Таймыр - край мой северный - Н. Урванцев

Упавшая до межени вода обнажила обширные береговые яры, представлявшие прекрасный материал для изучения новейшей (четвертичной) геологической истории края. Везде присутствовали ледниковые валунные суглинки с валунами гранитов и гнейсов, Попадались также песчано-глинистые слои, переполненные раковинами морских моллюсков; глины и пески без раковин с галькой речного происхождения. В них встречались даже целые пни лиственниц с корнями, обломки берез с еще сохранившейся корой свидетельствовавшие о более теплом в то время климате. Валунные суглинки в одних местах подстилались песчано-глинистыми морскими отложениями, в других же, наоборот, налегали на них. Только в одном месте, в десяти километрах выше дельты, удалось наблюдать полный разрез, где присутствовали оба горизонта валунных суглинков, разделенные слоем чистых и иловатых песков с раковинами моллюсков, многие виды которых живут в северных морях и сейчас.

Следовало бы заняться этим поподробнее, но времени оставалось мало, начались ночные заморозки. Утром 24 августа термометр показал даже восемь градусов мороза. Лужи и мелкие озерки покрывались льдом. Надо было спешить, иначе могли застрять со шлюпкой. К Горбите подошли 28 августа и начали по нем подниматься. Какая же разница с тем, что было весной! Теперь это речка 10 — 15-метровой ширины в глинистых отмелых берегах. Сначала глубины позволяли идти на шлюпке, но потом пошли перекаты. Пришлось срочно шлюпку разгрузить, все имущество переложить в лодку, а шлюпку взять на буксир. У устья реки Волчьей мы были вынуждены кое-где тащить лодку бечевой, а сами идти вброд. Все же, в конце концов, весь груз, в том числе и шлюпку удалось дотянуть до базы, куда попали 1 сентября. Теперь надо ждать Иванова дня, когда придет за нами с оленями Максим.

Пока, пользуясь хорошей погодой, решил осмотреть береговые яры на Горбите и Волчьей, где есть обнажения четвертичной пород: глин, песков, озерных и морских осадков с раковинами Суглинки и здесь содержали валуны гранитов и гнейсов, а пески с морскими раковинами налегали на них. Это позволяло сделать вывод о том, что в недавнее, четвертичное, время оледенение на Таймыре происходило дважды. Первое, самое крупное, охватывало весь район Бырранга и распространялось далеко на юг, до района Норильска и еще дальше, поскольку и там встречались гнейсовые и гранитные валуны. Второе оледенение было значительно слабее. За пределы Бырранга, на юг, оно зашло не более чем на 100 — 150 километров. Свидетельство тому — отсутствие на Горбите верхнего горизонта суглинков с валунами. Оледенение сменялось вторжениями моря, происходившими дважды, после каждого ледникового периода. Это и понятно, так как громадные массы льда толщиной в тысячи метров своею тяжестью прогибали земную кору и вызывали вторжение моря. За последним оледенением следовала эпоха значительного потепления, когда древесная растительность распространялась далеко на север. Лиственничные и березовые леса тогда доходили до гор Бырранга, а стада мамонтов бродили по всему Таймыру, вплоть до побережья.

Вскоре холодная, с ночными заморозками погода сменилась потеплением. Выпавший было снег стаял. Изредка шел дождь. Наконец 11 сентября налегке приехал Максим Поротов. Он сообщил, что стоит со всем стадом в верховьях Горбиты, километрах в 25 отсюда, и аргишить на юг, к Хатангскому тракту, будет только после того, как установится санный путь. Летом он кочевал к Таймырскому озеру, так как здесь было жарко, комары и оводы донимали оленей. И хотя весенний отел прошел хорошо, гибели телят почти не было, но жаркая погода сильно изнуряла оленей. Много их переболело "копыткой", болезнью, когда израненные на каменистой щебенке и сучьях ступни оленей начинали воспаляться и гноиться. Олень хромал, плохо кормился, худел и даже погибал. Вот почему Максиму пришлось откочевать к северу.

Пользуясь временем, шлюпку просушили, разобрали и увязали на нартах для предстоящей дороги. Лодку решили оставить здесь. Ее вытащили, подремонтировали и уложили на высоком месте вверх днищем. Затем я принялся за составление отчета и вычерчивание геологической карты нашей экспедиции. Я указал на ней направления ледниковых борозд, которые видел на отполированных льдом скалах в верховье Верхней Таймыры, на Горбите, Ногате, озере Таймыр и в Таймырском заливе. Указанные направления сошлись веером не на побережье, а севернее, в архипелаге Норденшельда, где к западу от Таймырского залива сейчас лежит группа низких каменных островов. Значит, в ледниковую эпоху здесь располагались высшие точки Таймыра — горы, откуда ледниковые потоки растекались далеко на юг. Это был такой же гигантский ледниковый покров, какой существовал тогда на севере Европейской России, Скандинавии, Америки. Гигантская ледниковая шапка прикрывала всю верхнюю часть северного полушария.

Горы Бырранга на карте предстали перед нами как весьма сложное геологическое сооружение, архитектоника которого намечена лишь в общих чертах. И хотя обследовать их удалось только по Пясине и Таймыре, но и этого оказалось достаточно, чтобы утверждать, что по размерам и сложности строения они не уступали Кавказу, Алтаю и другим крупным горным системам.

В южной части гор Бырранга оказались те же породы и полезные ископаемые, что и в Норильском районе, но складчатость здесь была выражена гораздо интенсивнее. Северную часть можно было сравнивать с центральными зонами Урала и Алтая.

Основные наблюдения и выводы, полученные нами ранее, находят все большее подтверждение в настоящее время. В районе озера Энгельгардт и по Пясине сейчас выявлены крупные месторождения каменного угля высокого качества, в верховьях бассейна реки Верхней Таймыры и по реке Тарее — медно-никелевые руды норильского типа, на побережье — слюдяные и керамические пегматитовые жилы, признаки золота и других полезных ископаемых. Промышленное развитие Северного Таймыра теперь не вызывает сомнения.

Ко второй половине сентября пасмурная с оттепелями погода сменилась, наконец, ясной и морозной, но снега еще не было. Зато каждую ночь земля и все предметы покрывались снежной изморозью. Гуси уже улетели, да и куропатки в зимнем оперении собирались в стаи для кочевки на юг к границе леса, туда, где были кустарники, почками которых птицы питались. Реки Горбита и Волчья стали. За одну ночь лед намерз до трех сантиметров, и мы теперь занимались подледным ловом рыбы. Ловили чиров, сигов, муксунов. Попадались и налимы, но мы их отпускали назад. На Таймыре, да и вообще на Севере, налим и щука не считались за рыбу, годную в пищу, ими кормят только собак. Приезжаешь в чум к рыбаку и спрашиваешь: "Рыба есть?" Тебе отвечают: "Нет, рыбы нет, щука есть".