной к маме Тине и сказала, что учитель зовет меня к себе.
Когда я вошел, мосье Рок сидел за столом.
— Мальчик, — сказал он, — вы счастливчик! Вот смотрите, что я получил.
Он взял голубую бумагу, лежавшую около его прибора, развернул ее и сказал:
— Вы приняты в лицей по конкурсу стипендиатов.
Он протянул мне телеграмму. Глаза его блестели, рот полуоткрылся, обнажая зубы. Это была не совсем улыбка, но такое выражение бывало у него в минуты величайшей радости.
И на прощание он снова повторил:
— Счастливчик, поздравляю!
ЧАСТЬ III
СЧАСТЛИВЧИК
КВАРТАЛ СВЯТОЙ ТЕРЕЗЫ
Я получил от Колониального управления четверть стипендии.
В канцелярии начальника отдела народного просвещения молодая чиновница заверила маму Делию, что стипендии даются по протекции и она просто не понимает, как это без всяких связей и рекомендаций мне удалось получить хотя бы часть.
Немного позже в хозяйственном управлении лицея эконом[20] объяснил нам, что для того, чтобы воспользоваться этой четвертью стипендии, надо вносить еще восемьдесят семь франков за каждый триместр моего обучения.
Мы были сражены этим известием.
Но, к моему удивлению, мать моя не упала духом. Хотя я чувствовал, что она огорчена не меньше меня, она ничем не выдавала своего разочарования и упрямо ходила по разным учреждениям, выясняя, как ей лучше поступить.
Как могу я учиться в лицее, если мать моя должна платить восемьдесят семь франков каждые три месяца в течение многих лет — около семи, как говорят? Я поражался, почему мать моя не плюнет на это дело. Ведь, в конце концов, существуют бесплатные Высшие курсы или Дополнительные курсы.
Но она без конца повторяла:
— Какие они злые! Только потому, что мы простые негры, бедные и беззащитные, они не дали тебе целую стипендию. Они прекрасно знают, что я несчастная женщина и не могу платить за твое учение. Они отлично понимают, что дать тебе четверть стипендии — все равно что ничего не дать. Но они не знают, какая я упрямая. Э-бе! Я не откажусь от этой четверти стипендии. Ты поступишь в их лицей.
Я огорчался не столько из-за неудачи, сколько из сочувствия к бедной маме Делии, вступившей в непосильную борьбу с могущественными и многочисленными, хотя и невидимыми противниками.
Восемьдесят семь франков! Моя мать множество раз пересчитывала содержимое своего голубого полотняного кошелька. Я отдал ей сто су, которые мама Тина дала мне, провожая меня на пароход. Она пересчитала всё снова, бормотала, погружаясь в задумчивость, и, не желая выдавать своего отчаяния, решительно повторяла, подбадривая не столько меня, сколько себя самое: «Ты поступишь, не беспокойся!»
Мама Делия служила у белых креолов на Аллее Дидье́. Она убиралась и стирала на них, питалась вместе с кухаркой, шофером и садовником остатками хозяйских трапез, жила в отдельной комнатке, где стояла железная кровать, спала на чистом белье и зарабатывала сто франков в месяц. По ее словам, это было хорошее место. Служанки редко получают такое большое жалованье,