Новая Земля - Александр Попов

- Но позвольте, Алексей Иванович, ведь дождь, сырой снег, кругом лужи, грязь, дороги - сплошное месиво. А мы не по воздуху летаем, - возразил Яценко, краснея. Остальные офицеры напряженно молчали. "Не хотят с начальством вздорить, - удовлетворенно подумал капитан Пономарев. - Да и постарше они мальчика Яценко".

- Генералу нет дела до грязи, - притворяясь разгневанным на слова лейтенанта, глухо сказал капитан. - В армии все должно быть перпендикулярным, параллельным и сверкать, как пасхальное яичко. Ясно?

Лейтенант Яценко молчал, прикусив губу.

- Возле машин не должно быть ни одного большого комка, ни одной травинки. Убрать, подмести, выскрести. Уложить аккуратно, - поддел капитан носком сапога телефонные кабели, которые тянулись от станций к командному пункту. - Даю вам, товарищи офицеры, на исправление положения тридцать минут. Царапины на всех машинах должны быть закрашены.

Лейтенант Яценко рассердился и резко сказал:

- Товарищ капитан, я не понимаю, зачем устраивать показуху?

Капитан Пономарев тяжело вздохнул, дружески потрепал за плечо насупившегося взводного.

- Знаю, что показуха, но как быть? Приедет генерал, увидит беспорядки, и начнут нас потом всюду склонять: "Капитан такой-сякой, Яценко такой-растакой". Год или два будут мурыжить. По должности не продвинешься. Поверьте мне, лейтенант - я попадал в такие истории. Не хочу, чтобы вы надолго остались в должности взводного; какой-нибудь штабной генералишка вам вдруг всю обедню испортит, а вам надо расти. Ну, не сердитесь. Постройте свой взвод и дайте задание. Добра вам желаю, поверьте.

Офицеры подали команды строиться своим взводам. Солдаты, выпрыгивая из теплых станций, неохотно сходились, ворчали, огрызались со взводными и сержантами.

- Когда кончится эта идиотская жизнь? - донеслось до капитана Пономарева, но он притворился, будто не услышал.

Солдаты принялись за дело. Махали лопатами, и вскоре пот струйками растекался по ихлицам. Капитан несколько раз взглянул на Салова, - он работал вяло и, кажется, наблюдал за тучами, которые бесконечными колоннами тянулись с севера. Они закрыли солнце, которое успело робко прыснуть на землю лишь горстьтусклых лучей, словно подразнив людей обещанием тепла и света.

К командному пункту подкатила черная "Волга", из нее медленно вылез высокий, сутуловатый генерал лет сорока пяти. Он был из штаба армии, занимался картографией, искренне жалел, что лет десять назад оставил полк, в котором был командиром, и перешел в штаб на чиновничью должность. В район, где проходили учения, он попал случайно, по стечению обстоятельств: генерал, который должен был инспектировать роту Пономарева, заболел, и начальство, не найдя ему замену из специалистов, попросило поприсутствовать на учениях Кравчинского.

Пономарев быстро вышел из теплушки навстречу генералу; разбрызгивая сапогами грязь, строевым шагом направился на доклад. Поскользнулся, чуть было не упал, фигура туго вздрогнула. Доложил четко и громко. Генерал крепко пожал руку капитана, спросил, как себя чувствуют солдаты.

- Прекрасно, товарищ генерал. Готовы к выполнению боевой задачи.

- Очень хорошо. Постройте личный состав.

- Есть!

Через несколько минут солдаты и офицеры стояли в три шеренги перед генералом, на которого было любопытно посмотреть вживе, тем более послушать его.

- Товарищи офицеры и солдаты, - начал генерал, - родина доверила вам сложнейшую боевую технику. Ни одна страна мира не имеет такое совершенное вооружение у своей армии, как у нас, таких дисциплинированных и дружных солдат...

Генерал выступал долго, ему нравилось говорить возвышенно Сначала собравшиеся были напуганы приходом столь необычного гостя, но, слушая его, заскучали. Озябших солдат, наконец, распустили по станциям. Капитан Пономарев случайно встретился взглядом с Саловым, и его неприятно задело унылое, но строгоелицо солдата.

Генерал задержался недолго; уезжая, пообещал капитану, что его рота обязательно будет отмечена. Капитан Пономарев был счастлив: ;Не так уж часто офицеру доводится получить благодарность из штаба армии. Самой армии! От генерала!"

Но в обед к ротному подошел лейтенант Яценко и тихо, как-то виновато сообщил, что рядового Салова нигде нет.

Искали час, два, три. Наступил вечер. Пришлось капитану Пономареву доложить о чрезвычайном происшествии командиру батальона, - в телефонную трубку услышал:

- В твоей роте, Пономарев, черт знает что творится!

Капитан Пономарев с трудом промолчал, сжал губы.

Через сутки об исчезновении солдата уже знали в штабе армии. В полк и в роту капитана Пономарева приезжало несколько комиссий. Вместо благодарности за учение он получил выговор. "Как я зол на этого молокососа! - тяжело думал он. - Я лично верну его в полк и - отдам под суд. Опозорил роту, батальон, полк! А казалось бы, чего ему, паршивцу, не хватало: накормлен, обут, одет, сон восемь часов - все для нормальной жизни. Ну, случались какие-то пустяковые трудности, но не вечно же им быть - каких-то два года. Попадись он мне - выпорю, как отец!"

2

Ночным поездом капитан Пономарев приехал в Нижнеудинск; добрался в потемках до аэропорта, который находился за городом. На дверях вокзала висел большой амбарный замок. С раздражением и досадой узнал, что самолеты в поселки Тофаларии не летают уже два дня, потому что погоды не было. Укутался в плащ-палатку, расположился для сна на скамейке и порой шептал:

- Попадись ты мне, стервец!

Возле вокзала уже было много навесов и палаток; полыхали во тьме костерки; кто-то стал петь, беспорядочно, но звонко наигрывая на гитаре. Капитан Пономарев сказал:

- Эй, хватит возгудать!

- Лежи, мужик, пока лежится, - ответили ему баском.

Он укутался плотнее.

Весь следующий день прошел в томительном ожидании. Снова пришлось заночевать на улице.

Вылететь удалось лишь на четвертые сутки. Рядом с капитаном в самолете сидел низкий молодой тоф по имени Виктор; он возвращался из командировки и часто грустно вздыхал. Капитан был в гражданском костюме, и Виктор, ничего не подозревая, поделился с ним своей бедой:

- Братка мой, Мишка, из армии, змей, убежал, э-хе-хе, то есть... дезертировал. - Капитан понял, что Виктору мучительно неприятно было произнести это слово. - Три дня молотил из-под Кидыма. Только тайгой, на дорогу боялся выходить, поселки обходил. Ел что попало. Неделю назад нарисовался у нас, э-хе-хе. Весь оборванный, босиком, худющий - просто скелет. "Ты чего?" - спрашиваю у него. "Соскучился по вам, братишка, по Говоруше", - и заплакал, дурачок. "Сбежал, что ли?" - "Ага. Не выдержал. Сильно домой тянуло".Эх, дурак! Судить, поди, будут. Дисбат схлопочет. Эх-эх! А ведь я тоже убегал из армии, но боялся - сам возвращался. Тянуло в Говорушу, страсть как тянуло. От тоски все выворачивало внутри...

- Выворачивало у вас! - недовольно сказал капитан Пономарев. Лень-матушка приласкала, вот и бежите. Трудов, испытаний боитесь.

Виктор, зачем-то прижмурившись, внимательно посмотрел на капитана Пономарева, почесал у себя за ухом и как-то буднично, не удивленно произнес:

- Из части вы. За Мишкой, э-хе-хе.

- За Мишкой, за Мишкой, - нахмурил брови капитан Пономарев.

Подлетали к небольшому поселку Говоруше. За иллюминатором широко предстала большая с залысиной гора, которую венчала тонкая скала-палец.

- Стрела Бурхана - тофского бога, - сказал Виктор капитану. - Однажды он разгневался на людей, что много соболя побили, пожадничали, да и пустил в них свою гигантскую стрелу. - Виктор усмехнулся своим смуглым, обветренным лицом: - Промазал старик - три километра до Говоруши не долетела стрела. Теперь торчит, напоминает - не жадничай.

Капитан Пономарев думал, всматриваясь в тайгу и горы: "Экий удивительный народ: я еду арестовывать его родного брата, а он хотя бы чуточку обиделся на меня! Будто бы рад моему приезду. Наивная, святая простота!"

Самолет обогнул залысину и упал в туман темного, широкого ущелья. Пронеслись над крышами поселка и мячиком подскакивали по травянистому узкому полю.

Моторы затихли, пассажиры выбрались на траву. Было холодновато, хотя стоял август. "Глухомань, - подумал капитан Пономарев, разминая ноги и озираясь. - Медвежий угол".Взгляд сразу выхватил две серые скалистые горы, которые круто уходили к небу, и они так велики, что на четверть закрывали собою небосвод. Под обрывом по валунам и галечнику неслась река Говоруша, и казалось, что она действительно говорила, очень быстро, спешно, неразборчиво. Река пенилась, круговертилась на глубинках и вскоре пряталась за ближайшую сопку, словно - отчего-то подумалось капитану Пономареву обиделась, что люди не поняли ее говора.

Аэропортом - или вокзалом - была большая бревенчатая изба с тремя амбарами; в щелистом сарае мерно работал дизель. Холодно было так, что у капитана замерзли руки и по телу прошел озноб. Но капитан восхищен и немного растерян.