Мальчик с Антильских островов - Жозеф Зобель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но из-за меня ей пришлось отказаться от этого места. Она сняла комнату и стала брать на дом стирку.
Мы поселились в квартале Святой Терезы.
Некий доктор Герри́, крупный землевладелец, разбил свои владения в восточной части Фор-де-Франса на маленькие участки, которые он сдавал всем желающим соорудить на них временное жилье.
Множество негритянских рабочих устремились сюда, спасаясь от зловонных, зараженным тифом городских трущоб. Они основали целое поселение. Провели и замостили своими силами пять-шесть улиц и дали им самые странные названия. Вдоль этих улиц выросли типовые жилища квартала — большие контейнеры из-под американских машин, поставленные на крупные самодельные фундаменты из сухого камня или прямо на деревянные балки и крытые листовым железом. Некоторые крыши составлены из множества расплющенных жестяных канистр, уложенных рядами, наподобие рыбьей чешуи.
И тотчас в квартале появились лавочки бакалейщиков и мясников, мастерские портных. Возле домов резвятся дети, отдыхают после работы взрослые. Любители-садоводы терпеливо разводят скромные цветники.
А в середине расчищают площадь, на которой население квартала Святой Терезы собирается возвести своими руками церковь.
Наш квартал мне очень нравится. Не то чтобы он был красив на вид, но мне приятно наблюдать, как в едином желании пустить корни прибывают все новые семьи и постепенно обживают пустырь.
Некоторые люди, владеющие в городе более солидными жилищами, ставят в нашем районе типичные для него бараки и сдают тем, кто не может построить их сам. К этой категории относится и моя мать, но она счастлива, что попала в этот квартал. Кто знает, может быть, со временем она сможет приобрести ящик из-под автомобиля и шесть листов железа и у нее получится «прелестный двухкомнатный домик».
Поблизости от квартала протекает река Месье́. Туда моя мать ходит стирать во вторник, среду и четверг. В остальные дни недели она гладит и чинит белье.
Она делает малую и большую стирку. За малую платят по субботам, когда она ее сдает, за большую — в конце месяца.
Итак, мне удалось поступить в лицей при помощи восьмидесяти семи франков или, вернее, даже немного раньше внесения этой суммы.
В одно из наших посещений хозяйственного управления кассир сказал моей матери, что не обязательно вносить всю сумму сразу — ей могут дать отсрочку на несколько дней.
Тогда она отвела меня в лицей, надеясь, что ей вовремя удастся собрать необходимую сумму.
Но прошло две недели, и эконом вызвал меня, чтобы напомнить о взносе.
Через два дня — новый вызов и угроза исключения. После этого я два дня просидел в квартале Святой Терезы.
Наконец, стирая не только днем, но и по ночам, мать смогла выдать мне в понедельник конверт с деньгами, которые она старательно разгладила горячим утюгом.
Я вернулся в лицей.
ОДИН СРЕДИ ЧУЖИХ
Лицей подавляет меня своими размерами: в нем слишком много учителей и учеников.
После школы в Петибурге я никак не могу привыкнуть к классам, из окон которых не видно деревьев. На переменах мы заперты во дворе, окруженном стенами, таком тесном, что даже в салочки нельзя поиграть.
И вот, в этой толпе учеников (среди них есть такие взрослые, что я их принимал за учителей) я оказался одинок первый раз в жизни.
Я ни с кем не знаком, никому до меня нет дела, мне не с кем поговорить.
В первый день я надел свой костюм для первого причастия и черные ботинки; на следующей неделе носил белый костюм, в котором я ходил к первому причастию; потом мне пришлось надеть старый костюм, в котором я ходил в начальную школу, и спортивные туфли.
А другие ученики одеты всегда нарядно и со вкусом. У них кожаные портфели, ручки с золотыми перьями, даже часы!
Рядом со мной сидит на уроках мальчик, который носит браслет. На браслете выгравировано его имя: «Серж». Чистенький мальчик со светлой кожей. И имя у него подходящее для симпатичного мальчика в бархатных штанишках, чесучовой рубашке, коричневых носочках. У него гладкие душистые волосы, расчесанные на косой пробор, и золотые часы на запястье. Куда до него мне, бедному негритенку!
Отец привозит и увозит его на машине. А когда идет дождь, привратник, презирающий меня, любезно держит над ним зонтик, пока он пересекает двор.
Таких в моем классе много, а на переменах они собираются и играют вместе.
Таких, как я, нет совсем. И никто со мной не заговаривает. Вероятно, я им не нравлюсь? Нет, наверное, моя замкнутость и застенчивость кажутся им странными — они-то ведь чувствуют себя в лицее хозяевами. Несомненно, если бы среди них нашелся хотя бы один мальчик, выросший на Негритянской улице, я бы сразу его узнал и подружился бы с ним. Но здесь я чужой.
За весь первый триместр мои отношения с соучениками по классу не изменились.
Я не болтаю в классе. Я не играю на переменках. Я не могу справиться со своей тоской. Я скучаю по Петибургу, по школе, по товарищам. Жаль, что я не учусь на Высших курсах, — там я был бы среди своих.
Зачем я попал в этот лицей?
Моей матери сказали, что, окончив лицей, я смогу поступить в институт и стать потом врачом, адвокатом или инженером, могу даже поехать учиться во Францию. На это же уповал и мосье Рок, выставляя мою кандидатуру на конкурс стипендиатов, но я не уверен, гожусь ли я для такой карьеры. Все эти Сержи — да. А я — нет…
Мое подавленное настроение сказалось на отметках. Только за первый месяц я получил похвальную грамоту.
