Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Для вас, Барбар, нет ничего святого. Ни воинской дружбы, ни сыновних чувств, наверно. А уж о высоких узах, что некогда связывали благородного Тристана с прекрасной Изольдой, вы не имеете никакого понятия, клянусь мечом моего давнего друга Ричарда Львиное Сердце, – произнёс рыцарь Джон и покачал головой осуждающе.
Слова рыцаря Джона почему-то задели Барбара на этот раз. И, никогда не лазивший за словом в карман, он не нашёл, что ответить сразу.
– А вы!.. А вы!.. – забормотал Барбар, придя в ярость. – А вы бы молчали со своей трёх…
– Сэр, вы что сказали? – прорычал рыцарь Джон. Ему никогда не хватало терпения выслушать оскорбление до конца; его густые рыжие брови переломились, точно молнии.
– А то, что вы слышали, – продолжал петушиться Барбар, и откуда только у него взялась храбрость.
– Ну, ну, успокойтесь! Вы оба такие сильные, вы оба такие храбрые, – сказал Петенька.
– О благородстве, там, о дружбе – ладно. А чего он о моих сыновних чувствах? Вы ещё не знаете, какой я примерный сын.
– Давайте поищем хорошенько. Может, попадётся что-нибудь ещё, – предложил Петенька, стараясь отвлечь внимание враждующих сторон.
И стороны с радостью согласились. Барбар, что ни говори, побаивался рыцаря. А сэр Джон был отходчивым, добрым мужчиной и не любил ссориться долго.
Вторая эскадра развила бурную деятельность, кропотливо обшарила всё пространство вокруг Большой и Малой Медведицы, но оно оказалось совершенно безлюдным. Даже исчезли рейсовые пассажирские и грузовые звездолёты. Видимо, командирам стало известно, что здесь возникла зона приключений, и они специально изменили свой маршрут.
– Сэр Петенька, не забудьте знак, оставленный вашей дамой, – напомнил рыцарь Джон, протягивая штурману метеорит.
– Так пусть же, – сказал Петенька, – пусть вся Вселенная знает, что мы жених и невеста. Может, больше будет приключений. Ну, лети же!
Петенька размахнулся и запустил метеорит в глубины Вселенной. И метеорит полетел, полетел…
Устав от переживаний, наши герои вернулись в корабль Барбара и сели допивать давно остывший чай. Рыцарь Джон по традиции принялся рассказывать о своих воинских подвигах, но сегодня он повествовал очень вяло, без обычных красок, и его очередная история не вызвала у Петеньки обычного интереса.
– Ну и протрубил трижды в рог… Ну, опустился подъёмный мост, и барон, презренный притеснитель слабых, выехал из замка… Ну, мы пришпорили коней… – бубнил рыцарь Джон нехотя.
– Дальше… дальше-то что? Чем всё это кончилось? – теребил его Барбар, желая как-то развлечься.
А Петенька, облокотившись о стол, смотрел в иллюминатор, в черноту, где поблёскивали одинокие звёзды, думал о Марине, и ему было без неё грустно. И только то его утешало, что, не будь их разлуки, не было бы у него и его товарищей стольких интересных приключений.
– К нам приближается огонёк папиросы, – возвестил, как всегда, зоркий рыцарь Джон, прерывая рассказ и оживляясь.
И только тут Петенька заметил крошечный огонёк, перемещающийся среди неподвижных звёзд. Огонёк быстро приближался, и вскоре можно было разглядеть старуху в платке и цветастом сарафане, облачённую в прозрачный скафандр, похожий на целлофановую упаковку. Старуха сидела верхом на помеле, из прутьев которого било реактивное пламя, озарявшее необычную старуху красноватым светом. Его-то и принял рыцарь Джон за огонёк папиросы.
Старуха заложила лихой вираж и скрылась по ту сторону тарелочки. Петенька обернулся и увидел, что старуха прильнула к окну и теперь всматривается из-под ладони.
– Мама! – с радостным удивлением воскликнул Барбар.
Старуха кивнула, ткнула пальцем в стекло, будто говоря: «Я сейчас», затем скользнула вниз, и в люк звездолёта постучали.
– Войдите! – крикнул Петенька.
Люк отворился, старуха вошла в звездолёт и, остановившись посреди кабины, упёрла в бока руки и бодро спросила:
– Ну как поживаем, молодые люди?
– Это моя мама! Здравствуй, мама! – нежно сказал Барбар.
– Ух, проказник! – ласково пожурила старуха и потрепала покорно склонившуюся голову сына.
После её энергичного жеста случилось нечто странное: густая шевелюра Барбара съехала набок, открыв на всеобщее обозрение тусклую лысину и пару изящных рожек, какие украшают обычно головы маленьких козлят.
Барбар невероятно покраснел, на глазах его выступили слёзы.
– Мама! – сказал он с укором.
И тут рыцарь Джон хлопнул себя по лбу, воскликнув:
– Вспомнил! Так вот где мы встречались! Вы тот самый бес! У вас ещё есть хвост и, наверно, копытца. Ну да! Вы тот самый бес, что выманил меня в космос. И вас я тоже узнал, мамаша!
– Видишь, мама, что ты наделала, – произнёс печально Барбар.
– Ничего, сынок, негоже стесняться, мы, черти, тоже люди, – сказала старуха бодро и без всякого стеснения уселась на стул. Потом она посмотрела на рыцаря Джона и приказала: – А ты, коли нас разоблачил, ступай присмотри за помелом. Привяжи, да покрепче. Оно у меня с норовом.
Не привыкший к такому обращению, рыцарь Джон остолбенел, но потом пробормотал: «Дама просит» – и вышел наружу.
– Этот рыцарь прав, – заявила старуха Петеньке. – У моего сына есть и копытца, и хвост. У нас все мужчины такие, на нашей планете. И мы даже гордимся этим. Раньше мы часто гостили у вас на Земле, всё подшучивали над населением. Теперь неинтересно, все стали дюже грамотными, и наши фокусы не проходят, как прежде. Вчера закрыли последнюю точку на курьих ножках. Вот какие дела, молодой человек.
– Вот вы много летаете. А не встречался вам корабль с пиратами или, скажем, известный астронавт по имени-отчеству Аскольд Витальевич? – поинтересовался Петенька, пользуясь случаем.
– Аскольд Витальич, как же, знаю, – проворчала старуха, всё ещё притворяясь строгой. – Нет, не встречала. Ни пиратов, ни его. Да и далеко-то я не летаю. Так, каботажные рейсы. Вот братец мой джинн, Барбаров дядя, тот бывает везде. С помощью этой самой, как её…
– Нуль-транспортировки, – с сыновним почтением подсказал Барбар; он и так и этак ластился к матери, и Петенька, и вернувшийся рыцарь Джон убедились воочию, какой он на самом деле образцовый сын.
– Вот-вот, сегодня – здесь, завтра – там, – подхватила старуха, становясь словоохотливой. – Он появляется всюду, куда его ни позовут… А зачем вам они – и пираты, и астронавт великий этот? Вы уж простите старуху за любопытство.
Петенька поведал ей о приключениях экипажа «Искателя», и старуха невероятно рассердилась.
– Ну, сын мой с детства баловник. Мы все на планете озорные. А пираты эти ух окаянные! Работать мешают! – закричала старуха, топнув ногой. – Вот что: поехали к нам на Ад. Авось мой братец-джинн поможет!
Минут через пять вторая эскадра перестроилась и последовала за мамой Барбара, которая, сидя на своём реактивном помеле, указывала путь. Дорога прошла без особых происшествий, и корабли благополучно совершили посадку на главном космодроме планеты Ад.
Начальник космодрома, старый чёрт, уже получил предупреждение от Барбаровой матери по телепатическим каналам, и вскоре после кратких формальностей наши путешественники получили по персональной реактивной метле и полетели в дачный посёлок, где проживал джинн, давным-давно прославленный арабскими сказками.
– Эй, кто тут живой? – шутливо позвала ведьма зычным голосом, открывая калитку.
На веранду выглянула совсем юная Баба-яга; на её тоненьких косицах, торчавших в разные стороны, точно бабочки сидели два голубых бантика.
– Ах, тётушка, это вы? – обрадовалась юная Баба-яга. – А дедушка отдыхает. Он только что вернулся со стадиона на Лысой горе. Там, говорят, был такой грандиозный шабаш! С танцами и фейерверком.
– О, кто к нам пришёл?! Чей-то знакомый голос! – послышалось из домика.
И к путешественникам вышел симпатичный, загорелый до черноты мужчина двухметрового роста. В его густой курчавой шевелюре поблёскивала седая паутинка.
– Зачем пожаловали, бездельники? Ну разумеется, что-нибудь построить или перенести? Не так ли? – заворчал он добродушно и предложил располагаться в тенистой беседке.
Сам он уселся на скамейке и забросил ногу за ногу.
– Всё бы тебе ворчать, – сказала его сестра. – Вот уж разошёлся, а у детей совершенно особое дело, тут уж и вправду не обойтись без тебя.
– Ну коли так, я слушаю, – смутился джинн.
Но едва Петенька открыл рот, как с джинном сделалось что-то непонятное. По его телу побежала волнами мелкая дрожь, будто
