Таймыр - край мой северный - Н. Урванцев

Ко второй половине сентября пасмурная с оттепелями погода сменилась, наконец, ясной и морозной, но снега еще не было. Зато каждую ночь земля и все предметы покрывались снежной изморозью. Гуси уже улетели, да и куропатки в зимнем оперении собирались в стаи для кочевки на юг к границе леса, туда, где были кустарники, почками которых птицы питались. Реки Горбита и Волчья стали. За одну ночь лед намерз до трех сантиметров, и мы теперь занимались подледным ловом рыбы. Ловили чиров, сигов, муксунов. Попадались и налимы, но мы их отпускали назад. На Таймыре, да и вообще на Севере, налим и щука не считались за рыбу, годную в пищу, ими кормят только собак. Приезжаешь в чум к рыбаку и спрашиваешь: "Рыба есть?" Тебе отвечают: "Нет, рыбы нет, щука есть".

В ожидании прибытия Максима мы все собрали и упаковали. Но вот погода опять резко изменилась. Потеплело, снег таял, временами моросил дождь и даже на реке, на льду, появились лужи. Ставить и вытаскивать сети ходили вдвоем и даже втроем. Один стоял на берегу с бухтой веревки, готовый бросить ее, если рыбак провалится. Нам рассказали о, трагической гибели двух русских: заведующего факторией и счетовода на станке Авам. Они, одевшись потеплее в меховые малицы, пошли ставить сети на реку, сразу после ее ледостава. Вместе вышли на тонкий лед и провалились, на берегу никого не было, чтобы оказать помощь, и оба погибли. Толстая неуклюжая одежда быстро утянула их на дно. Якуты с волнением рассказывали нам, как их потом нашли. Сквозь тонкий лед было видно, как погибшие, пытаясь выплыть, выгребали, да так и застыли на корточках с разведенными руками.

С начала октября опять наступила ясная, морозная погода. Снега еще не было, зато иней каждую ночь садился густо. На целый месяц позднее намеченного срока, 12 октября, наконец пришел Максим с оленями. Все оставшееся имущество сложили в доме. Следуя традиции Севера, оставили дрова, спички, свечи, сухари, сушки, чайник. Нефти в бочке оставили почти половину, ее подкатили к дому, а бак у печки заполнили до верху, чтобы можно было сразу затопить. Написали записку, сообщили, кто мы такие, когда и куда уехали и откуда прибыли.

Затем быстро подпрягли оленей и, простившись с гостеприимным домиком, тронулись в обратный путь. Караван теперь был небольшой: три нарты со шлюпкой, две — с имуществом и с инструментами Беспалова, двое санок с людьми. Сытые олени бежали быстро, и к вечеру мы уже были у Максима, в верховьях Горбиты, откуда сразу же, не мешкая, всем караваном тронулись к Дудыпте, где располагалось основное летовье Поротовых. Дальше можно было следовать двумя путями: или по Хатангскому тракту, или севернее, вдоль Дудыпты. Этот путь для меня интереснее. Он позволит выяснить, как проходит граница более позднего оледенения, спускавшегося со Среднесибирского плоскогорья.

Идем медленно несколько южнее Дудыпты, примерно вдоль границы лесной растительности, которая то вдавалась по долинам рек на север, то отступала по водоразделам на юг. Рельеф местности весьма своеобразен: замкнуто-холмистый, с разнообразными по размеру и форме озерами, лежащими во впадинах между возвышенностями. Попадались крупные гряды высотой до 100 метров и более. Одна из них, Ушканий Камень, тянулась километров на 50 с востока на запад. Поверхность таких гряд покрыта россыпью валунов — базальтов и известняков, — подчас довольно крупных, размером до полуметра в диаметре.

В Дудинку вернулись 13 ноября, пропутешествовав почти год. Сделав доклад о работе в исполкоме и ознакомившись с делами в Норильском районе, мы выехали 18 ноября в Красноярск. Решили ехать втроем, тем более что багажа у нас было немного: коллекции горных пород и личные вещи. До Потаповска нас "подбросили" знакомые долганы с Часовни, а там, говорили они, тоже есть олени. В Игарке, где мы с оленей перешли на лошадей, пришлось задержаться на несколько дней.

Игарская протока — рукав правого берега Енисея против селения Игарка — при поисках еще в прошлом году удобного места для строительства морского порта оказалась очень глубокой и вполне доступной для морских судов. Верхняя ее часть была защищена от ледохода и потому безопасна для зимнего отстоя судов. Фарватер по Енисею настолько глубок, что по нему могли подниматься морские суда почти любой осадки. Здесь, на правом высоком берегу Енисея, уже выстроили несколько казарм для рабочих, жилой дом для технического персонала и начали закладывать фундамент лесопильного завода.

Теперь Игарка — город, крупный морской порт с лесопильным комбинатом, широко известным за рубежом. С Ангары, Подкаменной Тунгуски и Енисея идет снабжение первоклассным лесом.

Распростившись с Игаркой, теперь уже на лошадях, больше пешком, чем в санях, выехали в Красноярск. Дороги еще не наезжены, на Енисее слабый лед, есть полыньи, и их приходится объезжать берегом. Только после Ворогова путь стал лучше. 21 декабря наконец приехали в Красноярск, пробыв в дороге 34 дня.

Пока мои товарищи отправляли груз в Ленинград по железной дороге, я побывал в исполкоме и Комитете Севера, где сделал доклады о своей работе, о жизни кочевого населения и его потребностях, с ростом которых непременно возникнет вопрос о реформе транспорта, где, по-видимому, большую роль суждено сыграть Северному морскому пути.

В Ленинград прибыли в канун Нового года. Таймырское путешествие закончилось. На лошадях, оленях, лодках и пешком преодолено более 8 тысяч километров. Составлена карта пройденной части Таймыра. Выявлена очень сложная и интересная геология гор Бырранга, в южной части весьма сходная с геологией Норильского района. Карты и отчет приняты Ученым советом Геолкома и сданы в печать. Теперь можно подумать и о дальнейшей работе.

Неведомая Северная земля

Наш дом на острове Домашний (Рис. 34) Знак астрономического пункта на мысе Анучина (Рис. 35) У мыса Берга. Вдали виден знак астрономического пункта, поставленный гидрографами в 1913 году (Рис. 36) Определение астрономического пункта (Рис. 37)

О существовании земли к северу от Таймыра предполагали давно. Еще в XVI–XVII веках промысловики из города Мангазеи по рекам Енисею, Пясине и Хатанге проникали далеко в глубь Таймыра, вплоть до побережья. По их "скаскам" была составлена карта, попавшая в руки жившего в Москве голландского купца Исаака Мессы. Он опубликовал ее в Амстердаме под своим именем. На этой карте была показана земля, лежащая к северу от Таймыра. Слышал о ней и участник Великой Северной экспедиции штурман Семен Челюскин. Весной 1742 года, огибая на собаках северную оконечность Таймыра, он пытался пройти дальше к северу, но этому помешали тяжелые льды. В 1869 году житель Туруханска П.Третьяков писал: "По рассказам енисейских промышленников к северу от Таймыра есть иная земля, откуда на материк приходят песцы и медведи". В 1878 году шведский арктический путешественник А.Э.Норденшельд во время стоянки судна "Вега" у мыса Челюскин видел летевшую с севера стаю гусей. Это дало ему основание предположить, что гуси летели с какой-то неизвестной земли, расположенной к северу от его стоянки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});