Богиня победы - Нина Васильевна Пушкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За несколько лет совершивший головокружительную карьеру от скромного сотрудника Совэкспортхлеба до самоуверенного «хозяина жизни», Эдуард гостиницу выбрал такую, что у Ники аж дух захватило.
Гигантский холл благоухал цветами в огромных вазах и сверкал гигантскими шарами люстр, подвешенных к высокому, почти невидимому потолку. Отливающие серебром скоростные лифты, запечатанные в бело-розовый мрамор, вышколенная обслуга, наперед угадывающая пожелания клиентов, — все это навалилось на девушку ошеломляющим потоком впечатлений. И когда они быстро и бесшумно взлетели на тридцать пятый этаж, Ника словно воспарила: она даже не чувствовала своего тела.
— Ну как? — Вышагивая за боем по устланному богатыми коврами коридору, Эдуард явно наслаждался произведенным эффектом.
Номер с огромными панорамными окнами, выходящими на зелено-голубую гладь океана, был настолько великолепен, что Ника только и нашла сил тихо прошептать:
— Я умираю…
Перед ее глазами еще стояло пьяное, оплывшее лицо Славика, купе грязного поезда на Кисловодск, ужасные катакомбы недостроя, где она готова была проститься с жизнью. А тут!..
Эдик уже раскрыл чемодан, сбросил с себя джинсы, пиджак и вышел к ней в белоснежном халате и плавках:
— Ну что, пойдем окунемся? Чего засиживаться?
— Прямо вот так — в халате? Океан же вон, далеко. — Она указала рукой на изумрудную гладь за окном.
— Какой океан, детка? В бассейн! Здесь прекрасный бассейн прямо на крыше, тебе понравится.
— Ой, а у меня и купальника нет… — приуныла Ника.
— Ну, это мы сейчас решим. С твоей фигурой мы его тебе за пять минут подберем.
Он взял ее за руку, и они спустились на лифте на второй этаж, который сплошь состоял из небольших уютных ресторанов.
— Это японский, тут суши-сашими подают, — с удовольствием играл роль гида Эдуард (он так и пошел в халате). — А тут китайский. Кстати, очень неплохой. Южнокитайская кухня, — почему-то доверительно сообщил он ей, и Ника подумала, что там, в Южном Китае, наверное, кормят чем-то совершенно особенным. — А вот и индийский, тоже ничего, но кухня островата, на любителя.
Вслед за ресторанами пошли небольшие, но явно недешевые магазины с богато оформленными витринами.
— А вот и то, что мы ищем, — произнес Эдик, войдя внутрь одного из них и жестом подзывая к себе продавщицу.
— Я сейчас запутаюсь, здесь так всего много, — растерялась Ника, завороженно блуждая взглядом по разноцветному великолепию.
— А ты возьми сразу три-четыре купальника разных, будешь надевать их по настроению. Ты давай меряй, а я вот там, у барной стойки, пивка попью. Тут, конечно, оно не такое, как в Бельгии, но по жаре сойдет.
Он вышел из магазинчика, и продавщица начала радостно щебетать что-то на своем сингапурском английском, который Ника еще не вполне понимала.
В Сингапуре жили китайцы, малайцы, индийцы, индонезийцы, и все они говорили на смеси английского со своим родным языком. Разобрать это без привычки было невозможно. Пока что Никино чуткое к языкам ухо уловило только одно: от английского они оставляли первую часть слова, а остальное — на птичьем. «Гуде» означало «Гуд дэй», «най» означало «найс» — красиво, «рай» означало «райе», то есть рис.
Ника сделала движение к стеллажам, чтобы самой снять пару купальников и отправиться с ними в примерочную. Но проворная продавщица, улыбаясь и беспрестанно что-то рассказывая, в две секунды собрала с вешалок почти половину своего магазинчика и всю эту цветную груду свалила в огромную корзину. Не переставая улыбаться, она потащила корзину в примерочную, приглашая Нику следовать за ней.
Поначалу Ника решила ограничиться покупкой бирюзового и черного купальников, но затем соблазнилась другими, необычно ярких расцветок, а заодно и парео, которые только входили в моду. Нике все эти вещицы казались настоящими произведениями искусства: таких сочных и неожиданно гармоничных в своем контрасте расцветок в России она не видела.
Мозг Ники просто взрывался, глаза разбегались — сделать выбор было практически невозможно. Да еще и продавщица беспрестанно всплескивала своими маленькими смуглыми ручками и повторяла на все лады: «Най, най! Бьюти!»
«Ну, в конце концов, возьму вот эти четыре, как и советовал Эдуард», — решилась Ника. И, тряхнув белокурой головой, передала продавщице выбранные купальники. Потом она вышла из магазинчика и помахала Эдуарду рукой.
— Чек запишите на номер, — сказал Эдик, забирая пакеты. — Вот тебе ключ от номера, переодевайся, халат накинь, а я поеду сразу наверх. Это последний этаж, не ошибешься, — улыбнулся он Нике.
Оставшись одна, Ника вытряхнула все из пакета и счастливо зарылась лицом в вещицы. Настоящее женское богатство! Вертясь перед гигантским зеркалом, она долго не могла решить, какой купальник надеть. Нравились все, но во всех сразу выйти не получалось. В итоге она выбрала тот, который приглянулся ей сразу, — цвета персидской бирюзы. Она с детства помнила и любила этот цвет — по крупному камню в кольце, которое носила мама.
Быстро простирнув нижнюю часть купальника, Ника натянула его, даже не став сушить. Воздух был влажным и жарким, и ей больше всего хотелось побыстрее оказаться в прохладной воде.
Накинув халат, она независимым шагом дошла до лифта, поднялась на последний этаж и, шагнув на залитую солнцем террасу, остолбенела: ожидала увидеть небо, а на нее сияющими окнами смотрели стеклянные небоскребы, между которыми блестело длинное зеркало голубого бассейна. Казалось, до зданий можно было доплыть и потрогать руками блестящие, словно мокрые, стекла. Это зрелище настолько ее потрясло, что она даже забыла об Эдике. А тот, боясь вспугнуть чудо, молча любовался стройной фигуркой. Застывшая на краю бассейна Ника казалась естественным украшением среди этого высокотехнологичного мира. Взгляд Эдика отмечал все, вплоть до шрама на ее ноге, чуть пониже колена, похожего на таинственный, размытый иероглиф. Впрочем, он ее абсолютно не портил — наоборот, придавал некий шарм. «Шарм шрама», — почти стихами подумал Эдик, не в силах оторваться от созерцания неожиданно свалившегося на него совершенства.
— Ну что, красотка неземная? Окунемся? — хрипло предложил он, стряхивая остатки наваждения.
— Да, только… Дайте мне налюбоваться этим чудом, — сказала Ника тихо, будто самой себе.
Эдик давно не встречал столь открытого проявления эмоций: его прежние подружки обычно делали вид, что все принадлежит им по праву. Слоганы из глянцевых журналов «Люби себя, чтобы быть любимой другими», «Весь мир у твоих ног» и прочие в том же духе уничтожали индивидуальность. Начитавшись этой ерунды, девушки выходили в мир, словно сделанные под копирку. Увидев что-то удивительное, в лучшем случае они округляли ротик в коротком «Вау!», заимствованном из американских фильмов. Они
