Перфундере - Екатерина Анатольевна Троу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 6
Воспоминания
Тусклое, одностороннее освещение проезжей части. Белесый налёт химикатов сползает с поребриков, вдоль которых тонким ручейком струится дождевая вода. Кому-то сегодня не повезло, у кого-то сегодня нет крыши над головой по разным обстоятельствам. Банкротство, предательство, мошенничество. Много ли терминологии надо, чтобы описать способы уничтожения человеческой жизни? Совсем нет. Но мы здесь не потому, что нам негде ночевать этой ночью. Мы здесь потому, что не можем смириться.
Треск скотча. Йон заклеивает вторую штанину ещё одним слоем, на всякий случай. Кислотный дождь – коварная штука, которая не прощает ошибок. Мы знаем об этом не понаслышке, поэтому с двойными вниманием проверяем свою самодельную амуницию – по сути, костюмы уличных уборщиков, укреплённые подручными средствами. Мы не говорим, просто киваем друг другу и поднимаем дверь кузова. В нос тут же ударяет едкий, сладковатый запах фенола. Для нас это значит только одно – ветер дует с северной стороны. Мы берём рюкзаки, зонты и спрыгиваем на асфальт, разбрасывая в стороны мелкие брызги. Где-то за горизонтом гремит пурпурное небо.
Мы минуем два квартала, на всякий случай заглядывая в закутки и редкие окна, где всё ещё горит тусклый свет. Ненужные, но привычные меры предосторожности. Во время дождя никто не появляется на улице. К тому же, в своей амуниции мы почти сливаемся с асфальтом и стенами домов. Время позднее. В такой час люди либо спят, либо работают. Да и кому вообще придёт в голову глазеть в окно в 73-м районе? Почти абсолютная промзона. Здесь мы чувствуем себя как дома, и не только потому, что частенько работам в этом районе, но и потому, что наш 82-й мало чем отличается от 73-го.
И вот, наконец, оно. Йон выуживает из заднего кармана карту, прикладывает к терминалу и, хвала небесам, мы слышим приветливый писк – красный глазик приобретает успокаивающий, зелёный оттенок. Дальше всё по программе: Йон поднимает затвор гармошкой, я ввожу код сигналки, спрятанный уже с внутренней стороны двери.
–Фонари у тебя.
Я достаю из рюкзака пару диодных фонарей. Темноту тут же пронзают два ярких луча.
–Я – направо, ты – налево, – говорит Йон. Мы расходимся в разные концы огромного складского помещения.
Бесконечные палеты с различным грузом. Есть здесь и бесполезные вещи: полиэтилены, сетки, пластиковые заготовки, стройматериалы. Я поднимаю брезентовый полог очередного тюка, и снова ничего. Оно и не удивительно, ведь такие вещи редко хранятся у входа. Я возвращаю покрытие в прежнее положение и перехожу к следующему палету. Слышу, как Йон делает то же самое. Так проходит 20-30 минут. Сложно судить о времени, когда все твои рецепторы находятся на пределе. Может, прошёл даже час, пока наконец… бинго! Я подаю сигнал: три щелчка, три вспышки фонарика в потолок. Луч света упирается в низкий свод. Я слышу, как замирает Йон, а через пару секунд – начинает двигаться в мою сторону.
–Молодец, Свен, – кивает он, снимая с плеч пустой рюкзак.
Этот момент торжества всегда доставляет мне истинное удовольствие. Лучше него – только успешное завершение вылазки. Отточенными движениями мы под завязку набиваем наши большие рюкзаки респираторами и запасными фильтрами. В другой день мы бы уже двинули к выходу. Но только не сегодня. Где-то здесь должна быть припрятана целая партия «золотых слитков» нашей эпохи – баллонов с воздухом.
Время идёт. Мы вновь разбредаемся по зданию, теперь уже нагруженные бесценной добычей. Мы не можем её оставить, ведь, как известно, в любой момент может запахнуть жареным.
Ряды палетов ведут меня в тёмное нутро здания. Здесь пахнет сыростью и плесенью. Иногда, замирая и прислушиваясь, я улавливаю нестройные марши тараканов в некоторых тюках. Но иногда мир внутри этого бетонного короба точно замирает. В такие минуты я не слышу даже шагов Йона. Эти мгновения – самые страшные. Хорошо, что это только мгновения.
Я иду дальше. Лицо улавливает ветерок. Странно. Я возвращаюсь на то же место, поворачиваю, ощупывая светом фонарика потолок и стены. Тонкая лента сквозняка снова касается моего лица. Я двигаюсь навстречу источнику. И тут я понимаю, что помещение это – не просто бетонный короб. Понимаю я это в тот момент, когда вижу перед собой ещё один отсек. Помещение намного меньше и не такое загруженное. Но в глубине его. Да, кажется, я не ошибаюсь. Кажется, это…
И тогда раздаётся щелчок. Второй. Третий… Четвёртый. И свет тут же гаснет. Внутри всё точно обмирает. Я отдираю конечности от пола и выскакиваю в основное помещение, прикрыв фонарь. Ничего не понимаю. Нахожу тюк повыше, взбираюсь на него, с ужасом ощущая движение под брезентом. Но сейчас не до того. Я всматриваюсь в темноту. Ничего. Тогда я моргаю фонарём в потолок, один раз. Йон с другого конца помещения отвечает мне тем же.
Тяжело бежать бесшумно в полной темноте, да ещё и с тяжёлым рюкзаком на закорках, но другого выхода нет. Я продвигаюсь полушагом – полубегом, пытаясь не забыть, с какой стороны я видела свет фонаря Йона. Бегу 10, 20, 40 секунд, и внезапно тишину взрезает треск: гаражная дверь склада ползёт вверх, а из-под неё, чуть пригнувшись, появляется человек. Огромное пятно света от фонаря охранника тут же начинает метаться по помещению. Я падаю лицом в пол, стараясь дышать через раз. Луч света пробегает по стенам, палетам и полоткам, выхватывая из мрака бесформенные тени различных грузов.
В такую минуту самая незначительная мелочь может спасти или погубить. Та ночь была живым доказательством теории Эффекта бабочки. Жаль только что именно мы были экспонатами для наглядной демонстрации.
Я слышу звук. Сначала то было едва уловимое скольжение, однако оно становилось громче. Что-то катилось, что-то прямо со стороны…
Бах! Одиночный выстрел раздался гулким эхом. Глухой, тяжёлый удар. А колёсики всё вращаются. Я поднимаюсь под защитой тюка с грузом и что есть силы бросаю свой фонарь в противоположную сторону. Грохот от его падения примораживает ЧОПа к стене. Нутром чувствую, как
